Искушение силой (СИ) - "АлеХа"

А раб самостоятельно ничего решать не может и делает то, что ему скажет хозяин. Живёт и работает за еду.

Правда, с рабами Гора обращается не слишком жёстко, не морит их голодом, не издевается. Как шутит его близкий круг — рабом Горы жить легче, чем вольным: не болит голова, где найти еду, не болит голова, где спать и всегда есть безопасная работа.

Сейчас примерно треть людей, проживающих на территории убежища в Снегирях — принадлежат Горе.

Ещё один путь стать рабом — выкупить себя у смерти. А смерть — наказание за любое нападение на представителя администрации убежища. И от тяжести намерений, от применённого при покушении оружия и от обратимости результатов нападения зависит только величина виры — выкупа, которым преступник может купить себе жизнь раба.

Такие рабы обычно шли на самые опасные направления. Они занимались переноской тяжестей за границами стен убежища, разгребали завалы на опасных направлениях. Они работали, подгоняемые стволами застенников и находились под постоянной угрозой быть сожранными искажёнными. Их жизнь была, обычно, тяжёлой, короткой и безрадостной. Но, это была жизнь.

Причём, если обычный раб, ставший имуществом добровольно или за неуплату, может стать вольным, если его кто-то выкупит, то раб, выкупивший себя вирой у смерти вольным стать не может.

Вообще, как рассказывал Семён, убежище в Снегирях славилось своей мягкостью к проживающим в нём людям. По слухам, в других местах жить было дороже, сложнее и опаснее.

Хотя, как говорил Семён, слухам он не верил, но слушал, анализировал и запоминал. Вдруг пригодится. Вот и пригодилось, когда отвечал на мои вопросы обо всех мелочах и жизни вокруг.

Прогоняя эту информацию в голове, я рассматривал Сержанта, напряжённо ожидающего мой ответ. Интересно, что у них там за сокровища такие, раз они считают, что могут откупиться от прямой попытки убийства? И с какого перепуга я должен их отпускать?

Стоп!

Мне это неинтересно! Мне не нужны никакие материальные ценности, никакая жратва, патроны и оружие. Всё, что для них является мерилом ценности, для меня лишь пустой звук. Самым ценным для меня сейчас являются люди.

Подойдут и нелояльно настроенные. Для начала.

Дальше — посмотрим.

На ком-то я должен осознанно провести процедуру переноса сознания в Бездну. Но, на лояльных было бы продуктивнее.

— Скажи мне, Сержант, ради чего вы всё это устроили? — я решился на последнюю попытку наладить с этими самоубийцами хоть какой-то контакт, — ради чего вы поставили свои жизни на кон? Что такого в этом убежище, что оно стоит риска сдохнуть?

— Тебе не понять, — буркнул в ответ Сержант.

— А ты попробуй объясни!

— Ты — одиночка, ты не поймёшь! — скривился как от боли Сержант, — твой поисковик, который забился куда-то в угол и дрожит от страха, он бы понял.

— Ты не прав, Сержант, я не одиночка, — догадаться, на что кивает старик, было несложно, — у меня есть те, о ком я забочусь.

— Тогда зачем глупые вопросы задаёшь?

— Потому что действительно хочу понять! — слегка повысил я голос. Препирания начали мне уже надоедать.

Старик устало выдохнул, закрыл глаза и откинул голову на стену. Молчал он недолго. Хрип лежащего на бетонном полу Коня и тяжёлое дыхание зажатой крепкой рукой Тра Блесны не способствовали философскому молчанию. Я же, дошёл до уроненного Конём стула, поднял его, поправил погнутую ножку, поставил напротив кушетки, на которой сидел Сержант и сел напротив.

— Безопасность, парень, — сдался старик, — чёртова безопасность! Путеводная звезда и грёбаный миф! Мы зубами выгрызаем у судьбы возможность пожить завтра, чтобы уже завтра снова с пеной и яростью выгрызать себе ещё один день. Мы пытаемся выжить под гнётом проклятья, которое сидит на наших плечах и превращает нас в искажённых. Всё просто: если мы окажемся слишком слабыми, мы умрём; если мы станем слишком сильными, мы превратимся в кровожадных монстров. Балансируя, борясь с миром, тварями и самим собой, мы деградируем, мы пожираем сами себя, и только надежда позволяет нам держаться! Надежда на то, что где-то есть место, где всё иначе. Где нет проклятья. Где не нужно выживать. Где можно просто жить, не боясь вдруг осознать себя, пожирающего мозг твоего самого близкого и любимого человека.

