Адам и Эвелин - Инго Шульце
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
41
РАССТАВАНИЕ
— Что ты так долго?! — воскликнул Адам и вдавил педаль газа так сильно, что мотор взревел. Машина с легкими подрагиваниями покатилась вниз по съезду к дороге. — Я же сказал, чтоб ты садилась.
Эвелин опустила стекло вниз, высунулась из окна и посмотрела назад. В правой руке у нее был развевавшийся на ветру носовой платок. Ангьялей заволокло облаком выхлопного газа. На ней опять была ее новая блузка, господин Ангьяль махал инструментом, словно собираясь еще что-нибудь отремонтировать. Пепи пошла в дом. Адам свернул налево, на улицу Роман.
— Что случилось-то?
— Мне надо было кое-куда, а они намазывали бутерброды, один за другим.
— И кто будет все это есть? Бутербродов на целую неделю!
— Там еще яблоки и сливы, огурцы, вино, сидр, вода и пирог. Они даже дали нам с собой твою чешскую банку горчицы.
— Это еще зачем?
— Все для ее блудных детей — как она сказала — и для Эльфридушки. Она где, в багажнике?
— Ящик туда еле поместился.
— Тогда ее не продует, это хорошо, — сказала Эвелин. — Творожный пирог еще теплый. Встретимся ли мы тут когда-нибудь еще?
— Я был бы рад, если б нам для начала удалось отсюда уехать!
Он три раза постучал по приборной панели:
— Едем домой, Генрих!
— Не знаю, правильно ли это, Адам. Ты же мог бы высадить меня на вокзале. У меня сохранилась Катина бумажка с расписанием поездов.
— Мне по пути, это не крюк.
— А если они начнут к тебе придираться?
— Ты думаешь, они меня обратно не впустят? Да они мне руки будут целовать, с розами встретят.
— Ты же можешь сказать, что тебя похитили, я добавила тебе в чай снотворное, а когда ты проснулся, то уже был на Западе. К счастью, тебе удалось бежать назад, в то государство, в котором рабочие и крестьяне раз и навсегда покончили с эксплуатацией человека человеком… прости, прости, это было глупо. — Она погладила Адама по плечу. — Я просто хотела сказать, что было бы правда легче, если бы мы расстались быстро.
— Я сказал, что отвезу тебя, и ты согласилась.
— А если мне понадобится кое-куда?
— Ты же только что ходила.
— Да нет, ну вдруг мне приспичит… или тебе.
— Мотор нельзя заглушать, или только наверху, на горе.
— Ты хочешь проехать за один раз весь путь?
— Дорога идет через горы. Наверху я могу и остановиться.
— Честно говоря, я по-другому представляла себе наше расставание.
— И как же? Со слезами и продолжительными объятиями?
— По крайней мере, не с ногой на педали газа.
— Ты же можешь просто остаться в машине. Я имею в виду, тебе не обязательно выходить. Сегодня ночью мы будем дома. Все зависит от твоего решения.
— Не начинай опять. К тому же они твой дом уже опечатали. Ты туда больше вообще не войдешь.
— Ты думаешь, мне помешают их печати?
— Тебе теперь больше вообще никто не будет мешать.
— Что ты имеешь в виду?
— Именно это.
— Хватит молоть чепуху!
— Почему чепуху? А что будет, когда ты вернешься? Станешь писать мне любовные письма про то, что любишь меня, только меня одну, и останешься мне верен, и будешь меня ждать?
— Это что, так невероятно?
— Адам, я готова поспорить, что самое позднее послезавтра объявится одно из твоих созданий и начнет тебя утешать. Они еще как начнут тебя утешать. Они драться будут за возможность тебя утешить.
— А вы с этим Михелем друг друга стоите. Он тоже вечно все за меня знал. Он даже будущее предсказывал.
— Да все будет продолжаться, как раньше.
— Что значит продолжаться?! Чему продолжаться, если ты уедешь? Ничего не будет продолжаться!
— Ты теперь сам себе хозяин. Прощай, скука. Райский гарем на земле, каждый день — другая.
— Только евнухов не хватает.
— Я серьезно. Я и так недоумевала, зачем я тебе. Я ведь в твоем раю только мешала. Не то чтобы я тебе не нравилась, выгляжу я не так уж и плохо.
— Но готовила ты не очень.
— Ты тоже. И у тебя было на двенадцать лет больше времени, чтобы научиться.
— Разве нам было нехорошо?
— Иногда хорошо, иногда даже очень хорошо.
— Смотри, озеро.
— Возьмешь Эльфриду?
— Она твоя.
— Все равно, у тебя ей будет лучше. Сможет спокойно впасть в зимнюю спячку. К тому же не могу же я таскать за собой такой огромный ящик.
