Всё красное (пер. В. Селивановой) - Иоанна Хмелевская

– Вы как раз к ужину явились, – негромко сказала мне Зося в кухне. – Холера, Торстен тоже… Салат, сыры и паштет безопасны, их мы привезли с собой из Копенгагена. И салями. И кофе вот в этой банке. Маргарин, похоже, не трогали, но кто знает? Все прочее оставалось в доме, и что теперь делать?

– Подсовывать Торстену только паштет и салат, – решительно сказала я. – Датчане – они тактичные, и берут лишь то, что им предлагают. Надо о нем позаботиться. Помни, ради бога, о маринованных огурцах в банке. Их бы я в первую очередь оставила для Алиции.

И тут Бобусь, как по заказу, воскликнул:

– Алиция, что я вижу! У тебя есть маринованные огурчики? Нет, нет, не будешь же ты такой скупердяйкой! Может, все-таки переборешь себя и не пожалеешь для гостей?

Сказать такое Алиции! Теперь я всецело разделяла ее чувства к Бобусю, да и кто бы не разделил?

– Дай ему огурец! – шепнула я Зосе.

Зося с сомнением посмотрела на Бобуся, потом на меня, потом опять на Бобуся. Она явно колебалась.

– Ах, Бобусь, ну зачем ты так! – с ужимкой произнесла Глиста. – Может, Алиция дорожит этими огурчиками? Ведь здесь так трудно достать хорошие огурцы!

В глазах Зоси сверкнула молния. Не говоря ни слова, она схватила банку с огурцами, как следует ее встряхнула, чтобы перемешать маринад, и, сняв крышку, яростно принялась вытаскивать из банки огурцы.

Алиция с интересом наблюдала за происходящим, время от времени зловеще посмеиваясь. Торстен из своего кресла внимательно смотрел на них и наверняка ничего не понимал.

Бобусь же выпендривался перед своей ненаглядной Глистой.

– Что за бардак у тебя на столе! – важно выговаривал он Алиции, поворачиваясь вместе с крутящимся креслом к ее письменному столу. – Разве можно разобраться в этих бумагах? Нет, я бы в два счета навел тут порядок. Разложил их, выбросил ненужное, сложил как следует, полчаса – и дело с концом! Завтра же возьмусь за это.

«Глядишь – еще облегчит жизнь нашему убийце», – подумала я.

– Особенно легко ты расправишься с датскими бумагами, – сладко пропела Алиция.

– А что? Если человек умеет пользоваться словарем… Тут особого ума не надо.

– Надо хотя бы не особый, – проворчала Зося вполголоса, а я невинно поинтересовалась:

– Разве у вас есть польско-датский словарь?

– У меня есть все словари, – снисходительно, как маленькой, бросил Бобусь. – У культурного человека должны быть все словари.

– Для этого надо быть культурным человеком, – опять проворчала Зося, а я с той же невинной миной продолжала:

– Боюсь, на этом столе не найдется кулинарных рецептов. Здесь в основном документы другого характера.

Бобусь, казалось, был немного озадачен. Накрывавшая на стол Алиция замерла в предвкушении развязки – уж она-то понимала, к чему я веду разговор.

– А при чем здесь кулинарные рецепты? – подозрительно спросил Бобусь.

– Ну как же! Ведь польско-датского словаря в природе не существует. Существует лишь идиотский разговорник для туристов, так в нем все больше фразы насчет еды. Он вряд ли вам пригодится.

Алиция издала какой-то странный кашель, напоминающий удовлетворенное воркование. Бобусь же, лишь на секунду сбитый с толку, тут же обрел прежнюю самоуверенность, пренебрежительно махнул рукой и отъехал в кресле от письменного стола. А мне бросил поучающе:

– Неужели не понятно – можно ведь воспользоваться англо-датским или немецко-датским словарем. Любому дураку понятно.

– Ну, разумеется! – радостно подхватила Алиция. – Для этого требуется лишь знать английский или немецкий. Прошу к столу, ужин готов.

Дело в том, что Бобусю так и не удалось овладеть толком ни одним иностранным языком. Даже на английском он не научился свободно говорить, несмотря на многолетнее проживание в Англии. А при всем том он всегда и всюду выдавал себя за полиглота.

Мы нащупали весьма продуктивную тему для светского разговора за ужином, и вечер мог пройти чудесно, но, к сожалению, всех нас четверых – Алицию, Зосю, Павла и меня – всецело поглотила другая задача, и на дискуссию решительно не осталось сил. Я имею в виду благородную миссию охраны Торстена. Все мы сочли своим святым долгом смотреть ему в рот, контролируя потребляемые продукты. Лично я следила за горчицей, последовательно отодвигая ее каждый раз в недоступную для него область стола. Алиция решительно вырвала у него из рук банку апельсинового джема и подсунула сыр, что-то сказав по-датски, от чего Торстен малость обалдел и бросил на Павла всполошенный взгляд. Потом, когда за джем принялась Белая Глиста, он попытался помешать ей, но Алиция опять сказала ему что-то по-датски, и Торстен сник окончательно. Ясно, слова не предназначались для Бобуся с Глистой, поэтому мы не могли спросить, что Алиция сказала Торстену, а это, естественно, доводило нас до белого каления.

