NOTHING: Почти детективная история одного знаменитого художника - Наталья Солей

Когда Вика прочитал книгу, чаша терпения его переполнилась. Он буквально влетел в мою квартиру, выкрикивая какие-то нечленораздельные фразы, из которых можно было понять, что если я смолчу и на этот раз, то он просто перестанет со мной общаться. Что нельзя разрешать делать из себя половую тряпку перед входом в успешную жизнь, тряпку, об которую ежедневно вытирают ноги абсолютные ничтожества.

Постепенно он успокоился, рассказал про книгу, о том, что Самсонов избегает его, всем говорит, что Вика его преследует, требует каких-то денег за свои работы. На самом деле он, Вика, убогий неудачник, который безумно завидует Микису и оттого оговаривает.

Потом он завел новую пластинку о том, что именно я имею возможность разоблачить этого афериста, который просто забыл, как кисти в руках держать.

– Ты посмотри, ты только посмотри, – кричал он, нервно перелистывая все ту же злосчастную книгу. – Даже здесь есть твои работы, которые он выдает за свои. Ты только полюбуйся на это!

Он дал мне все новые телефоны Самсонова, но поговорить с ним не представлялось никакой возможности. Секретарь ни под каким предлогом этого не допускала, хотя подробно расспросила кто я, откуда и по какому вопросу. Узнав, что по личному, попросила позвонить завтра. На следующий день она спросила меня, не та ли я Елена, которая живет на улице Ивана Сусанина, и полностью назвала мой адрес.

Я сказала, что именно та, что давно знакома с Самсоновым и у меня очень важный к нему разговор. Однако она опять попросила перезвонить на следующий день.

Так продолжалось неделю. Вика мне сказал, что секретарь Ира, на самом деле этакий «серый кардинал» Самсонова. Именно она регулирует, с кем он будет разговаривать, а с кем нет, именно она устроила так, что Викентий даже не знал местонахождение дома Микиса. Все их встречи проходили теперь где-нибудь по дороге, возле станции метро, куда Самсонов подъезжал на машине, забирал работу и расплачивался. Вика и посоветовал мне позвонить в издательство, чтобы разыскать журналистку, с которой Микис писал книгу. Вот так я вас разыскала. Возможно, когда-нибудь мой рассказ пригодится вам. Даже если нет, все равно – выплеснула накопившуюся обиду, и мне стало немного легче….

Дочитав до конца, Марина долго сидела задумавшись. Затем, помолчав, неуверенно сказала:

– Так, может, этот Викентий и убил Елену?

Саша аж взвыла:

– Мариночка, вы и сейчас готовы защищать этого человека?! Впрочем, я ничего не хочу сказать. Несомненно, Самсонов Елену не убивал, он просто на такие страсти не способен, слишком любит себя и самоуверен. Ему убивать незачем. Он сделал это десять лет назад. Теперь Лена ему не интересна. Просто не хотел ее видеть и мечтал задвинуть ее подальше, но не убивать же для этого. А Викентию зачем ее смерть?

– Ну она же отказалась претворять в жизнь его план…

– Можно подумать, что он надеялся, будто бы Лена это сможет сделать. Скорее, вялое желание загрести жар чужими руками – а вдруг получится? Чтобы убить человека, нужен хладнокровный расчет и все-таки мотив. Допустим, убил, ну и что он с этого имеет? Ровным счетом ничего. Только один одинокий человек потеряет другого одинокого человека. Они скрашивали одиночество друг друга общими воспоминаниями, пусть неприятными, но все же связанными с какими-то событиями их жизни, которых теперь попросту нет. Никаких событий нет.

– Может быть, он хотел таким образом привлечь внимание газет, чтобы разразился скандал? – совсем неуверенно спросила Марина.

– И кто же этот скандал будет раздувать? Самсонов? Он, конечно, любит внимание прессы и обожает сочинять всякие байки о себе, но боюсь, это не тот случай. А кроме него самого у газетчиков нет других информаторов, чтобы узнавать подробности самсоновской жизни. Все это прекрасно понимают, не думаю, что этот Вика дурнее нас с вами. Здесь все очевидно. Я удивляюсь только одному. Почему вы его опять защищаете? Все понимаете, и опять он для вас «ранимый художник». Это же просто фантастика. Ведь вы пришли не только для того, чтобы прочитать все это. Можно было, и не читая, предположить, что здесь написано. Вы опять пытаетесь его оправдать и не хотите, чтобы я отдала эти записи в милицию. Да я и не собираюсь этого делать. Хотя меня немного мучает совесть, что не помогаю следствию. Но это письмо все равно никак не поможет найти настоящего убийцу. Обо всем остальном мы уже договорились. То есть о том, что Самсонов – «голый король», кричать не буду. Смешно это будет, особенно после того, как я сама же и создала «дракона». Новый имидж удался. Читатели даже письма пишут. Причем, не какие-то влюбленные девицы, присылающие ему в приложении к письму бирочки от собственных бюстгальтеров в доказательство космических размеров, берущих отсчет от 7-го номера.

