Трое с площади Карронад - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Если проржавевший спуск взрывателя не окажется слишком хрупким.
Белая дорога
Потом Славке много ночей подряд будет сниться эта дорога. Светлая, почти белая земля с блестками кремния. Бесконечная дорога, белый бред под палящим солнцем…
Он вышел на эту дорогу не сразу. Сначала был пустырь с колючей травой и сухими раковинами улиток. Они хрустели под кроссовками. Славка решил было спрятать снаряд в этой траве и сбегать за помощью, но на пустыре паслись козы, и, значит, здесь в любую минуту могли появиться люди.
За пустырем тянулись домики и сады окраины. Обходить их пришлось бы очень далеко, и Славка пошел по улице. Он понимал, что делать этого не следует, нужно держаться подальше от людей. Но понимал он и другое: если идти в обход, не доберешься до моря и к вечеру. Тим явно ошибся, когда сказал, что до обрывов полтора километра. Он, видимо, не очень хорошо знал эти места.
К счастью, улица оказалась почти безлюдной. Только дважды промчались навстречу мальчишки-велосипедисты. Славка оба раза каменел от страха, будто встречные люди могли разбудить и встряхнуть снаряд…
Страх был непостоянный: он приходил волнами. Иногда он накрывал Славку с головой — Славка леденел и замирал, и не спасало от холода солнце, которое жгло спину и плечи сквозь темно-синюю рубашку. Казалось, что вот-вот, сию секунду ударит грохот… Потом страх откатывал, и Славка ругал себя трусом, сопляком и нервной барышней. С минуту казалось, что все случившееся — пустяк. Что железная болванка, лежащая в Артемкиных объятиях, не опаснее, чем старинный литой утюг бабы Веры. Но минута проходила, и опять наваливался страх.
Один раз Славка услышал в портфеле тихий, но отчетливый щелчок. Он оцепенел на секунду. Потом осторожно (быстро, но очень осторожно) поставил портфель в дорожную пыль и кинулся в кювет, в жесткую траву. И залег там, прикрыв голову руками.
Хорошо, что никого на улице не было.
Славка полежал, приподнял голову. Портфель стоял посреди улицы, и квадратная физиономия была у него виноватой. Славка понял, что щелкнул язычок разболтанного замка.
После этого страх ушел надолго. Славка даже стал насвистывать. Он спокойно добрался до конца улицы.
И тогда он увидел дорогу.
Узкая, прямая и длинная, она уходила в направлении моря. Но моря Славка не увидел. Дорога шла вверх и словно втыкалась в небо. Нужно было подняться до перевала. С двух сторон дорогу стискивали побеленные каменные заборы. За ними поднимались острые кипарисы. Наверно, там были большие сады.
«А может быть, кладбища. Подходящее место, — подумал Славка и тут же одернул себя: — Не распускайся!»
Он ступил на эту дорогу с твердой белесой землей, почти горячей от солнца. Белый блеск резал глаза. Даже небо теперь было не голубым, а светло-стальным и беспощадным.
От тяжести ныли руки и болели плечи. Славка осторожно перекладывал портфель из руки в руку, но ставить его на дорогу не решался. Не хотел лишних толчков. Портфель приходилось держать на отлете, чтобы жесткая нижняя кромка не чиркала по ноге и чтобы случайно не ударить коленом.
У Славки опять появилась мысль: спрятать портфель в укромном месте и сбегать за кем-нибудь. Но здесь, на дороге, сделать это было нельзя. Ни ямы, ни камня, ни заросшего травой кювета. Ровная твердая земля подходила прямо к белым стенам. У подножия стен росли кустики пыльной травы, но в них не спряталась бы даже улитка.
Дорога была как судьба: не избавишься от груза и никуда не убежишь. В каменных заборах — ни калитки, ни щели, ни выхода в переулок. Оставалось идти вперед, а что впереди — неизвестно. И путь казался бесконечным.
Тогда Славка стал думать, что все равно это кончится. Все равно он выйдет к обрыву и кинет снаряд в воду. И станет хорошо и спокойно. И он побежит к Тиму, чтобы скорее помириться. И Тим скажет: «Ох и натерпелся я из-за тебя, Славка…»
А если не скажет?
Если обида у Тима такая, что он не захочет больше видеть Славку?
Но почему? Тим поймет! Он же справедливый. Он поступил бы так же, как Славка, если бы сам был капитаном.
А что сделал бы тогда Славка? Подчинился бы приказу?
«Я… я не знаю, — подумал Славка. — Да, я, наверно, подчинился бы. Но я извелся бы от страха, думая о Тиме. Я боялся бы сильнее, чем сейчас…»
«А он, думаешь, не боится? Думаешь, ему сейчас легко?»