Эвелин покрутила ручку и подняла стекло.
— Неплохо было бы сейчас взять и впасть в такую зимнюю спячку, — сказал Адам.
Они поехали по указателю на Кестей, Залаэгер, Кёрменд.
— Ты не голодный, ты же еще ничего не ел?
Эвелин переложила творожный пирог с заднего сиденья на колени, развернула, отломила кусочек и положила его Адаму в рот.
В поисках носовых платков она открыла бардачок.
— Она его забыла? — Эвелин держала в руках кубик Рубика.
— Она мне его подарила, он ей теперь больше не нужен.
Новый «вартбург» обогнал их, громко сигналя, но ни Эвелин, ни Адам не помахали в ответ. На пограничном пункте в Рабафюзеше венгры их пропустили, не проштамповав паспорта, австрийцы жестом показали, что можно ехать дальше.
— Ты что, совсем не рад? — спросила Эвелин, когда они уже подъезжали к Фюрстенфельду.
— Нет. А чему я должен радоваться?
Но после небольшой паузы он все же сказал:
— Странно, конечно, что можешь все прочитать, а все равно это не у нас. Похоже на ярмарку с народными гуляньями, не хватает только колес обозрения и тира.
— Правда похоже, все какое-то раскрашенное.
— Потемкинские деревни.
— Да, — сказала Эвелин, — как будто это все ненастоящее.
42
ПОЗНАНИЯ
— Не думаю, что они ждут от нас денег. Это просто такой сервис, мы же не виноваты. Мы ведь и заправились тоже бесплатно.
— Ну у тебя и нервы. На Востоке тебе бы тоже пришлось за это платить, за это везде надо платить, — сказала Эвелин.
Она светила на черепаху инфракрасной лампой.
— Я сказал, что у меня нет денег, что у меня только пара шиллингов.
— А двести западных марок?
— Неприкосновенный запас.
Эвелин посмотрела на него.
— Я что, из-за этого сразу обманщик? Для них такая машина — нечто особенное, тут есть с чем повозиться, а сверх того мы им еще подарили ощущение, что они помогают своим братьям и сестрам.
— Это отвратительно, Адам. Без Рудольфа мы бы сидели черт-те где. И не было бы горячей пищи.
— Ты еще про озеро забыла, озера мы бы без него тоже не увидели.
— Не надо сразу так раздражаться.
— Я просто сказал, что он нам еще и озеро показал из окна машины.
— Смотри-ка, Ангьяли даже об этом подумали.
Эвелин зажала инфракрасную лампу между коленками и развернула малюсенькую солонку и перечницу.
— Может, дашь им хотя бы сто, просто как жест?
Она отрезала несколько кусочков огурца.
— Мастерам?
— И за эвакуацию.
— Я ведь еще даже не знаю, получится ли у них.
Адам откусил бутерброд с плавленым сыром, положил себе в рот кусочек огурца, вытащил пробку из бутылки вина и изобразил, что чокается с Эвелин:
— За Ангьялей!
Он отпил и затем протянул бутылку ей. Она тоже выпила.
— Хотя бы до завтрашнего утра нам не нужно ни о чем думать, — сказал Адам, сделал еще глоток и в блаженстве рухнул на кровать.
— Ты все?
— С меня уже хватит.
— Я бы могла еще есть и есть.
— Кто знает, когда нам здесь в следующий раз что-нибудь перепадет.
— А я сильно поправилась, несмотря ни на что.
— Что ты имеешь в виду под «несмотря ни на что»?
— Спокойным отпуском это все-таки не назовешь.
— Ну, по крайней мере, мы добрались сюда, а места здесь красивые. Эльфи не перегреется?
— Ей хорошо, я вижу. Здесь правда можно было бы как-нибудь отпуск провести.
Адам открыл ящик прикроватной тумбочки.
— Настоящее дерево выглядит по-другому… Тут кто-то что-то забыл. Библия, как странно.
— Может, ее для нас сюда положили?
— Потому что мы вроде как беженцы?
— Ну, чтоб нас подбодрить или что-нибудь наподобие. Они ведь и «Грюс готт»[2] всерьез говорят вместо «Здравствуйте».
— Они же не знали, что мы приедем.
— Они могли положить ее сюда, пока мы были на озере.
Адам включил лампочку со своей стороны кровати и подложил себе под голову обе подушки, свою и Эвелин.
— Я уже опять забыл, как его там.
— Рудольф, а фамилия — Дункель или как-то так, — сказала Эвелин.
— Да нет, как озеро называется, Химзе — это известное, а это, поменьше, какое?
— Я тоже запомнила только Химзе. Ты правда больше ничего не хочешь? Груши хорошие.
— «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою».
— В лицо?
— А ты думала, в рот, как на курсах первой помощи? «И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла».