Кто умирает? - Стивен Левин

Возможно, первой и самой общей реакцией, которая отделяет нас от боли, есть постоянное задавание себе вопроса: «Откуда эта боль взялась?» Те, кто позволяют себе постоянно задаваться подобными вопросами, порождают сильное сопротивление, которое загоняет страдание глубоко внутрь. Вопрошающий, защищающийся ум восклицает «И когда только кончится эта боль!» Такая реакция также проявляется в виде неявного стремления быть где-то в другом месте. Нелегко отказаться от этой самозащиты, которая так долго вырабатывалась и использовалась. Но именно непосредственное переживание боли, которую доставляют нам эти вопросы, заставляет нас примириться с собой, открыть свои сердца для переживаний. Тогда возникают вопросы: «К кому приходит эта боль? Кто хочет от нее избавиться?».

Усталость, которая возникает в результате конфликта и сопротивления страданию, не дает нам полностью присутствовать в текущем мгновении. Она не позволяет нам найти среди всего, что кажется неприемлемым, зерно свободы, возможность освобождения от привязанности к уму и телу, которые мы считаем собой. Отстраняясь от боли, мы никогда не уходим глубже, никогда не спрашиваем: «Кто умирает?»

Когда давление на позвоночный столб так сильно, что мы не можем оставаться в покое ни одно мгновение, мы начинаем видеть, как то, что заставляло нас «контролировать свою жизнь», теперь становится причиной наших страданий. Мы видим, что представление о необходимости контролировать боль, которая считается врагом, только усиливает наши страдания, только заставляет кулак сжиматься еще сильнее. В то же время, если мы позволяем боли свободно парить в теле и уме, мы можем постичь ее природу и обрести покой посреди того, что казалось нам сущим адом. Стремление контролировать рождает страдания. Контроль – это засов, который запирает нас в клетке отождествления со своим страданием.

Многие из тех, кто некоторое время страдал от сильных физических болей, говорят, что во время каждого приступа они чувствуют бессмысленность всего, что раньше представляло для них какую-то ценность. Все, о чем они могли думать, выражалось словами: «Когда все это кончится?» Жизнь казалась хитросплетением узлов и нитей наподобие тех, которые видны на изнанке вышивки. Вся их жизнь была суетой, рассматриваемой в контексте этой боли. Но когда они начинали смягчаться и открываться своему страданию, когда они начинали использовать его как напоминание о том, что нужно выйти за пределы боли, создавалось впечатление, что вышивку перевернули, и они наконец-то могут видеть изображение на ее лицевой стороне. Для многих боль кажется безвыходной ситуацией. Но безвыходных ситуаций не бывает. Открытость и исследование дают нам более глубокое понимание, кто на самом деле страдает, а также приближают к основополагающей пространственности нашей подлинной природы. (См. Медитацию на боли номер IV).

Но часто боль бывает такой сильной, что сосредоточить внимание на медитации или даже на простом разговоре очень трудно. В такой ситуации многим помогала техника счета выдохов. Просто считайте выдохи до десяти, а затем начинайте все сначала. Если в какой-то момент вы обнаружите, что забыли, до какого числа досчитали, начните счет с единицы. Такая концентрация на дыхании способствует успокоению ума и преодолению беспокойства, которое возникает в результате дискомфорта. (См. переживания Пола, описанные в главе 11, «Приближение к смерти».)

Когда боль становится приемлемой, нет больше врагов. Есть только исследование неизвестного. Жизнь снова обретает смысл.

Речь здесь идет о глубокой готовности работать с тем, что дано, – о полной капитуляции, которая является не поражением, а победой, которая позволяет отпустить «переживающего», которая находит место для страдания без «страдающего», любой ценой избегающего страданий. Речь идет о готовности слиться с Единым.

Исследование сопротивления страданию – это исследование сопротивления жизни. Это сопротивление, которое всегда присутствует, которое окрашивает каждое наше переживание, делая его желательным или нежелательным, напоминает полупрозрачную завесу, накинутую на каждое мгновение нашей жизни и не позволяющую ему глубоко войти в наше сердце. И мы открываем то, что находится за пределами нашего представления о себе как о страждущей жертве, как о проигравшем. Привязанность к предпочтениям и суждениям, пристрастие к старым желаниям, порождает даже больше страданий, чем боль в костях. Исследование боли становится способом возвращения к жизни.

