Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля - Олег Шишкин

Доктор Кальметт. Доктор Ру»4.

Действительно еще в начале XX века известный русский микробиолог и эмбриолог Илья Ильич Мечников и доктор Ру прививали шимпанзе сифилис, рак, брюшной тиф и проверяли вакцину против него, заражали обезьян «детской холерой», изучали модель дифтерии. Мечникова волновали, конечно же, и вопросы антропологии, и родства человека и обезьяны. Он искал сходство в психических и анатомических проявлениях. Эмиль Ру прекрасно это знал. Он знал и о переписке русского инфекциониста и мадам Абреу. Однако представление опытов Иванова продолжением исследований Мечникова выглядело откровенной ложью. Ложью во спасение научной истины, которую предполагалось добыть любой ценой, любыми жертвами. Нобелевский лауреат Мечников ведь не собирался скрещивать своих родных и знакомых с кубинскими обезьянами. Но Ру и Кальметту было необходимо уверить мадам Абреу, что Илья Иванович Иванов продолжает дело Ильи Ильича Мечникова. Что дело одного русского, в сущности, ничем не отличается от дела другого.

Вообще же в Институте Пастера традиционно работало много выходцев из России и эмигрантов. Общение с ними профессора Иванова фиксировалось парижской агентурой ОГПУ и могло привести к серьезным подозрениям на его счет. В 1926 году лабораторией иммунитета заведовал Сергей Иванович Метальников, бывший член кадетской партии, брат другого члена кадетской партии Н.И. Метальникова, бывшего депутата Государственной думы. Оба они были явными врагами советской власти. Но это, впрочем, не мешало Сергею Ивановичу обсуждать профессиональные вопросы с коллегой Ильей Ивановичем.

Там же занимался исследованиями ученик Мечникова иммунолог и эмигрант Александр Безредка. С обоими учеными профессор Иванов дружил и долгое время состоял в переписке. Безредке он посылал специфические депеши, проникнутые верой в торжество технического прогресса в СССР: «В настоящее время можно быть спокойным за судьбу русской науки. Внимание, которое уделяется теперь вопросам восстановления исследовательской работы, основано не на индивидуальных настроениях или качествах того или другого лица, а на прочно установившемся сознании, что наука — основа технического прогресса, без которого мы обойтись не можем»5. 

2

К советскому человеку опасность могла подкрасться в самый неожиданный момент. Казалось, у него имелись все бумаги и документы, а могущественные покровители гарантировали ему неприкосновенность. Как вдруг однажды все гарантии оказывались недействительными перед волей другого чиновника, одержимого ведомственным бешенством. Он мог испортить любую биографию и парализовать любой секретный эксперимент.

Таким наказанием для Иванова стал советский консул в Париже Отто Христианович Ауссем. Этот дипломат принадлежал к старой большевистской когорте твердокаменных марксистов. По национальности он был фламандец, но в русском революционном движении участвовал аж с 1893 года. В своих анкетах он не без гордости писал, что в партию вступил в 1898 году, когда она еще называлась РСДРП. Потом в 1906-м примкнул к Ленину и стал большевиком. Три года Ауссем был в ссылке в Вологодской губернии, затем занимался нелегальной переправкой политической литературы. В 1904 году убил человека — провокатора полиции, за что побывал на каторге. Там он встретил революцию и гражданскую войну, партизанил в Сибири и на Дальнем Востоке. В общем, человек был неробкий.

Ауссем внимательно приглядывался ко всем сотрудникам посольства и в случае чего телеграфировал в Москву о своих подозрениях насчет тех или иных работников дипломатической миссии. Даже на фоне тотальной слежки и недоверия, характерных для спецперсонала советской миссии в Париже, Отто Христианович отличался особым рвением. Любое неосторожное слово подчиненного он мог расценить как пособничество врагу, саботаж или латентное предательство. Время от времени консул выкидывал всяческие коленца, и они постоянно держали в напряжении представительство СССР на улице Гренель.

Так произошло и 14 августа 1926 года, когда Ауссем узнал, что среди честных советских граждан, находящихся в Париже, скрывается, как он считал, дезертир, не желающий служить в Красной Армии. Это был профессорский сынок. Мальчик не хотел пойти на призывной пункт РККА, а папочка Илья Иванович Иванов обеспечил ему надежное место для укрытия от военного комиссариата. Отто Христианович был в бешенстве.

