Два лебедя - Иван Сергеев

С уважением,

Как видим, ученая научная верхушка не поддержала мои взгляды на Матрицу. А ведь Нильс Бор говорил молодому Гейзенбергу по поводу его квантовой механики: «Ваша теория достаточно безумна, чтобы быть истинной».

Наверно, тоже самое он мог бы сказать и о Матрице. Поэтому меня не удивила такая склонность уважаемого секретаря ИТФ Подбельского к примитивизму. Мы привыкли тогда считать, что человек находится на ранней ступени развития. В то время, как признание Матрицы говорило бы об обратном.

Мне жаль потерянного времени. Сколько новых знаний принесло бы людям мое открытие. И не примитивное ЕГЭ пришло бы в наши школы, а Матрица.

Удивительно, как тесно переплелась моя судьба с Матрицей! С юных лет я считал, что мы устроены гораздо сложнее и совершеннее. Я верил, что человек должен пройти через лабиринт и одолеть Минотавра, чтобы стать существом разумным. А потом я разгадал тайну двух точек и прошел девять кругов Ада. Я понял, что мы общаемся между собой с помощью Матрицы.

Я знал, что меня готовил Вселенский Разум к познанию самого совершенного способа общения, и мозговой штурм в деревне Сырковицы явное тому подтверждение.

И вот, я познал Матрицу. А затем узнал о знаменитом эксперименте А.И. Мещерякова и понял, что мое открытие целиком базируется на его эксперименте.

Доказательству того, что Матрица существует, посвящается эта книга. А вам, дорогие соотечественники, следует лишь поверить, что мы являемся самой совершенной разумной цивилизацией во Вселенной. Наверно, тогда вы сможете понять и принять Матрицу.

Глава двадцать пятая

Поджог

В конце апреля 1986 года мне позвонил отец. Он редко звонил мне, поэтому должно было произойти нечто неординарное, чтобы он решился на телефонный звонок.

У отца был такой взволнованный голос, что вначале я не разобрал слов и лишь потом догадался, что наша дача сгорела. Отец попросил встретить его у метро Проспект Просвещения, чтобы затем сопровождать его в поездке на дачу.

Я был свободен. А то, что я писал стихи и пытался закончить роман о Матрице, было в данный момент таким незначительным занятием, что я мог пожертвовать этим. Да, разве могло быть иначе? Наверно, любой начинающий писатель поступил точно также на моем месте.

Я подождал отца на автобусной остановке. И когда он появился, не заметил на его лице никаких следов волнения. Отец был слишком спокоен. Он не сказал мне ни слова, и я понял, чего стоило ему это спокойствие.

Снег в Питере уже растаял, а за городом лежал в лесу и с северной стороны нашего сгоревшего дома. От нашей деревянной дачи почти ничего не осталось. Разве что печная труба сиротливо торчала на пепелище. Но пол сохранился, только краска кое-где полопалась.

Прежде всего, отец внимательно осмотрел участок, но чужих следов не обнаружил. О пожаре ему сообщил сторож. Огонь, охвативший дачу, был такой силы, что обуглились стволы двух огромных елей, стоящих недалеко от дома. Они были украшением нашего участка.

– Это поджог! – уверенно заключил отец. Меня удивило, что он не стал вызывать милицию. И лишь потом, я понял, что доказать мы все равно ничего бы не могли. Тот, кто поджег дачу, действовал крайне осмотрительно и никаких видимых следов не оставил. Свидетелей же поджога в это время года в нашем садоводстве не оказалось.

– Дача наша застрахована, – промолвил отец после осмотра участка. Посторонних следов он так и не обнаружил.

– А много нам выплатят по страховке? – поинтересовался я.

– Тысячи две. Кроме того, я собрал деньги на машину. Но теперь придется все сбережения на новый дом потратить.

– А кто будет дом строить?

– Мы с тобой и построим. Еще краше прежнего.

– Ты думаешь, мы осилим эту работу?

– Осилим! Нагели из березы настругаем и начнем из бруса дом собирать.

– А фундамент?

– Разберем пол и посмотрим.

У меня даже настроение поднялось от его слов. Я порадовался за отца, за его стойкий характер. Жаль, конечно, что теперь он не купит машину: все деньги придется потратить на дачу.

– А кто мог поджечь наш дом? – решился спросить я у отца.

– Потехины, больше некому.

