Они пришли с войны - Сергей Самаров

Я не мыслил таким образом, не просчитывал ситуацию. Она просчиталась в голове автоматически, с выделением готового вывода о правильных действиях. Я сразу понял, что этому ползуну нельзя позволить встать во весь рост, то есть нельзя закрывать дверцу. И потому, оставив ее полностью распахнутой и во избежание ее сильного повреждения, я шагнул вперед и не наступил, а спрыгнул с ударом каблуком по коленным сухожилиям ползуна. Удар был не слабым и резким. И, как я представлял, очень болезненным. «Ползун» попытался все же встать на четвереньки, неуклюже подобрав ногу и повернувшись ко мне задом, поскольку лежа развернуться он, в силу своего неумения это делать, не смог. Но этим он сам себя жестко «запер» между землей и дверцей. А «запертый» человек, недвижный, не в состоянии сопротивляться. Но ему самому следовало думать, когда полз, в какое положение он попадет. А я, соображая между тем, где я «прокололся», если меня здесь дожидались, дал ползуну сзади увесистый пинок подъемом стопы в пах. Он сразу перестал ломать своей спиной дверцу машины, свалился на бок и зажался, хотя не завизжал кастрированным поросенком, но, наверное, очень хотел завизжать именно так. Между тем я вспомнил, что во время беседы с капитаном Саней мне показалось, что в одной из машин, стоящих рядом с домом, на пассажирском сиденье на мгновение засветился огонек сигареты. Тогда я подумал, что это мог быть отблеск фары идущей вдалеке машины, и не проконтролировал ситуацию полностью. Но это, видимо, был мой натуральный «прокол»…

Глава одиннадцатая

Не зная даже, какие силы мне противостоят, я не думал о том, как выкрутиться из положения. Я просто действовал исходя из обстановки, будучи готов пробиться, прорубиться, прорваться и не позволить себя задержать. Конечно, плохо, что машина «засветилась». Но есть стандартный ход, которому менты обычно не верят, однако противопоставить никогда ничего не могут – бросить машину и заявить об угоне. Подозрения останутся, но доказательств не будет. Но предварительно следует забрать из машины все свое. По крайней мере, карту капитана Сани, чтобы не подставлять ее предоставлением мне документа с грифом «для служебного пользования». Это документ строгой отчетности. А Радимовой неприятностей и без меня хватает. Капитан Взбучкин, на котором карта числится, в состоянии, наверное, вспомнить, что оставил карту у капитана Сани. И еще необходимо захватить инвалидную реабилитационную палочку. Если она попадет в руки ментам, то к полковнику Быковскому уже не вернется. И не потому, что ее посчитают опасным холодным оружием. Просто такая палочка не может не понравиться ментам. А для Быковского это память. Память надо уважать.

Я хотел сразу заскочить в машину, чтобы уехать, а потом машину бросить, стерев все отпечатки пальцев. Иначе как объяснить, что в машине не было отпечатков пальцев угонщика, перекрывающих мои отпечатки. Это было бы еще одним «проколом». Я уже начал поворачиваться в сторону машины, но тут заметил еще одну тень за кустом. Пришлось сделать скачок вперед и нанести длинный хай-кик[10] туда, где у тени должна была находиться голова. И попал достаточно сильно. Мне даже показалось, что у меня на башмаке шнуровка от удара лопнула. Но сбоку приближались еще две тени. Я шагнул к ним, готовый бить и бить, пока не прорвусь…

– Стоять, Страхов, угомонитесь… – сказал знакомый голос. Не крикнул, а именно сказал спокойным полушепотом. И то, что голос был знакомый, узнаваемый, и то, что сказана фраза была полушепотом, меня остановило от следующего хай-кика, и заставило руку удержаться от броска светошумовой гранаты.

Капитан Репьев выступил из темноты и подошел ко мне без опасения поцеловать мою бьющую ногу. Не как к противнику, которого прибыл задерживать.

– Рад видеть вас, – сказал я, поигрывая гранатой, как яблоком, хотя особой радости, честно говоря, не испытывал. Я не только «влип», но уже и узнан, и потому вынужден был отозваться. Провал, с моей точки зрения, очень значительный. – Что вы здесь делаете, если не секрет? Принимаете вечерний моцион?

Я гранатой убил комара у себя на щеке.

– Хорошо, что у вас в руке была не лопата… – прокомментировал это Репьев и улыбнулся почти приветливо. – Только попрошу вас не бросать гранату в моих людей и не бить их больше. Они парни обидчивые. Я не говорю о том, что кто-то из них тоже драться умеет. Я не разрешу вас бить – не будут. Просто обижать их не нужно. И, что весьма, на мой взгляд, немаловажно, они еще могут уже сегодня на что-то сгодиться. И даже смогут, может быть, вам помочь. Я так вижу происходящее.

