На отмелях - Джозеф Конрад

Картер замолчал и, по-видимому, взвешивал, какие шансы на успех могут быть у людей, вооруженных ломом.

— Зачем вы непременно хотите втянуть нас в драку? — вдруг спросил он. Лингард вздрогнул.

— Вовсе не хочу. Я вас не стал бы об этом просить.

— Никто не может угадать, что вам взбредет на ум, капитан, — отвечал Картер, — Ведь всего двадцать четыре часа тому назад вы хотели пристрелить меня.

— Я только сказал, что скорее застрелю вас, чем позволю вам подымать тревогу и создавать мне затруднения, — объяснил Лингард.

— Да, день на день не походит, — проворчал Картер, — Но я-то почем знаю ваши намерения? По-моему, вы сами изо всех сил создаете себе затруднения.

— Хорошо, допустим, что так, — мрачно проговорил Лингард. — Но как вы думаете, стали бы сражаться ваши матросы, если бы мы их вооружили?

— За кого сражаться? За себя или за вас? — спросил Картер.

— За женщину, — вскричал Лингард. — Вы забываете, что на яхте есть женщина. О мужчинах я не забочусь вот ни на столько.

Картер добросовестно соображал.

— Только не сегодня, — сказал он наконец. — Среди матросов найдется один-два дельных парня, но остальные совсем повесили носы. Не сегодня. Если вы хотите, чтобы они сражались, дайте им немного прийти в себя.

Картер добросовестно и отчасти недоверчиво стал излагать факты и высказывать свои соображения. Он ничего не мог понять, но чувствовал настоятельное желание помочь этому человеку. Иногда ему казалось это необходимым в интересах дела, иногда желательным из политических соображений, а иногда всякая подобная попытка представлялась ему безумием, которое все равно ничему не повредит, ибо сам он совершенно бессилен что-либо сделать. И тогда он чувствовал гнев и нащупывал в кармане рукоятку заряженного пистолета. Он взял с собой это оружие, когда миссис Треверс велела ему ехать на бриг. «Если он захочет что-нибудь со мной сделать, я выпалю в него и постараюсь удрать», — объяснял он ей поспешно.

Он отлично помнил, какой испуг выразился на лице миссис Треверс. Конечно, женщина вроде нее не привыкла к таким разговорам. Вообще, слушать ее было бесполезно, — разве только из вежливости. Нет, пуганая ворона куста боится. Он теперь не даст себя увезти и не позволит, чтоб его задирали.

— Я не дам себя одурачить. Я вам понадоблюсь, миссис Треверс, — сказал он, — и я обещаю вам не стрелять из этой штуки, если он меня не вынудит к этому.

Он проявил юношескую твердость и не уступил ее просьбам, хотя ее необычное волнение несколько озадачивало его. Когда лодка уже отъехала на порядочное расстояние от яхты, она крикнула ему вслед:

— Не стреляйте! Вы не понимаете, в чем дело.

Ее голос, слабо доносившийся из тьмы, тронул его. Он напоминал жалобный крик.

— Пошевеливайся, ребята, — поторопил он матросов.

Он был достаточно рассудителен, решителен и юн и потому почти желал, чтобы «до этого дошло». Он предусмотрительно велел матросам держаться у самой кормы брига.

— Если я вдруг шлепнусь в шлюпку, сейчас же отпихивайтесь и гребите изо всех сил.

Сейчас ему почему-то не очень хотелось стрелять, но он все же мысленно повторял свое решение, чтобы оно как-нибудь не ускользнуло от него и не погибло в море сомнений.

— Не лучше ли мне сейчас же ехать обратно на яхту? — спросил он мягко. Не получив ответа, он продолжал в раздумье: — Миссис Треверс приказала мне передать вам, что она вам верит, что бы ни случилось. Она, вероятно, дожидается ответа.

— Она верит мне, — повторил Лингард. Глаза его сверкали.

При каждом трепетании огней массивные тени палубы качались из стороны в сторону. Там и сям виднелись неподвижные фигуры людей с темными лицами и сверкающими белками.

Картер осторожно сунул руку в карман.

— Ну, что же, капитан? — допытывался Картер. Он вовсе не хотел, чтоб над ним издевались. Пусть миссис Треверс верит, кому хочет.

— Есть у вас какое-нибудь письмо для меня? — спросил Лингард, быстро шагая вперед.

Картер, настороженный, отступил назад, чтобы не очутиться к Лингарду слишком близко. Шо наблюдал за ним со стороны, полные щеки его дрожали, глаза точно готовы были выскочить из орбит, и рот широко раскрылся, как будто Шо вот-вот задох нется от любопытства, удивления и негодования.

— Письма нет, — ответил Картер тихо и спокойно.

Лингард был словно разбужен выстрелом. Казалось, что тяжелая и мрачная туча упала из ночи ему на лоб и быстро опять исчезла в ночи, и, когда она скрылась, он был так спокоен, его взгляд так ясен, ею лицо так уверенно, что трудно было поверить, что сердце этого человека за секунду перед этим пережило муку унижения и страха. Он грустно улыбнулся.

