Экватор - Мигел Соуза Тавареш

— Мой дорогой, я надеюсь, вы сказали оркестру, чтобы он нас пожалел и оградил от тех ужасных маршей, что достались нам в наследство от наполеоновских кампаний?

За ужином Луиш-Бернарду, изучивший вопрос с совершенством, достойным крупного военного стратега, посадил за свой стол монсеньора Аталайю, графа Соуза-Фару, пожилого доктора Сежизмунду Бруту-да-Силва и его тихонькую «вторую половину», полковника Жуана Батишту и его столь же скромную и молчаливую супругу, управляющего плантаций Боа Энтрада, второй на острове по масштабам и производительности, а также вдову Дону Марию-Аугушту да-Триндаде, владелицу плантаций Нова Эшперанса. Даме было сильно за тридцать, однако у нее было, что продемонстрировать окружающим, о чем с избытком свидетельствовало глубокое декольте ее ярко-зеленого платья. Как ни старались злые языки в городе, никаких конкретных упреков в некорректном поведении предъявить ей не получалось, кроме разве что предположений и никем не подтвержденных намерений и желаний. В какой-то степени, она продолжала биографическую линию своих предшественниц на острове, женщин-воинов, властвовавших собой и своими мужчинами. Легенда хранит имя далекой от нас Аны Шавеш, любовницы короля, землевладелицы, сосланной на Сан-Томе и давшей впоследствии название здешнему заливу и горной вершине. Второй такой женщиной, более близкой к нам по времени, была родившаяся сто лет назад Мария Коррейя, вышедшая замуж за бразильца. Именно он, Жузе Феррейра Гомеш привез из Бразилии на Сан-Томе первые саженцы какао. Говорят, что Мария не была верной мужу ни при его жизни, ни, тем более, после того, как он почил в бозе. Что же касается нашей излучающей жизненную энергию современницы, которую Луиш-Бернарду по ходу вечера одаривал время от времени галантной улыбкой, то Дона Мария-Аугушта да-Триндаде, судя по разговорам, руководила работой своих плантаций с решимостью мужчины и умением, которое еще не в каждом из них встретишь. Делая над собой усилие, чтобы не заглядывать к ней в декольте, Луиш-Бернарду успевал отмечать, что и лицо, и фигура ее вполне привлекательны, а во взгляде и движениях этой женщины ему виделось нечто юное, беспокойное, почти дикое, что для него, проведшего всего пять ночей на острове, казалось уже таким же естественным, как висевшая в воздухе влага, которую каждый из присутствовавших ощущал на своем теле.

