Нет такого слова (сборник) - Денис Драгунский

Наверное, поэтому его признали невменяемым и отправили на принудительное лечение, в психбольницу тюремного типа. А родители убитой девочки развелись, потому что напоминали друг другу о своем горе и это было невыносимо.

Отец переехал в другой город. Работал на стройке. Сильно изменился – раздался вширь, погрубел, научился пить плохую водку, сидеть на крыльце общежития и курить дешевые сигареты, слепо глядя перед собой.

Потом он поехал в дальнюю область, где была эта психбольница, и нанялся туда санитаром. Дефицитная профессия, кстати.

Он сразу узнал этого парня. Ждал две недели. Потом ему поручили сопровождать пациентов на помывку.

– Задержись, – сказал он и захлопнул дверь пустой душевой.

– А я чего не так? – спросил парень. – Извиняюсь, простите, пожалуйста.

– Танечку помнишь? – он ударил его резиновым шлангом. – Помнишь? – назвал ее фамилию и обстоятельства дела. – Помнишь?!

Тот упал на пол, закрывая лицо и живот.

– Я буду тебя убивать долго, – сказал он, пошевелив его сапогом. – Пожалуешься – убью побыстрей. Вся разница.

Вышел, закурил. Вспомнил девочку свою. Но не заплакал, как раньше, а так – загрустил. Захотелось поговорить с этим нечеловеком. Вернулся. Тот все еще валялся на полу.

Подтащил скамейку поближе, сел.

– Почему ты ее… Зачем? Чего ради? Объясни, я тебя прошу.

Парень молчал, потирая ушибы.

– Понимаешь, я – я! Тебя – тебя! Прошу. Прошу! – прошептал он, сжимая в руке шланг.

– Забыл, – сказал парень разбитым ртом.

Он ударил его еще несколько раз. Потом пошел к себе на квартиру. На кухне уронил стакан с чаем.

– Не нравишься ты мне, – сказала соседка.

Через год она сильно помогла следствию своими показаниями. Адвокат потребовал экспертизы. Его признали невменяемым. Наверное, справедливо.

Однажды ранним утром он почувствовал прикосновение жесткой ладони к щеке. Едва открыл глаза: на ночь им кололи снотворное. На краю кровати сидела новая нянечка. Он узнал ее сквозь весь аминазин. Лет семь назад она валялась на коленях перед ним и его женой. – Сашку помнишь? – спросила она.

Личная драма рассказ моей знакомой

Однажды ранним вашингтонским утром, в ту чудесную апрельскую пору, когда весь город любуется цветением вишен, в комнату, где она сидела, заглянул босс. Вернее, начальник ее начальника. Но для нее – самый настоящий босс.

– Привет, – сказал он и замолчал, потом огляделся. – Хорошо, что никого нет. Слушай, Нина… Я приглашаю тебя на ланч. Сегодня. В час. Ты согласна?

– Согласна, – сказала она. – В нашу кантину?

– Почему в кантину? Там туча народу. Тут рядом есть классное место. «Сазерн Корнер», знаешь? Вкусно и тихо.

Она знала этот ресторан, проходила мимо дважды в день, когда шла из метро на работу, а потом с работы в метро. Но не была там ни разу: это было довольно дорогое место, а заходить в дорогое место просто выпить чашечку кофе – так она не любила. Русское воспитание.

– Отлично! – сказала она. – Встречаемся прямо там?

– Почему прямо там? – сказал он. – Кого нам бояться? Я зайду за тобой.

В коридоре, в лифте и на улице ей казалось, что все на них смотрят. Красивая пара. Она, подтянутая, отлично одетая, за полмили видно, что хорошо устроенная и перспективная , и он, большой, загорелый, в тонком дорогом пиджаке, за милю видно, что в полном порядке . Она смеялась, болтала и гордо глядела на встречных и поперечных. Он же сказал: «Кого нам бояться?» Нам, понимаете? Нам некого бояться. И нечего стесняться. Вот так.

Сели у окна. Заказали два разных салата и по кусочку рыбы. Ну и кофе, конечно.

– Салатами будем делиться, предупреждаю, – сказал босс. – Тебе половину моего, мне половину твоего! – и засмеялся. Потом вдруг нахмурился, стал мять салфетку.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– У меня проблемы, Нина, – сказал он.

– На работе?

– Да, – сказал он. – На работе, и личные тоже.

Ей захотелось прикоснуться к его руке. Она тихо и ласково сказала:

– Расскажи мне, расскажи все.

– Нам сильно срезали бюджет. Я должен тебя уволить. Для меня это просто личная драма. Мы так доверяли друг другу.

– И что теперь? – сказала она, надеясь неизвестно на что.

– Ничего. Я просто хочу, чтобы ты знала – мне это очень тяжело.

– И все?

– Да. А что еще? Кажется, нам несут салаты, – повеселел он.

– О, предвкушаю! – улыбнулась она.

– Ты какой больше любишь? – спросил он.

