Яд или лекарство? Как растения, порошки и таблетки повлияли на историю медицины - Томас Хэджер

далеко и вышедшей из-под контроля.

Лабори объединил две эти идеи. Он рассуждал следующим образом: тревога пациента и его боязнь боли перед операцией вызывают выброс химических веществ в кровь. Затем физический шок от операции выводит этот выброс на новый уровень. Психический стресс и физические реакции связаны.

Так что, возможно, решение заключалось в том, чтобы затормозить этот процесс, ослабив страх перед операцией. Уменьшите страх, снимите тревогу, и вы сможете заблокировать или замедлить химические вещества в крови и не допустить запуска фатального шока.

Но что это за химические вещества? О таких молекулах, как адреналин, было известно очень мало, поскольку они выделялись в очень малых количествах, быстро разбавлялись в крови до почти необнаруживаемых концентраций, а затем полностью исчезали в течение нескольких минут. Об адреналине постепенно узнавали все больше, но это не единственная подобная молекула – были и другие, которые еще предстояло идентифицировать. Лабори прочитал все, что мог, по этой теме, став одним из тех редких хирургов, которые глубоко понимают биохимию и фармакологию, и начал играть с идеями об управлении химическими веществами стресса в организме.

Пациенты стали его подопытными. Когда война закончилась, Лабори все еще находился в Северной Африке. Но теперь его тоска прошла, потому что он занимался своими исследованиями, проверял способы успокоить пациентов и расслабить их перед операциями. Он смешивал различные препараты в химические коктейли, которые должны были снизить уровень тревожности. Найти правильное сочетание ингредиентов было трудно. Врачи прошлого пробовали многое, чтобы успокоить пациентов, – от рюмки виски до снотворного, от морфия до нокаутирующих капель. Но все они, по мнению Лабори, были несовершенны. Все они имели побочные эффекты, некоторые из которых могли быть довольно опасными. Расслабляя пациентов, они ослабляли их. Они усыпляли пациентов. Лабори хотел, чтобы его пациенты были сильными и спокойными, не волновались перед операцией, но не теряли сознания, пока не окажутся на столе.

У греков было слово для того, что искал Лабори: атараксия, психическое состояние человека, который свободен от стресса и беспокойства, но в то же время силен и добродетелен. Он хотел воссоздать атараксию с помощью лекарств. Поэтому продолжал поиски и испытания.

К этому он добавил еще одну идею, возможно, вдохновленную его пребыванием в воде после случая с «Сирокко». Он решил попробовать охладить своих пациентов. Если замедлить их метаболизм, подумал он, то, возможно, удастся ослабить шоковую реакцию. Он впервые применил метод, который назвал «искусственной спячкой», используя лед для охлаждения пациентов наравне с лекарствами.

Этот подход, как писал позже один историк, был откровенно революционным. Другие исследователи шли противоположным путем, пытаясь купировать шок, когда он уже действовал, с помощью уколов адреналина – совершенно неправильное решение, считал Лабори. Он был убежден, что его «искусственная спячка» в сочетании с правильными препаратами сделает свое дело.

RP-4560

К 1950 году Лабори опубликовал в медицинских журналах ряд положительных результатов. Его работа привлекла к нему такое внимание, что начальство решило вызволить его из глуши и привезти в центр всех французских земель – Париж.

Ах, Париж! Париж был целым миром для любого амбициозного француза (или француженки). Он был домом политических лидеров и деловых кругов страны, религиозной элиты и военных, лучших писателей, композиторов и художников, лучшего университета страны («Сорбонна») и ведущих интеллектуалов (Французская академия), самых прекрасных зданий и самой красивой музыки, моды и еды, лучших библиотек и исследовательских центров, музеев и учебных центров. Если вы были французом и пионером своей области, ваше сердце жаждало должности в Париже.

И вот Лабори приехал. Его перевели в самый престижный военный госпиталь страны, Валь-де-Грас, всего в нескольких кварталах от «Сорбонны». Там, имея доступ к широкому кругу экспертов и гораздо большие ресурсы, он углубил свои изыскания.

Ему был нужен специалист по лекарствам, и он нашел его в лице увлеченного исследователя по имени Пьер Гугенар. Лабори и Гугенар принялись за работу, совершенствуя технику «искусственной спячки», сочетавшуюся со смесями из атропина, прокаина, кураре, различных опиоидов и снотворных препаратов.

Их заинтересовало еще одно химическое вещество, выделяемое организмом в ответ на травму, – гистамин. Гистамин участвует в самых разных процессах в организме – они выделяются не только в результате травмы, но и участвуют в аллергических реакциях, возникают при укачивании и стрессе. Возможно, гистамин играл определенную роль в шоковой реакции.

Лабори добавил в свой коктейль еще один ингредиент: антигистаминный препарат, новый вид лекарств, который в то время интенсивно разрабатывался для лечения аллергии. И вот тут-то все стало еще интереснее.

Антигистамины представляли собой новое большое семейство чудодейственных препаратов. Они воздействовали на все – от сенной лихорадки до морской болезни, от обычной простуды до болезни Паркинсона. Компании по производству лекарств лихорадочно работали, пытаясь разобраться во всем этом и создать версии, которые можно было бы запатентовать.

Но, как и у всех лекарств, у них были и побочные эффекты. Один из них был особенно тревожным, когда дело дошло до продажи. Антигистаминные препараты часто вызывали то, что один наблюдатель назвал «настораживающей сонливостью» (до появления современных антигистаминных препаратов, не вызывающих сонливости, оставались десятилетия). Она не была похожа на сонливость, вызываемую седативными и снотворными препаратами. Антигистаминные препараты не замедляли все процессы в организме. Вместо этого они воздействовали на определенную часть нервной системы: то, что в 1940-х годах врачи называли симпатическими и парасимпатическими нервами (сегодня это вегетативная нервная система). Они составляют фоновую нервную систему организма, отвечают за сигналы и реакции, которые действуют ниже уровня нашего сознания; это нервы, которые помогают регулировать, например, дыхание, пищеварение и сердцебиение. И именно в этих нервах, считал Лабори, заключены секреты шоковой реакции. Ему было нужно лекарство, которое специфически воздействовало бы на нервную систему, не имея при этом сильного влияния на активное сознание. Казалось, антигистамины – это то, что нужно.

Поэтому он и Гугенар начали испытания. Они обнаружили, что добавление подходящей дозы нужного антигистамина за несколько часов до операции приводило к тому, что пациенты, хотя и оставались в сознании, как писал Лабори, «не чувствовали ни боли, ни тревоги и часто не помнили об операции». Дополнительным преимуществом, обнаруженным Лабори, было то, что его пациентам требовалось меньше морфия для обезболивания. Его коктейли, обогащенные антистаминным препаратом, а также «искусственная спячка» приводили к уменьшению операционного шока и снижению смертности.

Но нужно было еще многое сделать. На самом деле ему не нужны были антигистамины в его коктейле, – он не лечил аллергию или укачивание, в конце концов, – ему нужен