Дефолт совести - Александр Смоленский

– Умением любить?.. – Гудвин явно был растерян.

– Нет, Пит, любить могут все животные, ибо в любви заложен инстинкт самосохранения рода. – Улыбнувшись, Блейк снисходительно посмотрел на Гудвина. – Способность сочувствовать чужой беде – вот что делает человека человеком. А Лилия обладает этим качеством как никто другой. Неужели я не могу назвать именем такой женщины мою новую яхту?

– О’кей, Дэйв, я всё сделаю. Сегодня же прикажу переименовать яхту.

– Тогда можешь идти готовиться к отлёту. А я отдохну...

С этими словами Корсар умиротворённо закрыл глаза и с облегчением откинулся на спинку кресла. Однако заснуть Блейку так и не удалось. Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила забыть про сон. Он нашёл в себе силы встать и добраться до кабинета. Он позвонил на давно знакомый номер в Амстердаме. Дэйв знал, что делать.

Его старинный друг и соратник Ханс Майер – один из пяти членов союза иерархов фонда – сидел за карточным столиком вишнёвого дерева и неторопливо раскладывал пасьянс под зловещим названием «Семь дьяволов». Это был самый трудный пасьянс в его богатой коллекции карточных головоломок. Майер резонно считал, что карты отлично успокаивают нервы и к тому же тренируют старческие мозги.

Несмотря на солидный возраст – как-никак 79 лет, Майера никоим образом не волновало состояние его тела. Оно и так, словно старость и не наступала, оставалось подтянутым и бодрым. Другое дело – мозги. В них давно жила идея фикс, как не допустить старческого маразма вплоть до самой смерти. Поэтому каждую свободную минуту он отдавал тренингу мозгов, уходя с головой в свои любимые головоломки, шахматы, кроссворды.

Глядя на Майера, вряд ли кто мог предположить, что этот симпатичный и скромный на вид старикан был одним из влиятельнейших людей в мире финансов, ювелирного бизнеса и... теневой мировой политики.

Услышав специфичный сигнал защищённого от внешнего вмешательства спутникового телефона, Ханс удивлённо вздрогнул. По этому аппарату ему могли звонить лишь несколько человек, но, как правило, звонил лишь один – дуайен унии, старшина союза, Дэйв Блейк. К сожалению, такое случалось крайне редко, особенно в последнее время. Поэтому, зная, что неизлечимая болезнь Корсара заметно прогрессирует, Майер невольно подумал о худшем и не на шутку встревожился. Но услышав в трубке довольно бодрый голос друга, хотя, наверное, точнее было бы сказать – единомышленника, искренне обрадовался.

– Привет, Дэйв! Что стряслось?.. – выпалил он.

– Под воздействием мировых катаклизмов Флорида погрузилась в пучину морскую. – В трубке послышалось хихиканье Блейка. – Что ты так всполошился, старина? Может, я просто хочу пообщаться с тобой. Услышать твой голос... Или, признайся, ты ждал других вестей?

– Не говори глупостей. Просто в последнее время ты так редко звонишь, что я поневоле подумал о худшем. Мы же давно не в юношеском возрасте, – не хитря, сказал Майер. Тем более что Корсар наверняка догадался об истинной причине его беспокойства. – А почему ты не включил видеокамеру? Хотелось бы, дружище, увидеть тебя воочию... – Голландец попытался сменить тему разговора.

– А на чёрта тебе, Ханс, видеть мою рожу, да ещё в искажённом виде? Я же знаю, старина, что тебе уже всё доложили... – В трубке послышался негромкий смех Блейка.

– Ты это о чём?.. Не пойму...

– Брось притворяться, петух голландский. Лицемерить и врать тебе, слава богу, никогда не удавалось. Успокойся, я пока ещё жив. Но уже не очень здоров... – Блейк явно был настроен на игривый лад, что даже в былые времена случалось с ним крайне редко. – Пожалуйста, Ханс, выслушай меня внимательно. К тебе есть две просьбы. Ты помнишь, конечно, что следующей весной исполняется полвека со дня основания нашего фонда. Дата! По этому поводу я хочу созвать юбилейное заседание унии и членов директората. Устроим маленький бордельеро для стариков. На латиноамериканский лад. А заодно обсудим ряд проблем. Меня очень тревожит развитие событий в России. Похоже, там ситуация выходит, а может, уже и окончательно вышла из-под контроля. Так что надо что-то срочно предпринимать.

– Не буду спорить. Совершенно с тобой согласен, Дэйв.

– Вот и хорошо, мой дорогой друг, что иногда и ты со мной согласен, а не только я с тобой, – вновь рассмеялся Блейк. – Словом, когда вы все прилетите ко мне, а это наверное, будет моя последняя встреча с соратниками, я хотел бы попрощаться, пока не поздно...

– Что ты такое говоришь, Дэйв? – искренне заволновался голландец.