– Дай сначала попробовать, – сказала она.

Бердичев проданные билеты не возвращаются

Иван Карамазов хотел «возвратить билет».

Куда, кому? Нет такой кассы возврата. Вот ведь беда – родили человека без его ведома и согласия, иногда просто по нечаянности, а на полном серьезе сдать билет нельзя: самоубийство считается грехом и слабостью.

Можно, конечно, закричать:

– Не верю я больше в ваши возвышенные обманы! Ни в Бога не верю, ни в маркиз-де-садовскую Природу, ни в Ницще, ни в Швейцера, ни в само неверие как принцип!

– Ну и пожалуйста, – будет безмолвный ответ тети Зои, то есть мадамы по имени Жизнь. – Мне-то что с твоей веры или неверия, у меня почти семь миллиардов таких козлов, и каждого я должна обеспечить своевременной смертью.

Поэтому «возврат билета», на мой непросвещенный взгляд, есть одно из двух: либо пошлое красование перед самим собой и узким кругом ближних, от благородного сплина до истерики с битьем посуды и морд; либо же решительная перемена всей жизни. Раздать свое имущество нищим. Продать свое имущество и на вырученные деньги уехать партизанить в Латинскую Америку.

Хотя это не «возврат билета», а попытка поменять маршрут. Но выходит как в старом еврейском анекдоте. «Хаим, ты куда едешь?» Хаим думает: «Скажу, что в Бердичев, он поедет за мной и сломает мне дело, за которым я еду. Скажу – в Жмеринку, он поймет, что я вру, и поедет за мной в Бердичев. О! Я скажу, что еду в Бердичев, он решит, что я вру, поедет в Жмеринку, и все будет хорошо… Абрам, я еду в Бердичев!» «Ах, Хаим, Хаим, – отвечает Абрам. – Зачем ты врешь! Я тебя вычислил. Ты таки да едешь в Бердичев!»

Итак, будем жить в Бердичеве, в городе Эвелины и Оноре,

В этой блестящей столице, в провинциальной дыре,

Не вижу существенной разницы между типами поселений,

Ибо наша планета одинока во всей вселенной.

Что же такое сей мир? Средоточие разума и прогресса?

Или каморка в Шпандау, где гвоздь тоскует без Гесса?

К вопросу о деревенской баньке с пауками по углам, каковая и есть вечность. Актуальнее некуда.

Вечность, по Достоевскому, закопченная баня с пауками,

Или бумажная лента, которую вертит липкими от клея

руками

Мальчик по имени Мёбиус – потому что где вечность,

Тут вам и бесконечность.

Про зависть десятая заповедь

Странное дело, но я не завидовал ребятам, которые жили на верхних этажах нашего дома. Они жили в огромных квартирах с мраморными каминами и малиновыми коврами, на которых привольно располагалась игрушечная железная дорога. А я жил в подвальной коммуналке, но как-то не обращал внимания на это. Смешно сказать, один раз мне позавидовали. Папа купил машину, голубую «Волгу» самого первого выпуска, со звездой на радиаторе и оленем на капоте. Все маршальско-министерские внуки собрались и цокали языками: «Это ваша машина? Собственная? Здоровская какая!»

Их дедушек возили «ЗИСы» и «ЗИМы», огромные, сверкающие ясным никелем на глубоком черном лаке, – но, наверное, ребята с верхних этажей смутно чувствовали разницу между собственной машиной и казенной. Генетическая память о казенном доме? Кто его знает. В общем, я им никогда не завидовал, честное слово.

Завидовать я стал своим ровесникам из писательско-театрального круга. У них всегда были деньги! Они доставали кошельки, там торчали бежевые рубли, зеленые трешки и даже иногда синие пятерки. Они легко могли скидываться на выпивку. Могли взять такси. Пригласить девочку в кафе-мороженое или просто купить ей шоколадку или цветок. А у меня всегда было с собой копеек семьдесят в лучшем случае. Ну, рубль с полтиной – это уж вообще.

Они были так красиво и ловко одеты! У них всегда были новенькие блестящие туфли (а у меня – со сбитыми носами), целые носки (а у меня всегда штопаные или зашитые), костюмы (а у меня всегда брюки и курточка).

Помню, однажды я пришел к другу на день рождения, а одна очень красивая девочка сказала своей подруге громким шепотом:

– Он в том же свитере, что в прошлый раз…

Мне стало просто ужасно.

Папа сказал однажды:

– Хорошо, что ты не девчонка! Девчонку пришлось бы красиво одевать. А что парню надо? Штаны из чертовой кожи, ковбойка, куртка, кеды, и вперед, на штурм вершин мироздания! – и засмеялся, и погладил меня по голове.

Мне, однако, было обидно.

Хотя с родителями мне более чем повезло, конечно же.

Однако только в пятьдесят лет я научился ходить в магазин и выбирать себе хорошую одежку и обувку. А также смело садиться за стол в ресторане и говорить официанту: «Так-так-так… а принесите-ка нам для начала…»