Борисов Александр Анатольевич - Александр Борисов

   - Это никуда не годится, - сердито сказал двойник. - Твоя интуиция - это не память о будущем, а черт знает что! Звезды устали тебе помогать. Ты плодишь вероятности как кролик потомство. А все почему? - между нами нарушена межвременная связь, потому что ты все забыл и практически перестал быть Хранителем. Что, скажи мне, мешало тебе вернуться в пещеру и снова пройти обряд посвящения? Не было времени, денег?

   По правде сказать, я хотел, но боялся прикоснуться к своему отражению. Все получилось само собой. Я схватил его за руку, чтобы прервать неприятный для меня монолог и опешил. Нет, эта кукла далеко не из воздуха! Рука была настоящей, по-человечески теплой. Но и это еще не все: она была... как будто моей.

   Блин, как бы это понятнее объяснить? Одно дело, когда ты сам чешешь в своем затылке, и совершенно другое, если там копошится кто-то другой. Организм не обманешь, он всегда различит чужое прикосновение. А тут... я видел его руку, но почти ничего не чувствовал. Как будто сомкнул собственные ладони.

   - Почему ты считаешь, что обратная связь нарушена? - мой голос предательски дрогнул. - Я ведь... тоже читаю твои мысли?

   - Ой, ли?! - хмыкнул мой собеседник. - Откуда ж тогда столько ненужных вопросов? В момент раздвоения что-то твое сразу же отразилось во мне. Я, например, никогда не курил, а здесь...

   - Особо не зверствуй, это сигареты Орелика, - пояснил я на всякий случай, но он не услышал:

   - Обратная связь существует в любом эталонном времени. В любом, кроме твоего. Ты видел меня, видел пещеру, но так и не смог шагнуть на Путь Прави. Дед говорил, что если изменить вероятность...

   - Дед?! - изумился я. - Когда ты последний раз видел его?

   - Не далее чем вчера.

   - Он разве еще жив?

   - В моем времени - да. Ведь войны с Германией не было. Так вот, дед говорил, что если изменить вероятность...

   - Постой! - я снова схватил его за руку. - Мой дед в твоем времени знает, что я существую?

   - Он считает, что ты в одиночку не справишься.

   - Это я-то не справлюсь?! - телячий восторг переполнил мое существо. - Я сделаю все, что ты скажешь: брошу пить, помирюсь с женой, найду нашу пещеру и сам проведу обряд Посвящения. Только... только позволь побывать в твоем времени, и хотя бы разок взглянуть на него!

   - Хорошо! - согласился он. - Мы обсуждали такую возможность. Только это будет не время, а еще одна вероятность при минимуме действующих лиц. А я здесь пока управлюсь и без тебя...

   Глава 18

   Тонкий мир не засунешь в систему координат. В нем нет точек отсчета - только духовные уровни. Первый из них - это Чистилище - детский сад для разумных субстанций, созданных по образцу и подобию Рода. Здесь души умерших отрешаются от земного, привыкают к своей космической сути. Ибо... всему свое время, и время всякой вещи под небом.

   Что может сдержать освобожденный разум? Сила его божественна, безгранична, но еще не имеет вектора. По сути своей он свободен и далек от земных забот. Чтоб удержать его под контролем, нужен какой-то якорь, привычный ориентир. Вот почему душа, отлетающая от тела, связана с ним оковами страха первые девять дней. Здесь все пропитано страхом. Липкое, противное чувство. Очень трудно подняться над ним и сделать решительный шаг к бездне...

   ...Падение было недолгим. Почти мгновенным. Как в детстве полеты во сне. Вздрогнул - не успел испугаться - проснулся. Я шел по пустой гравийной дороге. Под ногами ворочался крупный булыжник. Рокада была еще та - колдобины, бугры да заплаты. Она - то петляла, то резко взбиралась на высокий пригорок, то снова срывалась вниз. У входа в крутой поворот над дорогой нависла скала. Позади, за моею спиной, обрывалась крутая, долгая насыпь. Вокруг ни клочка зелени. Лишь изредка - сухие колючие заросли. Осень. И здесь осень. Над головой небо, цвета дорожной пыли. В нем - свинцовые облака - пузатые, беременные дождем.

   Свое пребывание здесь я принял как должное. Люди не удивляются снам, даже самым невероятным. Они в них живут и принимают это, как данность. Дед говорил, что каждый из нас, как бы он на работе ни вкалывал, наяву отдыхает. Основная нагрузка на мозг ложится во время сна. А когда говорил? В той или этой жизни? Впрочем, какая разница?

