Хроника отложенного взрыва - Феликс Меркулов

Моравек держался развязно и надменно, словно оставался преуспевающим бизнесменом с плохими манерами, а не был заключенным без гроша за душой и с туманным будущим. В довершение всего хриплый голос добавлял немного пиратского лоска.

— Короче, я согласился на предложение Полуяхтова. Уволился из органов. Ко мне приехал человек, назвал пароль, дал денег. Я зарегистрировал одну фирму, потом другую. И пошло-поехало. Так русские говорят? У меня появились деньги, жизнь стала налаживаться. А чем занимались мои русские друзья на моих же фирмах, меня, честно говоря, не очень-то интересовало.

«Да он прямо по-книжному шпарит». Гольцов поймал себя на мысли, что в советские годы именно такими описывали стиляг, готовых продать родину первому встречному. Этого тоже только деньги интересовали. И никаких моральных принципов. Правда, Моравек не был ни стилягой, ни коммерсантом, да и пошел на сотрудничество не с первым встречным, а со старым знакомым. Чувствовалась разница. Опять же длинные волосы, сиплый голос, наманикюренные пальцы, картинно сжимающие сигарету. Ни дать ни взять: «Сегодня ты танцуешь джаз, а завтра родину продашь!» И облик такой мерзкий, что, не развались Советский Союз, Моравека можно было бы в шпионском кино снимать… Только как к нему теперь относиться? Он же вроде как друг, на Россию работал. Или думал, что на Россию».

— Честно говоря, пане следователь, — продолжал Моравек, — я считал, что в интересах российской разведки занимался чем-то вроде финансового прикрытия… Какое — чем-то вроде! Самым настоящим финансовым прикрытием. Еще сигаретку позвольте… Да не смотрите на меня как на врага трудового народа: оборвалась моя шпионская карьера, не успев начаться. Русские оказались жуликами: свои дела решали. Пане Гольцов — так, кажется, ваша фамилия? — попомните мое слово, если у вас в российской разведке все такие, ее лучше разогнать и набрать по новой. Хотя вы в Интерполе служите, какое вам дело.

Моравек откровенно паясничал. Он нахально улыбался, словно мальчишка, тыкающий палкой в собаку, чтобы испытать ее терпение.

— Вы не боитесь, что вам еще и за измену родине припаяют? — спросил Гольцов.

— Нет, — спокойно ответил Вацлав. — Вам объяснить почему? Контрразведку Чехии мало интересуют обычные шпионы. Она сторожит только экономические тайны. На них же я никак не посягал. Наоборот — привозил деньги в страну. Значит, приносил пользу. К тому же надо еще доказать, что русские работали на разведку. А если и работали, то все проблемы решатся кулуарно, как это обычно делается между разведкой и контрразведкой, когда не вмешивается политика.

— Про Белугина кто вам рассказал? — Георгий показал, как устал от разглагольствований Моравека, которому встреча с новыми людьми, пусть даже полицейскими, все какое-то разнообразие.

— Я сам случайно услышал, когда был у Полуяхтова в гостях, в Москве.

— А-а, — Георгий поморщился, — понятно.

— Пане Гольцов, на вашей работе необходимо ангельское терпение, чтобы не пропустить крупицы бесценной информации. — Вацлав вытащил сигарету из пачки, оставленной следователем на столе. — Вы уж наберитесь его, пожалуйста. Огоньку, пане… Спасибо… В девяносто четвертом и пятом годах Полуяхтов несколько раз приглашал меня в Россию. Хотя он сам не расписывался ни в каких бумажках и не входил в руководство фирм, но держал руку на пульсе. — Моравек усмехнулся: — Первое время мы с ним часто встречались, и я понял: через меня он проверял своих. Кроме того, иногда просил выполнить деликатные поручения. Например, раздобыть в Чехии документы по распродаже имущества советских войск. Или уточнить счета некоторых фирм. Я так понял: шла большая драка за контроль над торговлей оружием. Не делайте такие глаза, пане следователь. Это внутренние российские разборки. Контора Полуяхтова схлестнулась с военными. Министр еще был такой, Карачев… Гачев…

— Ткачев? — уточнил Гольцов.

— Может быть. Сейчас и не упомнишь. Что-то они с ним не поделили и заваливали компроматом. Пытались найти зарубежные счета, темные делишки… Я чем мог помог.

Левую руку Моравек завел за спинку стула, другой плавно размахивал, держа между пальцев зажженную сигарету. Выходило очень картинно, словно светский повеса травит охотничьи байки. Не хватало только огня, потрескивающего в камине, и лакеев, застывших по бокам. Впрочем, лакеев могли заменить, по крайней мере визуально, конвоиры с дубинками вместо подносов.

— И Полуяхтов вам признался, что убил Белугина? — не скрывая скепсиса, спросил Гольцов.

