Капитан Ришар - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молодой человек побледнел.
— Вы знаете, почему я был там, сударь? — спросил он.
— Нет, лейтенант, но я знаю, что солдат — это раб присяги, как честный человек — раб своего слова… Ну что ж, все остальное не важно! Я узнал ваше лицо и сказал себе: «Все сильные сердца — братья, у тебя, Штапс, здесь есть брат, и ты можешь смело попросить, чтобы он оказал тебе последнюю услугу».
— И вы не ошиблись: все, что будет в человеческих возможностях сделать для вас в пределах моего долга, я сделаю.
— О, будьте спокойны, — ответил заключенный, — я у вас не попрошу ничего того, что могло бы вас скомпрометировать.
— Говорите, — сказал молодой человек.
— Я любил одну молодую девушку, — начал Штапс, если бы не произошли все эти события, она была бы моей женой; наши отцы — друзья; наша свадьба была отложена…
— Да, — сказал молодой офицер, — но именно тогда вы вступили в общество Тугендбунд; именно тогда вам выпал жребий убить императора и именно тогда все ваши любовные надежды были утрачены?
— Нет, сударь, — печально ответил Штапс.
— Продолжайте, — сказал офицер.
— Действительно, мои минуты сочтены… Будьте спокойны, я не заставлю себя ждать.
Лейтенант наклонил голову в знак согласия.
— Вы знаете, — продолжал Штапс, — что при мне нашли женский портрет?
— Да, сударь.
— Я попросил, чтобы мне оставили этот портрет до момента моей смерти.
— И ваша просьба была удовлетворена без колебаний.
— Так вот, сударь, когда я умру, этот портрет будет у моего сердца.
И узник прижал руку к груди.
— Вы желаете быть похороненным вместе с портретом?
— Нет, я желаю, чтобы после моей смерти какой-либо друг взял его и передал его раньше или позже моей невесте и рассказал ей о том, как я умер, а особенно о том, что, умирая, я думал о ней.
— Она живет в Баварии?
— Нет, сударь, в результате ужасной катастрофы ее отец и она покинули Баварию и уехали жить в Вольфах, маленький городок в герцогстве Баден; именно там вы ее и найдете.
— Хорошо, перед смертью вы мне отдадите портрет.
— Я сказал вам, что хочу умереть, прижимая его к сердцу: вы его возьмете с моего трупа, после моей смерти.
— Имя девушки?
— Оно написано на обратной стороне портрета.
— Это все, сударь?
— Нет, последняя услуга. Я хочу, сударь, чтобы меня не уравняли с обыкновенными убийцами. После того как вы возьмете портрет на моей груди, раскройте мою правую руку, в ней будет бумага, которую вы любезно передадите офицерам, входящим в состав военного суда, слушавшего мое дело, и полковнику — его председателю.
— Я сделаю, как вы пожелаете. Теперь все?
— Да.
— Тогда мне остается только пожать вам руку, сударь, и пожелать мужества.
— Согласен пожать вашу руку и принять пожелание, сударь, хотя пожелание мужества, как вы можете это видеть, вряд ли необходимо. Где я вас снова увижу?
— На месте казни.
— То есть на эспланаде?
— На эспланаде.
Молодые люди пожали друг другу руки в последний раз, и офицер ушел.
Военная тюрьма, где находился Штапс, была расположена на самой площади. Казнь должна была происходить в восемь часов, а без четверти восемь вся площадь была уже заполнена народом.
Эту толпу составляли наполовину французские военные, наполовину население Вены.
Когда там увидели Поля Ришара, выходящего из тюрьмы, его окружили и стали расспрашивать о заключенном.
Поль ответил, что заключенный, узнав его, так как однажды они встречались в Абенсберге, попросил быть доверенным своих последних желаний.
— Его действительно казнят сегодня утром? — спросил капитан, входивший в состав военного суда.
— Да, — ответил ему Поль, — вы же знаете, капитан, что приговоры военного суда подлежат исполнению немедленно.
— Конечно, но я знаю также, что полковник довел до сведения заключенного о возможности просить о помиловании у маршала Бертье; и полковник сказал мне лично после зачтения приговора, что в случае такого прошения князь Невшательский получил все полномочия от императора.
— Ну что ж, — сказал Поль, — осужденный не воспользовался этим советом полковника.
— И он им не воспользуется? — спросили сразу несколько человек.
— Нет, мне кажется, что у несчастного есть какая-то известная только ему и Богу причина желать смерти.
В эту минуту пробило восемь часов.
Дверь тюрьмы открылась.
Первым вышел сержант, за ним четыре солдата.
Позади этих четырех солдат шел осужденный.
Он оставил свой сюртук и жилет в тюрьме, на нем были только рубашка, облегающие панталоны и сапоги.
Его лицо было бледным, но спокойным, без тени надменности, но и без тени слабости.
Было видно, что этот человек хладнокровно приготовился к смерти.
Он и раньше знал, на что идет, хотя и жертвовал жизнью в двадцать лет, что, конечно, совсем не вызывало у него восторга. Но если раньше именно такое чувство заставило его совершить преступление, то теперь напускное и лихорадочное возбуждение уступило место непоколебимому решению, которое можно было прочесть по его слегка нахмуренным бровям и складкам подбородка, придававшим его губам подобие улыбки.
За осужденным следовала остальная часть взвода, то есть еще шесть человек.
Едва выйдя из здания, он огляделся вокруг себя, будто искал взглядом кого-то.
Его глаза встретились с глазами лейтенанта Ришара, казалось, говорившими ему: «Вот, видите, я держу свое слово».
Тогда он слегка кивнул ему, и легкая тень беспокойства, омрачившая было на мгновение его лицо, исчезла.
Группа вместе с осужденным продолжала двигаться к месту казни.
Вдруг раздался пушечный выстрел.
— Что это там? — спросил Штапс.
— Сегодня ночью подписан мир, и пушечный выстрел извещает об этом Германию.
— Мир? — повторил приговоренный. — Вы мне говорите правду?
— Конечно, — ответили ему.
— Тогда, — сказал он, — дайте мне поблагодарить Бога.
— За что?
— Зато, что он, наконец, возвращает Германии спокойствие.
И молодой человек, встав на колени между двумя рядами сопровождающих его солдат, произнес короткую молитву.
Когда он поднимался с колен, Ришар подошел и сказал ему:
— Это меняет что-нибудь в ваших распоряжениях?
— По какому поводу вы задаете мне этот вопрос, сударь?
— Дело в том, что если вы попросите о помиловании, возможно…
Приговоренный его остановил:
— Вы знаете, какой услуги я жду от вас, лейтенант?
— Да.
— Вы все еще расположены сдержать свое обещание?