   Я огляделся. Местность до боли знакомая. Хожено по этим горам, перехожено! Афганистан. Последний участок трассы перед спуском в долину Пянджа, о котором слагали песни безусые пацаны, у которых потом не слагались взрослые жизни. Поэты сильнее чувствуют фальшь, даже если они не признаны:

   Солнце скалит и скалит   Свой единственный зуб.   Перевалы да скалы,   Да дорога внизу.   Будто выстрелы в спину   Рвутся с неба лучи.   А последняя мина   Затаившись, молчит...

   Простенький дворовый мотив на четыре аккорда "квадратом". Эту песню пел пьяный безногий минер на перроне Витебского вокзала. Я тогда очень спешил, но к черту послал все дела и дослушал ее до конца. Жизнь, по большому счету, и есть бесконечное ожидание.

   Впрочем, уже недолго. Если, конечно, все пойдет так, как когда-то уже было. У поворота меня должна подобрать "БМД" - боевая машина десанта с раненым на броне. У парня контузия, перелом позвоночника, а в нем - очень ценные сведения.

   Я усмехнулся, потому что все помнил и мыслил критически:

   Должна подобрать, если все пойдет так, как когда-то уже было. А если не так? Ведь это не мое время, а всего лишь это одна из его вероятностей, в которой мне разрешили увидеться с дедом. А там, в настоящем, мое тело заперто в тесной каюте. Кажется, так?

   Солнце продралось сквозь плотный кордон туч. Ударило по глазам. В памяти замелькали картинки из каких-то других вероятностей. Информационные смерчи мешали сосредоточиться:

   - Нет, - кричало мое подсознание, - это агония. Мина взорвалась у тебя под ногами. Неужели не помнишь?!

  Ах, да! - ошалевшая память податливо откликнулась болью и четкой картинкой:

   ...Ничего не предвещало беды. Я резал ножом веревки на запястьях спасенных заложников и взрыв под ногами не смог просчитать. Просто не было для этого никаких предпосылок. Вспышка, тупой удар по ногам, запах земли, пропитанной кровью и мгновенный рывок на свидание с вечностью. Мое тело валяется в луже крови на пологой горной вершине. Неужели все настолько серьезно?

   Я попытался вернуться назад, но не смог. Время как будто сошло с ума...

   Видение схлынуло. Сменилось другим. Наконец, в голове прояснилось.

   ...Жрать хотелось по-прежнему. В карманах штормовки я обнаружил всего лишь один сухарь, - кусочек солдатского, черного хлеба, закаленный в походной духовке.

   Нет! - сказал я себе, - так не бывает! Если это действительность, то она не права. Собираясь на караван, я всегда забивал под завязку карманы. Сухарь - второе оружие - незаменимая вещь при восхождениях на вершину. Пока он раскисает во рту, дыхание идет через носоглотку, и не срывается даже при длительных переходах.

   ...Где-то недалеко сердито заворчал двигатель. Заклубилась дорожная пыль. Наконец-то! Только это была совсем другая машина - бортовой "ЗИС" с решетками на стоячих фарах. Надо же, какой раритет!

   - Невозможно дважды войти в одну и ту же реку, - усмехнулся знакомый голос, - даже если это - река времени.

   Я не стал поднимать руку. Понял и так, что это за мной. Пришлось молодецки карабкаться в кузов и трясти там пустыми кишками на ухабах и рытвинах - неизбежных последствиях минной войны. Скамеек в кузове не было. Впрочем, мои попутчики до сих пор обходились и так. Три монолитных фигуры в тяжелых плащах из брезента как будто вросли в борт. Их бесстрастные лица скрывались за глубокими капюшонами.

   С моим появлением, все настороженно смолкли. А ведь только что говорили! От их напряженных поз исходила ненависть - тяжелая, как походный рюкзак. Я это чуял нутром, потому, что узнал этих людей. Только их занесло в этот осенний день совсем из другого прошлого. Тем временем "ЗИС" опустился в долину. Или куда там его занесло?! Пейзажи за бортом менялись настолько стремительно, что голова шла кругом - не грузовик, а машина времени! Будто бы кто-то нетерпеливый перелистывал слайды, проецируя их на серое афганское небо.

   Вот и грустный российский пейзаж: золотое пшеничное поле за околицей деревеньки, невысокий холм у реки да ворота старого кладбища. Один из попутчиков опустил капюшон. Легкий загар, тонкие злые губы, волевой подбородок, еле заметный шрам у виска...

   - Выходи, - тихо сказал Стас, - не задерживай, здесь ожидают только тебя.

   Я спрыгнул на землю. Не подчинился приказу, нет. Просто понял и осознал: так надо.

   Машина ушла. Это было очень некстати. Я не успел попросить прощения у этих ребят. За то, что когда-то хотел их убить, а может быть, даже убил, а может, хотел спасти - да вовремя не успел?