Работая с женщиной, которая страдала от сильных болей, я предложил ей начать медитацию на боли, позволяющую перемещать осознание по телу, проходить через макушку головы и мышцы лица через шею и плечи, в грудь и по каждой руке до кончиков пальцев, а затем через грудь, туловище и ягодицы по ногам так, что все тело окунулось в ясное осознание. Я предложил ей погрузиться в каждую область тела, чтобы исследовать, является ли ощущение в ней болью или страхом.

Вначале она жаловалась на сильную боль во всем теле. Но когда она начала исследовать все части своего тела, она сказала, что большая часть того, что казалось ей болью, в действительности является страхом, стремлением что-нибудь изменить. Она сказала:

«Знаете, то, как я реагирую на боль в теле, является миниатюрным отражением всей моей жизни».

Здесь я хочу подчеркнуть, как важно начинать новые отношения с болью без усилий. Нужно делать один легкий шаг за другим, осознавая привязанность ума к контролю, его яростные выпады и броски. Открытие боли достигается через открытие сердца. В противном случае оно станет всего лишь еще одним тестом на выдержку, в ходе которого опять «кто-то будет делать что-то». Необходимо отпустить причины страдания, а не совершать еще один героический жест, пытаясь подавить в себе боль. Как говорит К. С. Льюис во введении к своей книге «Проблема боли»: «Когда человеку приходится выносить боль, небольшая смелость оказывается лучше, чем большая осведомленность, небольшая человеческая симпатия – лучше, чем большая смелость, а едва заметный проблеск любви к Богу – лучше, чем это все».

Открытость, вопреки отвращению, которое закрепощает сердце, дает понимание того, насколько фрагментарной и напряженной оказывается наша жизнь, когда бегство от страданий становится ее основной стратегией. Небольшое осознание нашего постоянного бегства от того, что мы считаем неудовлетворительным, напоминает нам о легкости, которая возникает у нас в уме, когда мы начинаем отпускать, позволяем вещам быть такими, какими они являются. Исследование боли способствует пробуждению сострадания и углубляет наше понимание того, насколько мы безжалостны к самим себе. Мы видим, что в страхе нечего бояться. Мы видим, что страх – это всего лишь состояние сознания, которое завораживает нас и тем самым снова и снова отвлекает от восприятия пространства, заставляет нас отождествляться со своими страданиями. Война с внешним миром начинается внутри. Страх, равно как и другие проявления сопротивления, усиливается вследствие нашего отождествления с ними, вследствие наших попыток защитить свое воображаемое «я».

Страх обладает способностью ограничивать ум, делать наши поступки навязчивыми. Однако страх может также напоминать нам, что мы подошли к грани, за которой начинается неисследованная территория. Сама компактность страха помогает нам понять, что соответствующим ответом является мягкое отпускание, признание его и вхождение в него, чтобы стать с ним одним целым и войти в истину, какова бы она ни была.

Роза поступила в больницу с сильными болями. Она находилась в замешательстве и была настроена агрессивно. Всю свою жизнь она прожила в очень амбициозной деловой обстановке и поэтому была очень эгоцентрична. Она не доверяла людям, считая, что они «на все способны, когда это нужно им лично». Те же, кто не вписывался в эту характеристику, были, по ее мнению, «неудачниками, которые пытаются спрятаться за свои телячьи нежности». Медсестры сказали, что она очень тяжелый пациент, «от которого одни заботы», как выразилась одна няня. Поскольку Роза вела соревновательный, корыстный образ жизни, к ней в больницу не пришел никто. Даже ее родные, взрослые сыновья и дочери, которым она давно уже надоела своими циничными попреками, не пожелали с ней видеться. Она осталась одна со своей болью и без всяких надежд,

Дни шли, и она обнаружила, что ее сопротивление приводит к тому, что ее жизнь все больше превращается в ад. Выносить изо дня в день сильную боль было нелегко. И вот, в один прекрасный день она увидела, что всегда была глуха к страданиям других, и тогда что-то в ней поддалось. Она начала медленно таять, становиться добрее к тем, кто предлагал ей помощь. В конце концов постоянная отделенность и страх открыли ее сердце. Волны сострадания к другим начали заливать ее. Она говорила: «Это уже не моя боль; это боль вселенной».