У Потехиных тоже недавно сгорела дача. В поджоге обвинили старшего брата Потехиных, которому и принадлежал участок. Он же много лет назад дал своим двум братьям деньги на строительство дома. Сам Потехин старший в строительстве дачи участия не принимал, потому что, будучи геологом, исколесил всю Россию в поисках полезных ископаемых. Он был талантливым геологом и открыл несколько месторождений олова и никеля, за что получил достойное денежное вознаграждение. Теперь же он оформил пенсию, и поэтому у него появился живой интерес к даче и садовому участку, на котором он решил провести остаток жизни. Но его радужным планам не суждено было осуществиться. Родные браться отказались потесниться в доме, построенном на деньги старшего брата. И тогда Потехин старший решил выгнать их с участка, записанного на его имя. Мой отец хорошо знал Потехина старшего и решил поддержать его. Вопрос был очень не простой. Братья Потехины жили много лет на даче и менять свой уклад жизни не собирались.

Председателем садоводства в то время был Буряк Сергей Петрович. Он не был заинтересован в том, чтобы участок достался Потехину старшему, хотя тот имел на него все права. Но и поведение младших братьев Потехиных ему не нравилось. Конфликт между братьями развивался стремительно. На собрании садоводства многие геологи поддержали законные притязания на участок старшего брата Потехиных. А потом дача Потехиных сгорела. У старшего брата после этого случая случился инфаркт, и он вскоре умер. А Сергей Петрович, не долго думая, отобрал у Потехиных участок и отдал его Юрию Михайловичу Шустову.

И вот теперь кто-то поджег наш дом. Не трудно было догадаться, что в поджоге могли быть замешаны именно Потехины.

А время летело стремительно. Солнце припекало все сильнее, согревая голые стволы и ветви деревьев. Трава зазеленела и вскоре покрылась золотистыми головками одуванчиков. А я полюбил ходить по старой асфальтированной дороге на озеро. Старый асфальт был весь в глубоких трещинах. И когда я наступал на них, из-под трещин поднимались водяные фонтанчики. Меня это очень забавляло и напоминало собой крохотный Петергоф с его бесчисленными фонтанами, а сам себе я казался крохотным мальчиком из далекого счастливого детства, у которого в душе тоже был неиссякаемый фонтанчик.

Но скоро эти романтические прогулки прекратились. Мы разобрали пол, который уцелел после пожара. Под ним открылись деревянные балки. Они выглядели совершенно свежими. Мне было в то время сорок два года, а отцу – семьдесят два. Я находился в расцвете сил. Да и отец, несмотря на возраст, ни в чем не уступал мне.

Первым делом мы нарастили фундамент, потом купили брус, вагонку, стропила и доски. А также шифер и шпунт.

С отцом мне работать было легко. Лучшего напарника было, пожалуй, не найти. Балки были тяжелые, но мы без особых усилий таскали их и укладывали на фундамент. Сделав первый венец, мы перешли к следующему. И так венец за венцом, и дошли до потолочных балок. Именно тогда произошел между нами спор, который я помню до мельчайших подробностей.

Мы подняли тяжеленную балку на самый верх угловой стены дома. Отец стоял на деревянной лестнице, а я забрался на стену дома и поддерживал балку руками. И тут отец начал резко и грубо разговаривать со мной. Это меня очень обидело. И мне захотелось скинуть балку вниз, настолько у меня был вспыльчивый характер. Если бы я сбросил балку, то она упала бы на отца и могла бы его покалечить. Но в следующий момент я взял себя в руки и заговорил с отцом вежливо и приветливо.

– Папа, не будем ссориться, – тактично сказал я отцу. – Давай установим балку, а потом ругай меня, сколько хочешь.

После того, как конфликт закончился нашим примирением, я мысленно поблагодарил Бога за то, что он научил меня сдержанности в самые ответственные минуты жизни. Теперь я был за себя спокоен. Я знал, что, если еще раз возникнет такая ситуация, я смогу вновь сдержать свои эмоции.

Так мы вдвоем с отцом за лето построили дом. Но надо было еще выложить из красного кирпича печь, чтобы отец мог зимой жить на даче.

Хорошим печником был Эйна Павлович, финн по национальности. Он тоже поставил огромный дом возле дороги и теперь собирался выложить себе печь. Отец сходил к нему и попросил его и нам сделать печь на финский манер. Но Эйна Павлович ему в помощи отказал. А затем предложил отцу, чтобы он прислал меня, чтобы я за ним примечал, как он выкладывал печь.

Отец вернулся домой расстроенный. Денег у него не было, чтобы дорогого печника нанять. А мне он не мог доверить такое ответственное дело, тем более, что я ни разу печь не клал.

– У тебя есть другое предложение? – спросил я отца.

– Были бы деньги, было бы и предложение, – со вздохом сказал отец.