Антихакер - Алексей Сабуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В два часа ночи в четверг Грей перемахнул через забор участка своей цели. За занавешенным окном гостиной работал телевизор, освещая августовскую ночь. Что ж, жертва не спала, с другой стороны, это не могло остановить убийцу. Ждать, пока тот уснет, это риск быть обнаруженным. Его преимущество – это скорость и незаметность. И что может противопоставить колясочник вооруженному опытному киллеру?
Грей обошел дом и, приставив небольшую стремянку, которую он купил вчера на строительном рынке поблизости за наличку, поднялся на уровень окна. Сноровистыми движениями убийца вскрыл окно и, распахнув его, забрался внутрь. Стол и куча компьютерных девайсов указывали, что это рабочий кабинет. Очень удачно. Не придется потом искать. Бесшумно он выскользнул из комнаты и прошел коротким коридорчиком на шум футбольного стадиона и монолог комментатора. Выглянув из-за проема двери, он приятно удивился: диван был так расположен, что зритель сидел спиной к проходу, и затылок приговоренного Марка Озерова был перед ним в трех метрах. Телевизор не был включен громко, но постоянный гам скрывал все мелкие чужие шумы.
Грей снял пистолет с предохранителя. На этот раз это был «ГШ-18» с глушителем. Современный и легкий образец тульской оружейной школы. С каждым пистолетом, конечно, нужна особая сноровка, но попасть в упор можно хоть из трофейного семидесятилетнего браунинга. Слава выбрал этот пистолет сейчас именно из-за самого тихого выстрела. Если повезет, то его не услышат за пределами дома вообще. Он резко вышел из дверного проема, поднимая пистолет в вытянутой руке, быстро приблизился и поднес дуло к затылку на расстоянии пяти сантиметров. Выстрел бахнул как самая огромная хлопушка в Новый год. Если бы кто-то еще был в доме, то он бы подскочил в своей кровати, но за пределами здания на него могли и не обратить внимания. На белой форме футболистов человеческая кровь выделялась особенно красно. Жертва свалилась на диван, перекрашивая светлую бежевую обшивку в грязно-коричневую с абстрактными подтеками.
Грей обошел диван, доставая фотоаппарат. Лобовая часть лица была разворочена вылетевшей пулей. На Славу смотрел изуродованный обломок человеческой головы. Наверное, так и будет выглядеть его ад. Когда все уничтоженные им люди встанут вокруг своими искореженными и полусгнившими телами и будут вечно пытать в стремлении найти отмщение.
Сделав фото, Грей пошел тем же путем, что и пришел – через кабинет. В кабинете он достал из кармана фляжку на двести миллилитров и облил стоящие компьютеры и стол бензином. Щелкнул зажигалкой и бросил на стол. Пламя тут же разбежалось по нему, с аппетитом пожирая все, что на нем лежало, сразу перекинулось на черные корпуса компьютеров. Слава поднялся на подоконник и спустился по подставленной лестнице. Он не заметил какого-то движения в соседних домах. Правильно, третий час ночи – надо спать, завтра на работу. Перемахнул через две ограды, взял припрятанный около забора электросамокат и бесшумно укатил в сторону трассы. Там в незаметном небольшом закутке стоял подержанный «Хендай» с поменянными на случай возможных камер номерами. Он поехал не в сторону Екатеринбурга, а от него, в Дегтярск, где загодя снял квартиру на месяц.
Через неделю Слава улетит в Дубай, чтобы попытаться раскаленным пустынным солнцем согреть холодную пустоту в области сердца.
Часть вторая
Ян
Глава 13
Жизнь юного скрипача в Кемерово начала двухтысячных была похожа на фильм про разведчика в тылу врага. Перед Яном несколько раз в неделю стояла задача перенести донесение в форме скрипичного футляра из штаба в окруженный гарнизон за линией фронта. Роль штаба играла двухкомнатная квартира его семьи, а гарнизон отважно держался в здании музыкальной школы. За территориями этих помещений мальчика могли спасти только продуманный расчет и мимикрия под резидентов этой земли, посыпанной черным углем, как праздничный торт шоколадом. Но, к несчастью, он отличался от местных всем. Копной светлых удлиненных волос, белой чистой рубашкой и отглаженными стрелками брюк, тонкими шеей и пальцами, даже нездешним, почти что вражеским именем.
Имя Ян придумала мама, сама дочка спецпереселенцев из Литвы с польской фамилией Шиманские. Она всеми силами пыталась сохранить свою европейскую эссенцию в самой глубине нищей варварской Азии, хотя родилась уже здесь в угольном крае и ни разу не выбиралась на родину предков. От фамилии отца Яна она снисходительно отказалась. Так что какое-то время Яну Рощину удавалось скрывать в школе родственные связи со странной училкой химии Лаймой Томасовной. Но сущность-то не скрыть.
Когда город сбычился в девяностые, мама отодвинула Рощина-старшего от воспитания ребенка. Бравому шахтеру оставалось только с сочувствием наблюдать, как вместо секции бокса ребенка записали в музыкальную школу, а на его кровную зарплату покупают не баскетбольные кроссовки, а классические туфли.
– Как он в них убегать от школьной шпаны-то будет? – негромко сетовал Боря Рощин на кухне. Но в открытое противостояние не переходил. Понимал превосходство жены в интеллекте и жизненной силе. Уж если та что-то решала, то добивалась. С ним только промашка вышла, незапланированный Ян связал их жизни, почти параллельные до него. Это ж надо залететь с первого секса!
– В школе я найду, как его защитить, а вот если он за тобой на всю жизнь в шахту полезет, как все его одноклассники, это будет намного хуже пары временных синяков, – парировала Лайма, и Боря затыкался. Он погрыз шахтерский уголек сполна – до сухого кашля, посидел на рельсах и вдоволь постучал каской по серым булыжникам Красной площади, требуя зарплату, за которую он и забил свои легкие этой черной пылью. В свои тридцать пять Рощин похоронил уже с десяток ровесников, которых вынесли из заваленных забоев. Нет, не хотел он такой жизни для своего отпрыска.
Вот Ян и ходил со скрипкой в руках, как с миной, готовой в любой момент взорваться вражеским гоготом, ударом или плевком. Хорошо хоть музыкалка была в стороне от средней школы, и ему не приходилось маячить с компрометирующим инструментом на виду одноклассников. Но те все равно видели, что он не подходит им, говорит как будто не по-русски, делает уроки и по-настоящему читает «Кавказского пленника» непонятного Толстого, ну, ладно хоть «Му-му», там хоть придурковатый Герасим. А у Толстого даже поржать не над чем. Да
