Дефолт совести - Александр Смоленский

– Не знаю, – откровенно признался Александр. Хотя на самом деле заноза дефолта, оказалось, все ещё живёт в нём. Даже болит. – Поживём – увидим.

– Как хотите, – спокойно отреагировал адвокат. – Только знайте, я всё равно приеду в Москву. И всё равно найду вас.

– Вот и договорились. Только теперь и я вспомнил, о чём хотел узнать. Как вы думаете, если с вас глаз не спускают некие структуры, то теперь и мною заинтересуются?

У каждого своя страсть Лабораторная работа № 4

Флорида. Стриптиз для двоих

Дэйв Блейк давно заметил, какое тягостное напряжение воцарились в его доме. Несмотря на то что больного окружал целым сонм врачей из лучших онкоцентров мира, он чувствовал себя всё хуже и хуже. Зато ум был светел как никогда. Мысли о неминуемом конце, как фатальная неизбежность, уже не покидали магната. После очередной обезболивающей инъекции Корсар всякий раз повторял про себя, как сказал бы Вуди Аллен: я не боюсь умереть, я просто боюсь присутствовать при этом.

Но как-то ветреным ноябрьским днём мрачная атмосфера в доме Корсара словно по волшебству развеялась. В доме магната появился новый доктор – Лилия Гордон. Когда впервые докторша походкой топ-модели приблизилась к сидящему в кресле-качалке Блейку, старик застыл в немом оцепенении. Он с благодарностью подумал, что приславший её доктор Томпсон не солгал: перед неземным обликом этой тридцатипятилетней докторши блекли все дивы Голливуда, которых когда-либо знал или познал Корсар.

Мраморно-белое лицо молодой женщины с высоким лбом, точеным носиком и чувственными, чуть припухшими губами выглядело издевательски прекрасно. Темно-голубые, с поволокой глаза излучали бесконечное сияние. Доктор Гордон была облачена в белый халат, плотно облегающий высокую грудь, узкую талию и крутые бедра. Блейку без труда удалось разглядеть под халатом длинные, стройные ноги. Во всём облике, в каждом движении доктора было столько грациозности, женственности и притягательной силы, что у старого Дэйва невольно бешено заколотилось сердце.

С того самого дня магнат неожиданно для себя осознал, что никакие суперсовременные обезболивающие средства не снимают приступы так эффективно, как присутствие рядом этой женщины. А когда доктор Лилия начинала колдовать «волшебными» ручками над его порой раскалывающейся от боли головой, Корсар сразу чувствовал не только облегчение, но и моментами даже блаженство. Весьма скоро Дэйв поймал себя на крамольной мысли, что просто-напросто влюбился в наяду. Для него стало подлинным откровением нежданно возникшее чувство, подобное которому он никогда в жизни ещё не испытывал. А если и испытывал когда-то, то давно забыл. Но самое главное – к нему вдруг вернулась жажда жизни: Корсар снова возжелал бессмертия.

Почти каждый день Дэйв, словно пытливый юноша, стремящийся познать все тайны мироздания, подолгу беседовал с ученицей академика Бехтеревой. Именно тогда он открыл для себя, что Лилия не только училась в России, но и родилась в СССР. Что тоже неким образом формировало его отношение к ней.

Он с неподдельным интересом расспрашивал Лилию о проблемах и возможностях современной медицины, непознанных тайнах человеческого мозга. Именно от неё он с удивлением узнал, что мозг человека на восемьдесят процентов состоит из воды. Что в нём нашлось место шестнадцати миллиардам клеток, которые в отличие от других клеток человеческого организма не делятся и не восстанавливаются. Что самым высшим проявлением человеческого сознания является способность к абстракции и творческому озарению. И это зависит от работы тех областей мозга, которые учёные называют тридцать девятым и сороковым полем Бродмана.

Как бы в просветительских целях доктор Гордон однажды поведала Корсару и о новом сенсационном открытии американских невропатологов. Магнитно-резонансное обследование мозга буддийских монахов позволило обнаружить, что в отличие от обычных людей в мозгу тибетских лам при медитации возникают высокочастотные электромагнитные импульсы и, управляя ими, монахи способны сканировать каждый орган своего тела.

Словом, ученица Бехтеревой намеренно подводила магната к мысли, что ни в коем случае нельзя терять надежды. Рано или поздно может наступить долгожданный момент, когда и в его случае кто-то, как Колумб, закричит: земля!