В жалобе, отосланной в Управление делами Совнаркома, Илья Иванович описывал всю ситуацию как скверный анекдот: «На днях сын приехал в Париж. Казалось, все в порядке и можно ехать. Однако при представлении для визирования паспорта в парижском консульстве моему сыну было заявлено, что как рожденный в 1904 году и не имеющий на руках разрешения на отсрочку по отбыванию воинской повинности он должен выехать обратно в Москву, иначе рискует навсегда потерять право въезда в СССР и подданство. Сын, получая паспорт, спрашивал в Административном отделе Моссовета, нужно ли иметь на руках такую справку. Ему было определенно сказано, что не нужно и что, раз ему выдается заграничный паспорт, ясно, что с воинской повинностью дела урегулированы.

Консул сказал нам, что пребывание сына за границей может быть им разрешено только при условии, если из Реввоенсовета на его имя как парижского консула будет прислано извещение (лучше всего по телеграфу), что студенту Илье Ивановичу Иванову отсрочка по воинской повестке разрешается. Телеграмма должна быть прислана возможно скорее и не позднее 10-го сентября. Выдачу заграничного паспорта моему сыну Административным отделом Моссовета консул рассматривает как недоразумение»6.

Ауссем предупредил отца обо всех возможных печальных последствиях и о том, что парню даже во Франции не удастся избежать призыва на действительную воинскую службу в Красную Армию. Отто Христианович готов был провести насильственную депортацию в СССР военнообязанного Иванова-младшего, подключив к этой акции весь ресурс ОГПУ. А ресурс этот был немалый.

Летом 1926 года в посольство прибыл новый сотрудник торгпредства. В действительности его миссия заключалась в руководстве легальной резидентурой ОГПУ. И это тут же стало очевидно, так как новосел занял легендарную комнату 82, служившую чекистам кабинетом. Этого человека звали Лев Николаев. Но, как и многие люди его профессии, он имел и другие фамилии: Фельдбин и Орлов. В истории советской разведки он прославится рядом темных и мокрых дел, среди которых переправка золотого запаса Испании в СССР, организация убийства лидера троцкистской группировки ПОУМ Андреаса Нина — с него буквально сняли кожу. А 9 июля 1938 года этот сталинский сокол, майор НКВД, что соответствовало званию бригадного генерала, совершит побег в США, прихватив с собой всю кассу резидентуры — $30 000.

В 1965 году на собеседовании, проведенном ЦРУ, Орлов признался, что помимо сбора развединформации на него возлагался в посольстве «контроль за безопасностью и наблюдение за политической благонадежностью персонала посольства СССР и торгпредства»7. Такой профессионал смог бы, не церемонясь, засунуть дезертира в чемодан и отправить его в виде ценной бандероли на московский призывной пункт.

Иванов был хорошо осведомлен о повадках советских дипломатов. Предполагая их дальнейшие крутые меры, он принялся бомбардировать телеграммами Кремль. Ученый был уверен: только там смогут урегулировать эту ситуацию. Он надеялся, что уже в конце августа получит необходимые документы диппочтой или телефонограммой.

Время, однако, шло, но почему-то никаких известий из Москвы не приходило. Профессор не хотел верить, что его влиятельные друзья спасовали перед склочником-дипломатом, способным сорвать грандиозный эксперимент. Московская почта не торопилась, а консул Ауссем мог в любую минуту осуществить свою угрозу. Тем более что его запросы уже ушли в Экономическо-правовой отдел Наркомата иностранных дел.

Иванов лихорадочно настрочил еще одно письмо, оформил его как срочное и отправил авиапочтой. В нем он перечислял еще раз все свои заслуги и напоминал о полномочиях и от Химотдела Генштаба РККА, и от самого Кремля.

В Москве секретарь Комиссии СНК СССР по содействию работам Академии наук СССР Ольга Александровна Крауш принялась за дело немедленно. Она знала, каких дров может наломать старый большевик Ауссем, бредящий письмами с автографом наркомвоенмора Ворошилова. 4 сентября Крауш отправила в Комиссию по студенческим делам 1-го МГУ срочный запрос: «Студент VI курса физико-математического факультета 1-го МГУ (хим. отдел) Иванов Иван Ильич согласно разрешения университета за № 4440 от 5/VII находится в отпуске до 1/1–27 г. в Париже, где он ведет научную работу у своего отца профессора Иванова. Воинские документы сданы в канцелярию Университета, для получения в общем порядке как студенту ВУЗ’а — отсрочки от явки по призыву 1904 года.