Кошки говорят Мяу - Феликс Сарнов

— Для кого ж ты готовила?

— Для нас.

— Кого это — «нас»?

— Меня. И тебя.

— Не ври. Ты вчера не знала, что я твой. Для кого готовила?

— Для тебя… Ох, да ты ревнуешь?! — восхитилась она. — Ну до чего ж херово у тебя выходит. Брось, не старайся, это тебе не стишки.

— Ну, не ревную, а просто… А вообще ревную. Что я, неживой что ли, по-твоему? Ревную.

— Ревнуешь, — прищурилась она.

— Ревную, — упрямо пробормотал я.

Она в упор взглянула на меня, разжав и убрав руку с моих причиндалов. Глаза у нее сузились. Меня почему-то кольнуло где-то под ложечкой.

— Тогда прости. Сказать?

— Скажи.

— Когда не вижу тебя неделю, даже не замечаю. Когда две — начинаю дергаться, как сучка перед течкой. А через три, достаю старую записную книжку, начинаю обзванивать бывших и предлагать себя, как последняя блядь… Знаю-знаю — почему как? Ладно, пускай без как, пускай — блядь…

— И что — откликаются?

Она передернула плечами, или не услышав, или не захотев услышать укола.

— Не всегда те, кого хочется. Но помнят. И кто-нибудь, да вынырнет.

Мне стало как-то не по себе. Странно — я ведь всегда это знал и… никогда ни на что другое не рассчитывал. Давным-давно, как говорят, на заре туманной юности я прошел хорошую школу, или «хорошую» в кавычках — это как посмотреть,

(Так уж получилось… так вышло, потому что вышло так…)

и сексуальная верность (или неверность) партнерш для меня имела такое же значение, как есть ли, там, жизнь на Марсе, или… как для моего кота.

Если ты один раз сумел

(или тебе что-то помогло, или тебя что-то заставило…)

взглянуть на вещи, увидеть вещи такими, как они есть, а не как тебе хочется, чтобы были, больше ты уже никогда не сможешь жить в иллюзии. Это — уже насовсем. Если ты обучен этому, то какая на х.. разница, кто, где когда и с кем? Это — пустое, или как в рассказике Зощенко, одна химия, а все остальное… А может, не химия?

Сколько мне было тогда? 18?.. 19?.. А той? Лет тридцать… Нет, больше, где-то за тридцать… Ей нравилось меня учить, она и поучила, и научила, а потом…

— Как ты бабу чувствуешь, сволочь… — потянулась лениво, вытянулась всем своим классным (пока еще) телом, — учу тебя, учу этой химии, а ты… Кто ж тебя выдумал, тварь такую, а?

Я молчал. Все, что я тогда умел делать, когда встречался с кем-то, кто умнее меня, это молчать.

— Молчишь? Ну, да, ты ведь еще не знаешь, что надо говорить, чем отвечать на это, ты… Ты еще не знаешь, кто ты? Да?..

— Ну, и кто ж я?

— Кто? Ну, нет, это ты не от меня услышишь. Хотя… Гадина ты!.. (Пьяная. Чего обижаться.) Нет, не то… Господи, как хорошо-то, что я старая уже, что не западу на тебя, а ты… (Вдруг заглянула прямо в глаза, прямо в… Не понял, куда-то вглубь..) Ты такой, какой есть, и… Сколько ж горя ты принесешь! Удавила бы, если б могла, но… Это не ты, это — в тебе…

— Почему — горя? Разве тебе не приятно… Ну, не хорошо?

— Не хорошо?! Тварь ты ебанная… Нет, ты ж не понимаешь еще.. Как тебе объяснить… Ну, ширево, это — что, хорошо, а? Когда садишься на это, когда западаешь, когда..

— Но я никогда…

— Не понимаешь. Нет, ты — никогда. Но ты сам — ширево. И бабы на тебя будут подсаживаться. Не любить, даже не влюбляться, а подсаживаться. И ты сможешь с ними делать, что захочешь. Всё, что захочешь, понял?

— Но… Я же ничего не хочу… Чего ты так завелась?..

— Я знаю. И это самое поганое. Ты — не захочешь, ты же добрый парень — пока добрый, — но… То, что в тебе…

— Эй, ты надралась? А?..

— Да… Надралась… Забудь… И иди сюда… сюда… Ну, ты ж знаешь, куда, знаешь, как?… Знаешь! Но…

Откуда ты знаешь?..