«Но он меня простит, когда я вернусь…»
«Кто знает… Вот если наоборот, если не вернешься, тогда, конечно, простит. Потому что взрыв — это оправдание…»
При этой мысли Славке стало так жутко, как еще не было. Ему показалось, что все предугадано. С самого начала. С его приезда в Город. И разговоры об Андрюшке Илюхине, и находка на берегу, и эта дорога, с которой не свернешь, — все вело к одному.
«Что будет с мамой, если это случится?»
И мама будто появилась откуда-то и пошла рядом.
«Мама, ты прости. Что я мог сделать?»
А мама молчала и укоряюще смотрела на Славку.
И Славка вдруг сообразил, ч т о надо сделать!
Надо осторожно вынуть снаряд и положить у стены. Кто-нибудь найдет? Пусть. Почему один Славка должен рисковать? Он унес эту страшную игрушку от ребят, он отмерил для себя свою долю риска. Пускай теперь кто-нибудь другой. Он не за себя боится, а за маму.
«У других тоже мамы…»
«Значит, я должен ходить по ниточке, а другие не должны?…»
«Сам взялся…»
«Но я не знал, что это так далеко. И так страшно… Я просто больше не могу».
«Ладно, оставь снаряд… Тим не оставил бы…»
«Это несправедливо. Почему это случилось именно со мной? Я живу здесь всего месяц. Другие целую жизнь живу! и ничего…»
«Значит, это н е т в о й Город?»
— Будь ты проклят, гадина такая, — шепотом сказал снаряду Славка, уже не думая, что снаряд может отомстить.
И будто от этих слов дорога кончилась.
Славка оказался на перекрестке. Впереди была обычная улица окраины, черепичные крыши, а за крышами плавилось под солнцем море. И опять рванулся с моря плотный теплый ветер.
— …Слава! Семибратов!
Он даже не удивился. Он только обрадовался. К нему торопливо шла Любка Потапенко.
— Семибратов! Ты что здесь делаешь?
— А ты? — глупо спросил Славка и очень мягко поставил портфель на каменный тротуар. Она улыбалась.
— Я же тебе говорила: у меня здесь бабушка живет. На улице Морских пехотинцев.
Славка не помнил такого разговора. Но какая разница? Главное, что все теперь будет просто. Главное, что не надо двигаться с места.
— Любка, — быстро сказал Славка. — Здесь есть где-нибудь военная часть?
У нее широко распахнулись глаза.
— Тебе зачем?
— Ты не спрашивай. Скажи — есть?
— Военная тайна, да?
— Да скорее же…
Она капризно пожала плечами.
— Подумаешь, какой нервный. Вон, через дорогу посмотри, там проходная.
И Славка увидел. Там опять была белая стена, но не такая глухая, как у дороги. В нее была встроена проходная будка, а рядом виднелись решетчатые ворота со звездами и якорями. У зеленой двери стоял часовой в черной форме морского пехотинца.
«Вот и все», — подумал Славка. И нетерпеливо сказал:
— Потапенко, сходи к ним, позови кого-нибудь из военных. Пожалуйста.
— Зачем?
— Очень надо.
— Сперва скажи. Было не до споров.
— Люба, — сказал Славка, — позови, пожалуйста. У меня в портфеле неразорвавшийся снаряд.
Она еще обиделась, дура:
— Ты что меня разыгрываешь? У тебя там Артемка. Вон из дыры лапа торчит!
В самом деле, внизу из портфеля торчала Артемкина лапа в зеленой штанине.
— Артемка на дне, а сверху снаряд. Честное слово.
Любой нормальный человек сразу кинулся бы к проходной.
Но Любка прижала к щекам ладони, приоткрыла рот и шепотом спросила:
— Правда, Слава? Покажи…
— Ну какая же ты безмозглая! — с отчаянием сказал Славка. — Тогда отойди! Отойди на сто метров! Ну!!
Он крикнул так, что она отскочила. Конечно, не на сто метров, но довольно далеко.
Славка поднял портфель и перешел дорогу. Сзади раздались тяжелые шаги. Славку обогнал пожилой усатый мичман в голубой куртке. Или, может быть, прапорщик — Славка не знал, какие там звания у морских пехотинцев. В общем, две звездочки на гладком черном погоне. Часовой козырнул. Мичман кивнул и взялся за ручку двери.
— Постойте, — тонким голосом сказал Славка. — У меня важное дело!
Мичман обернулся и удивленно поднял клочкастые седые брови. Придержал дверь.
— Ты к кому? Проходи. Ты сын майора Ковского?
Славка вошел. Он не имел права идти туда со своим грузом, но получилось само собой.
После знойной улицы здесь было прохладно и темно. Славка помигал, разглядел у стены табурет и опустил на него портфель.