– Истинную правду, Ханс, истинную! Господу, очевидно, понадобился в своей небесной канцелярии хороший финансовый менеджер. Ха-ха. Прошу тебя, хотя до встречи ещё далеко, займись, пожалуйста, её организацией. Иерархов я приглашу сам, а ты собери всех остальных.

– Понятно, Дэйв. Встреча, как всегда, состоится в Фултоне? – решил сострить Майер, как бы невзначай напомнив, как давно всё начиналось. Он ощущал огромный прилив искренней жалости к человеку, который, по сути, полвека был незримым властелином мира, а сейчас считал свои последние денёчки.

– Нет, Ханс, на этот раз соберёмся у меня на Ки Уэсте. Врачи запрещают мне всякие перелёты.

– Понятно, Корсар, я сделаю всё как надо. А что за вторая просьба?

– Вторая просьба покажется тебе несколько странной и не по твоему масштабу. Но поверь, от того, насколько деликатно ты её исполнишь, может зависеть дальнейшая судьба нашего общего дела. – В трубке отчётливо было слышно, как тяжело задышал Блейк. – Я хочу попросить тебя разыскать в Страсбурге и встретиться лично с одним немецким адвокатом, как я понимаю, прикомандированном то ли к Совету Европы, то ли к Евросуду. Неким Куртом Зоммером. Этого парня необходимо уговорить, а ты умеешь это делать как никто другой, отозвать из Евросуда иск русского учёного по фамилии Фролов. Подробную информацию по этому делу Гудвин перешлёт тебе по нашей связи. О’кей?

– Не могу сразу вспомнить. Память подсказывает, что эти фамилии мелькали в газетах. Если речь идет о каком-то иске в суде, то в чём проблема, Дэйв?

– Прости, дружище, я сразу извинился, что дело для тебя слишком мелко. Но понимаешь, как бы тебе объяснить...

Майер понял, что великий Блейк деликатничает. С чего бы?

– А ты не объясняй, а просто скажи.

– Понимаешь, этих двух правдолюбцев наверняка подначивает небезызвестный тебе мэтр Конти. Он сейчас председательствует в Страсбургском суде. Ты же знаешь его «любовь» ко мне ещё с той истории, когда мы убили эту дойную корову – «Пармалат». А он, оказывается, имел там немало акций. Представляешь? Это когда он ещё был прокурором Италии. – Голос Блейка зазвучал вдруг раздражённо и зло.

– Что-то я не уловил. При чём иск этого русского и ты? Где твой недруг Конти уловил взаимосвязь?

– По почерку, дорогой Ханс. По почерку. Ха-ха. Мы имеем свой почерк – как в финансовых рынках, так и в разгроме таких финансовых монстров вроде «Пармалата».

– Ты думаешь? – недоверчиво спросил Майер. В эти минуты разговора на него нашло озарение, и Ханс увидел решение разложенного на столе пасьянса. Теперь он с нетерпением ждал, когда завершится разговор.

– У меня есть серьёзные подозрения, что этот немецкий адвокат каким-то чудом глубоко копнул под наши операции в России. Допускаю, что где-то могла произойти и утечка. Ясно одно – если его вовремя не остановить, может разразиться грандиозный скандал... Полвека нам удавалось быть невидимыми для остального мира, и надо же, двое упрямых молокососов могут всё испортить.

– Не волнуйся, Дэйв, я во всём разберусь. – Майер наконец понял, что имеет в виду американец. – Я ему сделаю предложение.

– Очень надеюсь на тебя, Ханс! Думаю, что этот адвокатишка и его русский доверитель – люди разумные и не потребуют отдать им весь золотой запас США...

– И всё-таки, Дэйв, в каких пределах я могу сделать предложение? – Будучи по натуре педантом, Майер не любил неопределённости. – Десять миллионов, думаю, будет достаточно.

– Десять миллионов, чёрт возьми?! Жизнь этих двоих не стоит столько! Хотя есть одно «но», о котором я ещё тебе не сказал и почему попросил заняться тебя.

Майер услышал в трубке, как Блейк что-то пьёт – лекарство или воду. Голландец почувствовал перемену в состоянии собеседника, когда тот приготовился сказать ему нечто важное. Впрочем, что может быть важнее того, о чём только что шёл разговор?!

– Понимаешь, – донесся до Майера хриплый, несколько уставший голос, – этот русский оказался серьёзным учёным. И по мнению моих врачей, владеет рецептом если не излечения, то хотя бы облегчения моего нынешнего состояния. Только бы дотянуть до юбилея... Мои люди должны сделать ему соответствующее предложение. Хотелось бы, чтобы твои и их действия не пересеклись, а то сам знаешь, тонкой ниточке легко оборваться. Поэтому для тебя главное – этот адвокат.

– Что ж ты с этого не начал, Дэйв? Самое важное оставил на потом. Это неправильно. Всё будет хорошо. Ты меня знаешь уже шестой десяток лет, и я ещё ни разу не подводил тебя, не так ли?