– Я попробую, – дал я себя уговорить. – Так что вы здесь делаете? Я так и не понял.

– Я сейчас возглавляю штаб РОСО[11]. Проводим совместные с ФСО учения. Мы против них, зеленые против синих. Они знают, что мы попытаемся что-то предпринять, но не знают что, где и когда. В этом наше преимущество. По большому счету, это проверка их боеспособности и профессионализма. Для нас это – проверка молодого пополнения.

Я увидел на рукаве капитана зеленую повязку.

– А цель учений с вашей стороны?

– Блокировка охраны, захват базы. Хотим отработать за террористов. То есть за диверсантов. И именно потому я несколько дней провел у полковника Быковского, который разрабатывал нам отдельные моменты проведения операции, кое-что порекомендовал ценное, особенно касательно технической составляющей.

– В одну цель, значит, капитан, метим… – ухмыльнулся я, почувствовав, не могу не признаться, некоторое облегчение. Честно говоря, изначально я подумал, что капитан, предупреждая меня о ментовской засаде на моей квартире, просто втирался ко мне в доверие, а потом этим доверием воспользовался. Это было бы неприятно, потому что он показался мне человеком приличным и порядочным.

– У меня было подозрение, что вы сюда пожелаете заглянуть. В гараж?

– В гараж… – согласился я.

– Машину осмотреть?

– Что мне это даст? Машина как машина. Но вот что в машине… Это важно…

– Я соглашусь. Что в машине – это важно. И для вас, и еще для кого-то. И потому с удовольствием возьму вас в свою команду. У меня тоже поручение от полковника Быковского касательно той же машины. Я должен там установить «жучок» для прослушивания разговоров. Значит, пойдем одним курсом.

У меня не было причин отказываться от союзничества.

– Пойдем. А что для вас разработал полковник?

– Рекомендовал использовать переносную систему РЭБ[12], чтобы отключить всю сигнализацию и систему контроля, моментально проникнуть внутрь через забор и на время там, на территории, затихориться. После проникновения РЭБ отключить. Через час, когда все успокоится, выступить и провести все действия. У нас все расписано по группам. Кто за что отвечает. А за несколько дней до этого наши люди демонстративно вокруг здания Законодательного собрания «светились». Даже проникнуть пытались. И за их машинами слежку устанавливали. Не за всеми, только за отдельными. В основном машинами ФСО, а не депутатов. Но и депутатов пугали. Отвлекали так внимание. Вернее, привлекали, но не в месте атаки. Это тоже разработки Быковского. Обязательные действия, как он сказал. Впрочем, мы и сами это раньше планировали. Кстати, у вас какое оружие?

– Наградной пистолет.

– Патроны боевые?

– Конечно. «Травматикой» я не балуюсь. Вышел из школьного возраста, а в пенсионный не вошел полностью, хотя уже вторую неделю пенсионер.

– Применять, надеюсь, не собираетесь? В вас, когда обнаружили, не стреляли потому, что у нас патроны холостые. Как и у сотрудников ФСО. На все время учений.

Этого я вообще не понял. Но оценил «прокол» категорично.

– Это очень неосторожно. Даже недопустимо. А если бы объявились настоящие террористы? Что ФСО делала бы с холостыми патронами против боевых?

– Пока у нас в области таковых не видели. Тем не менее я с вами согласен. Это недопустимая ошибка. Но мы сегодня отработаем. И уже завтра все будут носить боевое оружие. Полковник Быковский хорошо все разработал. Сразу виден у человека диверсионный опыт.

– У меня тоже некоторый боевой опыт есть. Может быть, все обойдется и без электронных систем подавления, которые ФСО только насторожат. Полковник привык к сложным системам охраны, которые следует полностью подавить – это рассчитывается при методах действий против профессиональной армии другого, причем технологически развитого, сильного государства, и потому он вам накрутил такую историю. Практика показывает, что внутри нашей страны обычно все обстоит намного проще. Мы много раз участвовали в подобных учениях и всегда проводили лишнюю подготовку и лишние действия. Потом разбирали ситуацию и убеждались, что «умом Россию не понять». У нас многое делается совсем не так, как у потенциального противника, хотя как в действительности делается у него, мы точно тоже не знаем. Возможно, еще хуже, чем у нас. С такими случаями наши офицеры встречались многократно. Люди везде одинаковы. Идите за мной, проверим что к чему.