Мы внимательно наблюдали за польскими гостями, ожидая, что вот-вот ухудшится их состояние здоровья, а оно все не ухудшалось. Бобусь с Глистой спокойно сидели за столом, обжирались в свое удовольствие и чувствовали себя распрекрасно. Бобусь, по своему обыкновению, всех поучал, а Белая Глиста ворковала, напропалую кокетничала с мужчинами и заискивала перед Алицией. После ужина, по-прежнему в отличном состоянии, они вышли прохладиться в садик. Ничего не понятно!

– Он, что же, не воспользовался предоставленной ему возможностью? – возмущалась я. – Теперь каждый день, что ли, придется уходить из дому?

– Таких и кураре не возьмет, – с горечью произнесла Зося.

Алиция вдруг вспомнила о необходимости сменить масло в машине.

– Завтра сменишь, – сказала я.

– Завтра не успею, с самого утра мне надо ехать в Виборг. С раннего утра. Придется сегодня, вот только не уверена, что в это время станции техобслуживания еще работают.

Торстен заверил – работают, и Алиция стала собираться. В этот момент в дверях внезапно появился Павел и, запинаясь, произнес:

– Мне бы не хотелось вас беспокоить, но, кажется, в моей комнате кто-то лежит…

Прервав на полуслове рассуждения о машинном масле, мы молча уставились на него.

– Как это – лежит? – спросила наконец Алиция. – Кто?

– Не знаю. Опять видно токмо ноги, а остальной туловищ нет.

– Павел, если ты нас разыгрываешь, – начала Зося прерывающимся голосом.

Не дослушав ее и оттолкнув Павла, мы ринулись в его комнату. Боже ты мой, какие еще ноги лежат в этом доме?!

В крохотной комнатушке Павла, на свободном от мебели квадрате пола, между фисгармонией и кроватью в самом деле лежали ноги в рабочих брюках. Остальная часть тела терялась в темноте под столиком со швейной машинкой, покрытым скатертью с красной каемкой по краю.

Картина, прямо скажем, ужасающая, ибо создавалось впечатление, что человека разрезали пополам, верхнюю часть забрали, а нижнюю оставили.

– Матерь божия! – с душераздирающим стоном произнесла Зося.

– Нет, это уже слишком! – возмутилась Алиция. – С меня довольно ног! Где остальное?

– Под столом, – объяснил Павел. – И я не знаю, живое оно или мертвое. То есть оно-то, конечно, мертвое, но, может быть, искусственное?

– Искусственное, неискусственное, вытянуть все равно надо! Не будет же оно так лежать!

– Не трогай! – завопила я и схватила за плечо Алицию, которая наклонилась, чтобы потянуть за ноги. – Может, этот человек еще жив! И мы не знаем, какая у него травма. А если позвоночника? Потянешь – и каюк!

– Так что же делать?

– Вызвать «скорую помощь», полицию, скорей, чего ты еще ждешь? – Это подключилась Зося. – Иоанна права! Опять наш идиот убийца перепутал и, может, как раньше, не добил! Скорей!

– А если искусственное?

В нервной хаотичной дискуссии на эту тему – искусственное, неискусственное, вызываются ли врачи к искусственным – было выдвинуто предложение не тянуть, а лишь пощупать ноги. Поручили это Алиции.

– Ноги, – информировала она, коснувшись лодыжки, – то есть, того, настоящие. А вот живые ли – через носок не определить.

«Скорая» приехала минут через пятнадцать. Это была местная «скорая», из Аллерода, и врач тот же самый. Похоже, он уже привык к нашим вызовам. Убедившись, что герр Мульдгорд уже извещен и едет, он приступил к своим обязанностям: залез под стол с лампой в руках, немного там побыл, вылез и велел осторожно вытянуть жертву.

– Она жива, – сказал врач без особого удивления.

– Фру Хансен! – простонала Алиция, увидев верхнюю часть жертвы. Зося же форменным образом разбушевалась:

– Безобразие! Вместо Бобуся и Белой Глисты эта ни в чем не повинная женщина! Ну и негодяй! Свинья! Подонок! И как он мог принять ее за Алицию?

– Холера! – только и могла сказать Алиция. Она попятилась и наступила на ногу Торстену. – О господи! А мне еще ехать в Виборг! Проклятое масло!