Нет, пишут умницы, думающие люди.

Я не знала, куда мне деваться от стыда, когда читала письмо, присланное из Калининграда. Даже ему не отдала, поскольку это было написано человеку, которого на самом деле не существует, человеку, которого придумала я. Да вот послушайте сами.

С этими словами Саша схватила со стола конверт, лежавший отдельно от целой пачки писем, и стала читать, выхватывая из текста наиболее показательные на ее взгляд фразы:

«Прочитала вашу книгу и если коротко:

Спасибо, что Вы есть».

– Это только начало, – как бы про себя комментировала Саша.

«Я не знаю, сколь уместны сантименты в данном случае, но Ваша книга для меня почти откровение. Я не припомню, чтобы за последнее время кто-то из наших современников, тем более столь обласканных славой, мог меня так удивить. Для меня БОГЕМА и СНОБИЗМ – почти синонимы, но к Вам это, оказывается, вовсе не относится».

– Ну совсем не относится – проворчала Саша, пробегая глазами строчки, в поисках главного. – Это ладно, а вот еще:

«Вы настолько приятно удивили. Я сто раз у себя спросила: „Неужели могут быть такие приятные собеседники?“ Не хочу обижать ваше окружение, там столько блестящих имен, но, убей, не припомню, чтобы я прочитала кого-то с таким удовольствием».

– Так, тут все про гениальный дар….

А, вот оно. Вы только послушайте:

«Но потрясло меня Ваше доброе сердце, надеюсь, слава не покроет его позолотой, не той, благодаря которой говорят золотое сердце, а холодной фольгой, которая от усталости души. К сожалению, многие в Вашей среде этим страдают, что очень заметно со стороны. Оговорюсь, что никого не осуждаю, мне не дано на это право, но когда, купаясь в роскоши, не чувствуешь чужой боли, это уже тупик».

– А вот еще…

«Очень надеюсь, что эта книга – не последняя. Не хочу ее убирать со стола. Сейчас она будет для меня настольной. У меня теперь есть пища для ума.

Тяга к чистым, добрым людям – это Ваша душа. Московская богема ее, Слава Богу, если и замутнила, то слегка. Простите, что позволила себе это замечание. Я так не хочу, чтобы Вас кто-то мог задеть даже словом.

Живите, творите, будьте счастливы во всем, ибо счастье нам редко дается извне. Это состояние души, когда она спокойна, тогда и счастлива.

С глубоким почитанием и молитвами за Вас…»

– И подпись Надежда, – завершила чтение письма Алябьева. – Люди поверили. Как искренне человек пишет. Мне в этом письме очень понравилась такая простая, казалось бы, мысль о счастье! Просто и как точно: «Счастье – это состояние души».

Когда она спокойна, когда в ней есть гармония, когда ты не предаешь себя – ты счастлив. Счастье внутри человека, и не надо ему дополнительных подпорок извне. Это потрясающе! Прав Иван Сергеевич Тургенев: действительно лучшие девушки и женщины живут в провинции. Сердечные, умные, добрые, начитанные. И таких, думаю, ведь много по всей стране. А я этим людям так наврала. Они же с открытой душой все приняли и поверили, что есть такой человек, который чувствует чужую боль, тянется к чистым людям. В действительности – с точностью до наоборот.

С ума можно сойти. Правда, приятно, что кто-то оценил вещи, которые сам Самсонов оценить не в состоянии.

Марина понимала, почему Сашу так расстроило это письмо. Она получила подтверждение того, чего боялась, – создала легенду, не вызывающую сомнений. В нее поверили даже тонкие, умные, явно не всеядные люди. Она отчетливо вспомнила ситуацию, когда Алябьева после очередной бурной ссоры хотела забрать рукопись из издательства, но было уже поздно. По договору пришлось бы платить неустойку, да и вообще шума бы много получилось. А ведь тогда ее главным аргументом было нежелание «создавать дракона», как она часто говорила, и что она написала книгу о человеке, которого не существует.

– Саша, но ведь это прекрасное письмо. Действительно, получилось все так, как мы задумывали. Слово – оно материально, и Микис станет таким, каким запрограммирован в книге. Он ведь сам понимает, что так дальше продолжаться не может и он должен абсолютно поменять свою жизнь. То, что произошло, – предупреждение.