В одном она ошиблась, та старая блядь — в одном, уж точно. Никому никакого горя я не принес, и вообще… Не думаю, что сыграл для кого-то роль не то, что даже какого-то рокового мужчины, а вообще… по-настоящему значимую роль в чьей-то жизни. Хотя… Ручаться трудно, может, кто-то и запомнил, может, какая-нибудь разжиревшая мамаша двух-трех взрослых деток и создала себе миф о сладком мальчике, оставшемся в душе (в смысле, в…) навсегда, как всегда… Но это — её (их) проблемы, они (разжиревшие мамаши) вообще любят создавать себе мифы — от «сладких мальчиков» до мощного рывка в сторону православия, — и доброй им охоты в этих…

После сорока мужиков часто тянет на исповедь, швыряет, как говорится, из иронии в трагизм, хочется представить себя в роли эдакого нагрешившего и теперь кающегося Дон-Жуана, но… Это все хуйня. Вернее, как в песне Галича про футбол: «Это, рыжий, все на публику…»

Мне гораздо больше нравится другой подход — как в анекдоте про старика аксакала. Ехал он на ишаке по дорожке, а ишак возьми, да сбрось его в канаву. Лежит он в канаве и плача причитает: «Вах, совсем старый стал, совсем говно стал…». Оглянулся вокруг, видит, никого рядом нет, махнул рукой: «А-а, и молодой говно был…».

М-да, грустный, конечно, анекдот, и если честно, не очень-то нравится, но… В общем, правильный…

И, как бы это сказать… Полезный.

Словом, никто об меня особо не споткнулся, а если я и делал (и сделал) кому-то больно, то значит так было надо. Значит, это был единственный способ сделать так, чтобы больно не было мне. А просто так, ради самоутверждения… Нет, не мое. Кто-то или что-то (Может, та самая старая поблядушка?…) поставил мне барьер, заслонку…

(… The border… The precinct…)

Я всегда понимал, нет, я просто знал, что их… Нельзя обижать, вернее… Нельзя обижать просто так. И не только и не столько потому, что это некрасиво и, дескать, не по-мужски, а потому что… Неправильно. И еще — потому, что это совсем… и даже очень…

Небезопасно.

Почему мне не по себе?.. Во мне что, и впрямь, ревность зашевелилась?

Я повернул голову, скосил глаза на Кота, заглянул в узкие вертикальные щелки его зрачков, и всю мою грусть и обиду как ветром сдуло. От его зрачков веяло спокойной холодной уверенностью, веяло…

Я заглянул в странный, чужой мир, в котором не было места ревностям и обидам на каких-то рыжих или нерыжих блядей. Мир, в котором жили другие страсти и другие создания… жуткие и прекрасные, страшные и…. Бесстрашные. Мир, где правила игры были жесткими, простыми, совершенно чужими, но… правильными.

Правильный мир…

У меня отчего-то закружилась голова, и все в глазах стало как потихоньку расплываться. Мне показалось, я сейчас провалюсь в какую-то бездонную яму, я уже начал проваливаться в нее, и только раздавшийся издалека чей-то смешок резко отдернул меня от края этой ямы и вернул в реальность. Пожалуй, пора кончать с пивом по утрам…

Я услышал еще один смешок и повернулся к Рыжей. Она смотрела на меня с каким-то странным любопытством. Даже не смотрела, а рассматривала. Потом покачала головой и сказала:

— Ушел.

— Кто ушел? — не понял я. Потом увидев пустое кресло, понял, но все равно машинально повторил: — Кто ушел?

Она не ответила и легла рядом, закинула на меня ноги, но потом передумала, улеглась на бок и свернулась, как кошка. Интересно — я и не заметил, как ушел Кот. Словно отключился… Пиво что ли крепкое? Да нет, вроде, голова ясная.

— Он так странно на тебя смотрел, — вдруг пробормотала она.

— Как?

Она перевернулась на спину, вытянул ноги и задумчиво уставилась в потолок.

— Как будто…

— Говорил что-то?

— Не-а, — она помотала головой и прищелкнула языком. — Как будто… Сначала зрачки расширились, а потом — сузились. Странно… У них зрачки реагируют на свет — когда темнеет, расширяются, и наоборот. А тут свет ведь не менялся, а зрачки у него… Он как будто показал что-то, а потом закрыл… штору.

— Ну, и что он показал?

— Не знаю, — она передернула плечами с какой-то странной досадой. — Это тебя надо спросить — он ведь тебе показал… И увел от меня, — она перевернулась на живот и положила подбородок на свои кулачки. — Ты ведь задумался обо мне чуть-чуть… Чуть-чуть обиделся. И к нему метнулся за помощью… Правда-правда, так забавно было смотреть — как ребенок к мамочке, а он такой ма-а-ленький… Только потом, — она на мгновение задумалась, — потом — не забавно… Знаешь, мне вдруг показалось… Я подумала… Ты только не смейся, я подумала, а что, если бы он был не маленький? Совсем не маленький? А?

— Тигр, что ли? Ну, тогда…

— Да нет, не тигр, а он. Такой же зверь, только… Большой. Больше нас настолько же, насколько мы сейчас больше них.

— Нас бы просто не было.

— Как это — не было? Почему?…