На отмелях - Джозеф Конрад

Он опять заговорил. Он молчал не больше минуты, но миссис Треверс казалось, что прошли годы — так по-новому воспринимала она теперь его слова. Ею овладело глубокое волнение, точно его приезд сюда и доверие, которое он ей оказывал, были событиями ужасающей важности. Она с тревогой начинала сознавать, что это сливалось с ее собственной жизнью и в то же время было частью рассказанной истории. До слуха ее долетали странные имена: Белараб, Даман, Тенга, Нинграт. Они теперь входили в ее существование, и она со страхом чувствовала, что не в состоянии связать эти имена ни с каким человеческим образом. Они стояли особняком, как бы написанные на пологе ночи. Они принимали символические формы. Они завладевали ее чувствами. Миссис Треверс задумчиво шептала: «Белараб, Даман, Нинграт», — и эти варварские звуки дышали, казалось, какой-то необыкновенной силой, хранили в себе роковой смысл, таили безумие.

— У каждого из них большие счеты с белыми… Но что мне до этого? Мне надо было достать людей, готовых сражаться. Я рисковал жизнью, чтобы добраться до них. Я дал им обещания, которые должен выполнить, или… вы понимаете теперь, почему я велел перехватить вашу шлюпку? Я так глубоко вовлечен в это предприятие, что мне нет никакого дела до всех сэров Джонов на свете. Когда у меня есть работа, я ни о чем другом не думаю. Но я дал вам один шанс спасения — хороший шанс. Я должен был это сделать. Но я, видите ли, недостаточно походил на джентльмена. Да, да, в этом все дело. И, однако, я отлично знаю, что такое джентльмен. Я жил с джентльменами долгие годы. Я дружил с ними — на золотых приисках и в других местах, где человек показывает свое подлинное нутро. Некоторые из них еще и теперь пишут мне письма из дому, потому что я… Ну, да нечего об этом говорить. Да, я знаю, как поступает джентльмен. Он хорошо обходится с незнакомыми людьми, он не считает человека лжецом, пока это не доказано, он держит раз данное слово… Я поступаю именно так. Пока я жив, ни одного волоса не упадет с вашей головы.

Миссис Треверс успела несколько прийти в себя, но при этих словах ею овладело такое ощущение неуверенности и тревоги, какое охватывает людей при первом толчке землетрясения. Вслед за этим все ее чувства застыли в ожидании. Она молчала. Лингард подумал, что она ему не верит.

— Слушайте! Ну, как вы думаете, что меня заставило приехать сюда и говорить с вами? Хассим, вернее раджа Туллы, спросил меня сегодня: «Что ты будешь делать с этими твоими земляками?» Он еще, по-видимому, думает, что я сам для чего — то привел вас сюда, — ведь этим туземцам иной раз приходят в голову самые нелепые мысли! Так взбесят, что невольно выругаешься. — Лингард выругался, — Он считает вас моими земляками. В какой это степени вы мои земляки? Скажите мне, в какой степени? У меня с вами так же мало общего, как у вас со мной. Ну, скажите, какой чистенький господчик из вашего общества стал бы, например, там, в Англии, рисковать жизнью, чтобы спасти от гибели рыбачью барку?

Несмотря на смутное чувство опасности, гнездившееся в ее сознании, миссис Треверс не приходила в голову мысль о смерти. Наоборот, она ощущала необыкновенный прилив жизненности. В ней забродили неведомые доселе силы, как будто жизнь проснулась в ней только сейчас. Скрытая во тьме опасность не давала еще о себе знать и не вызывала в ней ужаса, но зато воочию обнаружились перед ней простые и мощные страсти человеческой души, волновавшие и чаровавшие своей новизной. Перед ней был человек, ничего не скрывавший. Она спросила:

— И все-таки вы приехали сюда?

— Да, — отвечал он, — ради вас… Ради вас одной.

Прилив, заливавший отмели, отдался спокойным звуком о руль яхты.

— Я не хочу, чтобы я одна оказалась спасенной.

— Тогда вы должны сами перетащить их как-нибудь на бриг, — мрачно сказал Лингард. — Бриг — вон. Я, мои пушки, мои люди — в вашем распоряжении. Вы знаете, что надо дс лать.

— Попытаюсь, — отвечала миссис Треверс.

— Отлично. Если вам не удастся, мне будет очень жаль этих бедняг, которые дрыхнут у вас в трюме. Но этого, конечно, не может быть. Следите за тем фонарем на бриге. Я нарочно велел его поднять. Опасность, может быть, ближе, чем мы думаем.›1 послал на разведку две лодки, и если они привезут дурные вес ти, фонарь будет спущен. Итак, подумайте обо всем этом. Я рассказал вам то, чего не рассказывал никому. Подумайте и обо мне. Я рассказал вам, потому что не мог иначе.

Лингард отпихнулся ногой от яхты и исчез из глаз миссис Треверс. Журчащий звук замолк в отдалении.