— Что это у вас там спрятано, молодой человек? — спросил он со спокойным и добродушным смирением. — Нож или пистолет?

— Пистолет, — отвечал Картер, — Вы удивлены, капитан? — Картер горячился, ибо внутри его подымалось чувство раскаяния, тихое и неудержимое, как прилив, — Кто из нас первый начал эти штуки? — Картер вынул руку из кармана и повысил голос: — Вы что-то замышляете, чего я не могу понять. Вы не ведете дело напрямик.

Факелы над их головами светились ровно, и тени палубы в эту минуту глубокой тишины казались такими же застывшими, как и люди.

— По-вашему, я не откровенен? — задумчиво сказал Лингард.

Картер кивнул головой. Он сердился на тот оборот, какой принимало дело, и на то, что в нем самом растет желание сдаться этому человеку.

— Но миссис Треверс мне верит, — с тихим торжеством продолжал Лингард, точно выставляя неопровержимый аргумент.

— Да, она так говорит, — проворчал Картер, — Я ее предупреждал. Она — ребенок. Они там все как малые ребята. Вы это знаете, и я это знаю. Я слыхал о людях вашего склада: вы готовы были бы всех нас вышвырнуть за борт, если бы вам это было выгодно. Вот что я думаю.

— И это все?

Картер слегка кивнул головой и отвернулся. Наступило молчание. Лингард оглядел бриг. Освещенная часть судна, покрытая сверху балдахином ночи, была видна во всех деталях. На лицо его повеяло легкое дуновение. Воздух дрожал, но отмели, затерянные во тьме и молчании, не подавали никаких признаков жизни.

Тишина давила Лингарда. Мир его стремлений и надежд, казалось, умер, исчез. Его желаниям не было места в этой темной «селенной, поглотившей и море, и берег, и его упования. И тут же, в том месте, где до сих пор безраздельно господствовала его смелая душа, очутился какой-то юноша, готовый его застрелить ia предполагаемое вероломство. Этот юноша приехал, чтобы его застрелить! Хорошо, нечего сказать! Лингард слишком устал, чтобы смеяться, да и перспектива быть застреленным — вполне реальная, ибо молодежь все делает сплеча — раздражала его. Здесь все было полно противоречий. Нельзя было разобрать, кто враг и кто союзник. Осложнения, связанные с этой несчастной яхтой, так близко столкнули его с чужими людьми, что он точно чувствовал их прикосновения в своей собственной груди.

«Хотел меня пристрелить! Малый не промах, черт возьми! И, однако, я верю ему больше, чем кому бы то ни было другому на этой яхте».

Думая так, он смотрел на Картера, кусавшего себе губы и раздраженного долгим молчанием. Когда они наконец заговорили, они успокоились и почувствовали облегчение, точно вышли на свежий воздух из жарко натопленной комнаты. Когда Картер распростился и спустился в шлюпку, он уже принял план, предложенный Лингардом по отношению к экипажу. Он чувствовал теперь к Лингарду почти полное доверие. Это была одна из нелепостей положения, которую приходилось признать, но которую нельзя было понять.

— Ну, что же, я сейчас говорю с вами напрямик, а? — спросил Лингард.

— Как будто напрямик, — сдержанно согласился Картер. — Во всяком случае, пока что я буду действовать с вами.

— Миссис Треверс верит мне, — снова заметил Лингард.

— Черт меня побери! — воскликнул Картер, вдруг давая ход какому-то внутреннему убеждению. — А я ведь предостерегал ее насчет вас. Послушайте, вы, капитан, дьявол, а не человек. Как вы этого достигли?

— Я сам доверился ей, — отвечал Лингард.

— Когда? Как? Где? — залепетал пораженный Картер.

— Вы и без того слишком много знаете, — спокойно произнес Лингард. — Не будем терять времени зря. Я приеду вслед за вами.

Картер тихо свистнул.

— В вас обоих я не разберусь, — крикнул он, быстро перелезая через борт.

Шо воспользовался удобным случаем и подошел к Лингарду, начав нерешительно:

— Два слова, сэр.

Помощник заявил, что он почтенный человек. Он объяснялся громким, но неровным голосом. Он человек женатый, имеет детей и ненавидит все незаконное. Свет играл на его тучной фигуре, он бросил на палубу свою грибовидную шляпу, он смс ло говорил правду. Седые усы торчали воинственно, глаза смот рели беспокойно. Широко размахивая своими толстыми корот кими руками и то и дело прижимая их к животу, он заявлял, что он служил старшим офицером на английских судах, пользо вался безукоризненной репутацией и, как он надеялся, «знал свое дело». Он мирный человек, и только; он ничего не имеет против того, чтобы выйти немножко из рамок закона, когда де ло идет о разных там неграх, «которых надо учить вежливому обращению и уму-разуму», да и сам он при случае задавал им трепку, но здесь замешаны белые — джентльмены и леди, — не говоря уже об экипаже.