— Он не признавался. Разве такие люди рассказывают про такие вещи? Сами подумайте, не маленький.

— Откуда же вы узнали? Неужели такие люди, — последние два слова Георгий произнес с нажимом, — разбрасывают улики, как попкорн в кинотеатре?

— Попкорн, ха-ха-ха! Смешно.

— Может быть, — сухо ответил Георгий.

— У вас отменное чувство юмора.

— А у вас хороший смех. Как у свободного человека. Только непонятно, зачем этот цирк с мнимыми признаниями? Вам здесь скучно?

— Признаться, да. — Вацлав затянулся. — Одни и те же рожи. И еда — дерьмо. Вы, я вижу, не верите мне. Напрасно.

— Я пока не услышал ничего, что могло бы оправдать хоть половину стоимости авиабилетов. — Гольцов начал терять терпение.

— Вы просто не умеете слушать. Боюсь, что я теряю с вами время. Хотя чего-чего, а времени у меня достаточно. — Моравек поерзал и вытянул правую ногу вперед. — Устал я с вами. Действительно, пора заканчивать. Сейчас я вам скажу последнее, а вы слушайте внимательно и постарайтесь запомнить. Может быть, от этого зависит ваша карьера.

«Моя карьера зависит от того, удержусь я или нет от того, чтобы не набить тебе морду», — со злостью подумал Гольцов и посмотрел на часы.

— Сейчас мы закончим, пане. — Вацлав усмехнулся. — Я случайно подслушал разговор. В сауне. Мы парились: я, Полуяхтов и несколько его людей. Посидели, выпили, знаете, как это бывает… Так получилось, они потеряли меня. Думали — я в парилке, а сами сидели в комнате отдыха. По пивку наддавали. Но я облегчал душу. В туалете. И слышал их разговор. Люди — Сергей и Петрович — докладывали, что «дипломат» собрали. Завтра сделают закладку в камере хранения. Иннокентий уточнял, какой тип взрывчатки. Он хотел, чтобы был тот, который на вооружении ГРУ. Расшифровывать надо? Нет? Прекрасно. Потом он спросил…

— Кто?

— Полуяхтов. «Вышли на контакт с журналистом?» Они ответили: «Да». Он говорит: «Взрыв должен случиться в газете, а не по пути». Они стали обсуждать, как это сделать. Серега предложил не сообщать объекту код сразу, а позвонить потом, когда он вернется в редакцию. Иннокентий это одобрил. Вот, собственно, и все.

— Ваши друзья заметили, что вы слышали разговор?

— Нет.

— Почему?

— Там было несколько коридоров. Сауну можно было обойти кругом. Давайте я вам нарисую, чтоб понятно было… — Вацлав начертил схему. Выходило убедительно.

— Где находится сауна?

— На даче у Полуяхтова. По Домодедовскому шоссе. Мещерино. Хорошее место.

— Зачем же ему было взрывать журналиста? — Гольцов внимательно посмотрел на заключенного, ловя не только каждое слово, но и жест.

— Чтобы поднять шум. — Моравек почесал нос. — Примерно сразу после убийства документы, которые я передал Полуяхтову, были опубликованы в этой газете. То ли «Красная молодежь», то ли «Советский комсомолец»…

— «Столичная молодежь»?

— О! Точно.

— А шум для чего?

— Чтобы воздействовать на общественное мнение. Опустить Карачева.

— Ткачева?

— Верно, Ткачева. В дерьмо по самые уши. Так оно и вышло. Насколько мне известно, ему указали место, как говорят русские, возле параши. Полуяхтов — очень умный человек. Он никогда не оставляет следов. Поэтому, думаю, он вам не по зубам.

— Зачем же тогда рассказали?

— Мелкое и гаденькое чувство. — Моравек обнажил зубы. — Месть. Вдруг да и смогу насолить. Я сижу здесь, — он обвел рукой вокруг, показывая серые стены и решетки, навевавшие тоску, — а Иннокентий там. Это же из-за него я здесь оказался. Он подставил меня, разрушил мою жизнь. — Моравек затушил сигарету и сразу же взял другую. — Так, может, и я смогу чем-нибудь нагадить в его малину. Я неплохо владею русским, правда? Если не сможете ничего сделать, передайте это в газеты. Против врага надо действовать его же методами. Можете смело на меня ссылаться. Да, и еще. Они что-то затевают. Какую-то большую операцию. Думаю, связанную с переброской оружия. Сначала они хотели это делать через мои фирмы. Я несколько раз слышал, как люди, управлявшие моим бизнесом, наводили справки о черном рынке оружия. Но потом отказались. Решили искать другой канал. А меня сдали.

— Почему?

— Это спросите у Полуяхтова. Ну все, заболтался я с вами. Пора. Где тут расписаться, пане?