Он постарался сконцентрироваться на разговоре, который шел за столом. Говорили о виконте де-Маланза, Жасинту де-Соуза-и-Алмейда, умершем около двух месяцев назад, являвшемся, по мнению многих, самым опытным и знающим жителем колонии. Луиш-Бернарду, вне сомнения, слышал о виконте и знал историю его знаменитой семьи, перед которой весь архипелаг Сан-Томе и Принсипи в неоплатном долгу. Династия Соуза-и-Алмейда — не белые, а мулаты, да и родились они не на островах и даже не в Португалии, а в Бразилии. Когда эта самая большая и богатая колония Португальской империи добилась в 1822 году независимости, Мануэл де-Вера Круж-и-Алмейда, уроженец штата Баиа, оказался среди множества португальцев, приехавших жить на остров Принсипи, где тогда были одни лишь камни. Остров был почти не заселен, весь в диких зарослях и лесах. Его старшему сыну, Жуану-Мария де-Соуза-и-Алмейда, когда он высадился с родителями на острове, было всего шесть лет. В 17 он потерял отца. К тому времени он уже управлял государственными владениями на Сан-Томе и вскоре пополнил свое хозяйство еще и за счет Бенгелы, в Анголе, где он, довольно успешно, стал приобретать и обрабатывать земли. Скоро он превратился в одного из крупнейших землевладельцев региона, занимал целый ряд государственных постов, пока не дослужился до губернатора. Помимо проявленных им профессионализма и трудоспособности, он стал знаменит в связи с тем, что никогда, ни на одной из своих должностей он не брал денег за свою работу. Даже наоборот, и в Бенгеле, и на Сан-Томе он являлся одним из самых главных и исправных налогоплательщиков, а кроме этого, первым, кто оказался готовым финансировать государственные проекты и начинания. В 23 года, находясь в Бенгеле, он подписался участвовать в военной экспедиции против племени дембос, совершавшего с севера опустошительные набеги на приграничные районы этой провинции. Он снарядил свой собственный отряд, обеспечил его всем необходимым и командовал им, проявляя такие чудеса храбрости, что был удостоен Ордена Башни и Меча, наивысшей португальской военной награды, которая присваивается только за подвиги на поле боя. Однако самым главным делом его жизни стало введение научной технологии выращивания какао на Сан-Томе и Принсипи, чему он посвятил подробный печатный труд, ставший настоящей библией для всех, кто занимается здесь возделыванием земли. Кроме этого он начал культивировать и научил других выращивать кофе, табак и хлопок и даже импортировал и дарил их семена местным земледельцам. В отличие от прочих «строителей империи», которых труд иногда делает раздражительными и жестокими, Жуан-Мария был человеком приятным и доступным в общении, всегда готовым служить и помогать другим людям или какому-то благому общественному делу. Было очень справедливо, что король Дон Луиш наградил его титулом, сделав бароном де Агва-Изе, пэром, благородным рыцарем Королевского дома и членом Королевского совета. Это был первый человек голубых кровей с темной кожей, представлявший португальскую аристократию. Он умер в 1869 году, после того, как объединил все свои лесные вырубки на Сан-Томе в плантации Агва-Изе, установив там систему «филиалов», которая, как наиболее функциональная из всех существовавших, распространилась потом по всему острову, на все крупные землевладения. В качестве продолжателя своего дела он оставил сына Жасинту, родившегося на Принсипи, на плантациях Папагайю. Отец начал воспитание сына с отправки его в Лиссабон, вызвав его назад для помощи в управлении землями, когда тот достиг четырнадцатилетнего возраста. Когда отец умер, Жасинту, будущий виконт де-Маланза, был уже 24-летним мужчиной, унаследовавшим от своего предка страстную любовь к колониальному сельскому хозяйству. Он оставил Агва-Изе, передоверив управление плантациями брату, нагрузился всякого рода образцами древесины и семенами произраставших на островах растений и отправился в длительную исследовательскую поездку по странам Европы. Там он проводил анализ своих образцов и собирал данные о других культурах, которые мог бы впоследствии выращивать на Сан-Томе. По возвращении он возложил на себя циклопическую задачу по выкорчевыванию леса, подъему целины и посеву полезных культур на необработанных площадях, которые ему достались от отца — на крайнем юго-западе острова, в районе, известном как землевладение Сан-Мигел. Это были абсолютно негостеприимные территории, где сельва диктовала человеку свои законы — со знойным и нездоровым климатом, без единой дороги, без подъездных путей и без хотя бы одного берегового участка, удобного для подхода и высадки с моря. Однако именно здесь Жасинту основал вырубки Сан-Мигел и Порту Алегре. Последняя упирается в русло впадающей в океан реки, которая сейчас называется Маланза, где он основал образцовое хозяйство по выращиванию какао и всевозможных видов тропических растений. Он успешно преодолел жуткую неразбериху, связанную с отменой в 1875 году рабства и последовавшую за этим событием эпидемию оспы, принесшую с собой гибель людей и опустошение, которому, как после пожара, подвергся весь юг острова. В 1902 году король Дон Карлуш, так же, как и ранее его отец, взявший под свое покровительство покойного барона де Агва-Изе, присвоил Жасинту титул виконта де-Маланза, местности, где он сотворил наибольшее благо для Сан-Томе. Вплоть до дня своей кончины три года спустя виконт не прекращал активной деятельности не только как тропический агроном, но и в качестве ученого и исследователя тропической флоры и особенностей земледелия. И всё же, ему было суждено умереть, так и не увидев осуществленной свою мечту о создании на Сан-Томе Училища колониального сельского хозяйства. После его смерти плантации, подарившие престиж и авторитет его роду и титул Агва-Изе его отцу, перешли в руки Принсипийской компании и Национального заморского банка. Управляет ею сейчас как раз тот самый граф Соуза-Фару, что сидит тут же за губернаторским столом. Жасинту, как и его отец, был человеком, который для Луиша-Бернарду явился символом борьбы прогресса против застоя, человеком, свято верившим в то, что наука, образование и технические инновации — это реальная будущая альтернатива наемному труду негров на лесных вырубках. Жаль, что его сейчас нет в живых, поскольку именно на него, на его авторитет Луиш-Бернарду и мог бы опереться как на союзника, что ему, похоже, еще очень понадобится.

Вопреки его ожиданиям, упоминание имени виконта де-Маланза не вызвало особых восторгов со стороны присутствовавших. Конечно, никто не говорил о виконте предвзято, однако в их оценках не было ни теплоты, ни особого воодушевления, ни сожалений. Будто его недавняя смерть связывалась у них в равной степени как с высокой оценкой этого человека, так и с некоторым облегчением. Впрочем, может быть, губернатору все это лишь показалось. Может быть.