Сержант на минуту замолчал, с явно видимым сожалением окинул взглядом медпункт, задержал взгляд на внучке, чуть дольше и с какой-то болью посмотрел на капитана.

— У вас тут спокойно. Тихо. Ничего не давит на сознание. Не гонит в бой. Я даже подумать не мог, что мы несколько недель устраивали охоту в жалких сотнях метров от места, надежда найти которое позволяла нам жить, — в голосе Сержанта появилось злость, — не мудрено, что, найдя, но, не поняв, что именно нашли, у нас сорвало все тормоза!

— Тогда куда вы собирались идти, заплатив виру? — искренне удивился я.

— Никуда, — виновато улыбнулся Сержант, — думал найти место в аномалии, но подальше от вас и зарыться под землю. Жруны тут вялые, неопасные. Жить можно.

— Ясно! Ваша позиция мне понятна. Ваши надежды и чаяния услышаны, причину вашего нападения я понял. Не принял, ни в коем случае, но понял! А это уже немало! — подвёл я итог.

Что с ними делать я уже решил, осталось попытаться сделать это максимально добровольно или, хотя бы добиться того, чтобы хоть кто-то из них добровольно принял моё предложение. Чтобы было что и с чем сравнивать.

— Давайте теперь попытаемся найти выход, который бы устроил нас всех, а не вот это вот, — я чуть изменил голос, подражая интонациям Сержанта, — «вира и мы уходим». Ваша вира меня не интересует.

Блесна попыталась дёрнуться, но Тра не зевала, прижав её сильнее, зашипела в ухо: «не дёргайся, тварь!» и скрежетнула острым кончиком отобранного крюка о бетон рядом с головой пленницы.

Конь лежал неподвижно, всеми силами стараясь не отсвечивать. Ему было хреново, пульс и давление зашкаливали, тремор мышц не оставлял никаких шансов на какую-либо активность в ближайшее время. Но, слушал он жадно и, сам не заметив как, практически перестал хрипеть. Превратился в одно большое ухо.

— Хорошо, что ты хочешь? — спросил Сержант.

Ещё раз прикинул все «за» и «против», я махнул рукой на возможную утечку информации. Договоримся или нет — не будет никакой утечки!

— Мир во всём мире был бы неплох, — улыбнулся я, глядя в донельзя напряжённые глаза Сержанта, — но вы мне тут, пока, не помощники. От вас мне нужны вы сами. Ваше добровольное желание сделать шаг в направлении вашего будущего. Совсем запутал?

— Не то слово! Прямо сектой какой-то пахнуло, — отозвался Сержант.

— Скажи мне, Сержант, насколько вы команда? Насколько вы близки? Ты, Блесна, Конь, готовы ли вы отдать жизнь за то, чтобы хоть кто-то из вас пожил спокойно?

— Готовы! — ответ сержанта последовал мгновенно.

— Ты говоришь за себя или за всех?

— За всех! — хриплым голосом, сорвавшись в кашель, скрутивший его в позу эмбриона, в наш диалог вмешался Конь. Прокашлявшись и с сипением втянув воздух в лёгкие, он ещё раз подтвердил, — Сержант говорит за весь отряд! Его голос — мой голос!

— Отлично! — хлопнул я в ладоши, — тогда вот вам моё предложение! Виру — в задницу. Можете до конца своих дней хранить память о том, насколько вы богаты. Конь — платит за своё нападение жизнью. Собирался забрать чужую жизнь — будь готов отдать свою. Если повезёт, если ты, Конь, умрёшь красиво и удачно, то посмертие у тебя будет быстрое и интересное. Теперь ты, старик! Твоя душа принадлежит мне. Помнишь?

Я разложил монокристаллический кронштейн и совершил пару эволюций смонтированным на нём пулемётом. Сержант как загипнотизированный следил за его движениями.

— Когда я озвучил цену получения этого устройства, что ты сказал? — я кровожадно улыбнулся, выставляя напоказ немного более крупные клыки, и глядя на Сержанта, не отводящего взгляда от оружия, — Ты сказал: «забирай!». Публичная оферта, всё такое. Я бы взял для надёжности, в качестве предоплаты процентов тридцать, но, честно тебе скажу, не самый большой специалист в дроблении души. Поэтому обойдёмся без предоплаты, но, тут уж извини, из других договоров ты выпадаешь автоматически. Тебе больше нечем платить.