«Боже мой! Она не только красива, но и чертовски умна», – постоянно думал Блейк после подобных уроков. Движимый не просто любознательностью, но и вполне понятной личной заинтересованностью, Блейк всё чаще возвращался в беседах с ней к вопросу о том, насколько реальны разработки учёных в области современных криогенных технологий, предполагающих глубокую заморозку человеческого тела с последующим его оживлением через десятки лет.

Слушая разъяснения доктора, Блейк всякий раз начинал искренне сожалеть, что в своё время не уделял должного внимания, а главное, не инвестировал средства в развитие мировой медицинской науки и технологий. Сейчас Корсар был готов компенсировать эти упущения, но увы... Куда?

В то солнечное утро, когда докторша вошла в спальню Блейка, чтобы провести очередной сеанс психотерапии, старику показалось, что сегодня его Галатея особенно красива и притягательна. И невольно, словно мальчишка, не выдержав напряжения нахлынувших чувств, Дэйв неожиданно для себя разом выплеснул наружу накопившиеся эмоции.

– Вы так прекрасны, что нет слов. Впрочем, всё равно лучше, чем Пушкин, не скажешь! Вы, девочка моя, воистину гений чистой красоты, – с присущим в основном русским людям пафосом заговорил Блейк. – Вы ангел, ниспосланный мне Богом, дабы облегчить мой уход в небытие. Но самое поразительное, что вы странным, мистическим образом пришли мне на помощь именно из той страны, с которой я всю свою сознательную жизнь неистово боролся.

– Мистер Блейк, вы владеете русским?! Почему же вы не говорили об этом?! – Лилия удивлённо всплеснула руками.

– Да, девочка моя, я владею русским, но из-за моего отвратительного произношения всегда стеснялся говорить, – смущённо улыбнувшись, ответил Блейк. – А почему не рассказывал вам? Как в старом английском анекдоте про немого мальчика, неожиданно заговорившего. На аналогичный вопрос он ответил весьма просто: не было повода. Так и со мной. Не было повода.

– Но что тогда означает фраза, что вы всю жизнь боролись с Россией?! – с демонстративной обидой в голосе за родину воскликнула Лилия.

– Просто-напросто речь идёт о человеке, который взялся за непосильное ему дело.

Докторша вновь с нескрываемым удивлением посмотрела на старика. Но продолжения разговор не получил.

– А вы знаете, о чём я подумал? Я ни за что на свете не пожелал иметь такую дочь или внучку, как вы.

– Почему так?

– Я бы извёл себя ревностью лишь при одной только мысли, что какой-то мужчина может прикоснуться к такому совершенству, как вы.

– Данное явление в психиатрии квалифицируется как «родительский эгоцентризм». Ну а если, скажем, я была бы вашей женой или любовницей, вы также ревновали бы меня? – кокетливо подбоченясь, довольно откровенно и с явным вызовом спросила психиатр, видимо, сознательно решившая вдруг выступить в роли обольстительницы.

– Нет, девочка моя, в этом случае нет...

– Как это? Почему?

– Потому что этим я унизил бы себя как мужчина. Ревновать любимую женщину в моём понимании означает не что иное, как признание собственной несостоятельности.

– Любопытная у вас философия, мистер Блейк. И вы бы дали мне полную свободу?

– Безусловно! Хотя...

– Мистер Блейк. Дэйв... – Впервые Лилия обратилась к своему пациенту по имени, хотя тот не раз на этом настаивал. – Я бы не хотела сейчас продолжать эту тему.

Окончание фразы она сказала с той же интонацией, как несколько минут назад Блейк отказался отвечать на её вопрос.

– Почему? – с наигранным любопытством спросил он.

– Вы сами все прекрасно поняли, сэр. Вы же больны, а не глупы.

– Спасибо и на этом, – непринуждённо засмеялся Блейк, но тут же вновь стал серьёзным. – Пожалуйста, продолжим, если уж так вам любопытно. Вы хотели узнать, почему я ненавижу Россию? В чём корни моей русофобии?

– Вы угадали, сэр. А то создаётся впечатление, что вы один из тех «ястребов», которые незаслуженно приклеили моей стране ярлык «империя зла». – Лилия тоже перешла на серьёзный тон.

– У меня нет неприязни к России. Но она есть к её агрессивной политике. Именно правители государства Российского испокон веков стремились расколоть мир на два противоборствующих лагеря. Вот в чём дело, девочка моя. А так... Я даже люблю русских. Среди них много добрых, интеллигентных и талантливых людей, таких, к примеру, как вы, Лилия...

– Но я не русская, я россиянка!.. По отцу я еврейка, по матери – русская. А если проследить все ветви моего генеалогического древа, то в моих жилах течёт и грузинская, и польская, и немецкая, и даже цыганская кровь. И я этим горжусь!