Она отошла от борта. Фонарь и звезды слабо освещали темную палубу. Этот вечер походил на вчерашний — на все предыдущие вечера.

«Неужели все это может быть? — спрашивала она себя. — Нет, но это правда».

Она села в складное кресло, чтобы думать, но могла только вспоминать. Она вскочила. Ей послышалось, что кто-то слабо окликает яхту.

«Не он ли зовет?» Она прислушалась и, ничего не услышав, рассердилась на себя за то, что ей чудятся звуки.

«Он сказал, что доверяет мне. В чем же грозящая нам опасность? И где эта опасность?» — раздумывала она.

С передней части яхты стали приближаться шаги. Над лестницей, ведущей в каюту, смутно обрисовалась фигура вахтенного матроса. Он тихо свистнул и удалился. Глухие стуки на дне лодки сменились всплесками весел. Ночь скоро поглотила эти легкие звуки. Миссис Треверс опять уселась. Она чувствовала себя гораздо спокойнее.

Она вообще имела способность и мужество додумывать до конца свои мысли. До возвращения мужа она все равно ничего не могла предпринять. Да и, кроме того, не предостережения Лингарда подействовали на нее. На нее подействовало то, что этот человек раскрыл ей всего себя, без малейшей утайки. Она ясно видела его желания, его затруднения, его сомнения, его привязанности, его порывистость, его безумие; жизнь, слагавшаяся из этих страстей, была, быть может, беспокойна, но отнюдь не пошла. У миссис Треверс был достаточно возвышенный ум, чтобы смотреть на него иначе, чем с чисто человеческой точки зрения. Раз он доверял ей (странно: почему он вздумал довериться ей? Не ошибся ли он?), она добросовестно примет его доверие. Ей вдруг пришло на мысль, что из всех людей, которых она когда-либо встречала, этого она знала лучше всех. Она почувствовала удивление, сменившееся глубокой печалью. Но это было ее личное несчастье.

Она перестала думать и внимательно прислушивалась, не возвращается ли шлюпка. Предстоявшая ей задача тревожила ее. Тишина была мертвая, и миссис Треверс казалось, что она затеряна в пустоте. Кто-то на середине палубы протяжно зевнул и произнес: «О господи, господи!» Чей-то голос спросил: «Они еще не вернулись?» В ответ кто-то пробурчал: «Нет».

Лингард трогал миссис Треверс, потому что он был так по — пятен. «Как проста его жизнь!» — думала она. Она не скрывала от себя, что он стоял особняком от человеческого общества, что ему не было там места. Как это хорошо! Вот наконец настоящее человеческое существо; голая правда вещей, оказывается, не так уж далека, несмотря на столетия культуры. Миссис Треверс подумала, что этот человек своим поступком, в сущности, сразу лишил ее всех привилегий, которые ей давали общественное положение, богатство, прошлое. «Я беспомощна. Что у меня осталось? — спрашивала она себя, — Ничего». Можно было бы сказать — «внешность», но миссис Треверс была еще слишком полна искусственности, чтобы подумать о красоте, которая ведь тоже входит, как необходимая часть, в неприкрашенную правду вещей.

Она обернулась и увидела, что фонарь на бриге горит сильным спокойным пламенем — яркое пятно на звездном пологе, разостлавшемся над берегом. Послышался глухой удар, как будто от лодки, стукнувшейся о борт. Они вернулись! Миссис Треверс поднялась, до крайности взволнованная. Что ей сказать? Как начать? Говорить ли вообще? Ведь это будет нелепо, ее слова будут похожи на сказку. Она не решится! Один миг ей казалось, что она сходит с ума.

Кто-то взбежал по трапу. Чтобы выиграть время, миссис Треверс прошла на корму. Фонарь брига ярко сверкал, и пламя его казалось огромным среди далеких солнц, разбросанных в беспредельности ночи.

Миссис Треверс пристально смотрела на него. «Я ничего не скажу ему, — думала она. — Это невозможно. Впрочем, нет, — я скажу все». Она ждала, что с минуты на минуту послышится голос ее мужа. Напряжение становилось невыносимым. Она понимала, что должна решить сейчас. Кто-то на палубе быстро и возбужденно заговорил. Миссис Треверс надеялась, что д'Алькасер заговорит первым и таким образом отсрочит роковой миг. Чей-то голос грубо произнес: «Что там такое?» Несмотря на волнение, она сразу узнала голос Картера, потому что обратила внимание на этого молодого человека, не походившего на остальной экипаж. Она решила, в конце концов, что лучше всего начать в шутливом духе… А может быть, лучше притвориться испуганной? В эту минуту фонарь задрожал, и миссис Треверс похолодела, точно у нее на глазах обвалился небесный свод. Губы ее раскрылись, готовые крикнуть. Фонарь сразу упал на несколько футов, замигал и погас. Вся нерешительность ее сразу прошла. Этот первый сигнал об опасности наполнил все ее су щество совершенно необычным для нее возбуждением. Нужно сейчас же что-то предпринять. Ей почему-то стало стыдно, что она колебалась так долго.