ОБМАН ИНКОРПОРЕЙТЕД - Филип Дик

— Кстати, автоматически подменяется псевдопамять, — добавил, почёсывая массивную челюсть и хмурясь, Хэнк Шанто. — Тоже функция вне сознательного контроля. Синий парамир… ну разве придёт нормальному человеку в голову, если он не хочет окончательно спятить, вспоминать о нём?

Бесстрастная, обессиленная и бледная Гретхен Борбман отправилась, чтобы налить себе очередную чашку всё ещё тёплого син-кофе и неловко стукнула ею о блюдце. Все присутствующие отнеслись к ней наподобие каменных истуканов, притворяясь, будто не слышат, как нервно дрожат её руки, несущие чашку к столу, и не видят, как она с неимоверной осторожностью присаживается рядом с Рахмаэль. Никто из прочих долгоносиков не подал виду, что замечает её присутствие среди них, они нарочито смотрели в сторону, пока она неуклюже двигалась через тесную кухню — как будто ни её, ни Рахмаэля не существовало и в помине. И он понял, что все они объяты ужасом, не похожим на прежнее аморфное опасение, — страх был новый, гораздо более острый и, несомненно, относился именно к ней.

Из-за её сказанных ранее слов? Очевидно, поскольку леденящее напряжение возникло в атмосфере привычного благополучия в тот миг, когда Гретхен Борбман произнесла слова, показавшиеся ему вполне обычными. Дескать, она, как и другие в этой группе, не выставляла напоказ содержимое их иллюзорных (или вызванных потоком расширенного сознания) псевдомиров. Страх присутствовал, но не был сосредоточен на Гретхен, пока она не признала открыто и не привлекла общее внимание к тому, что сама она, в частности, наблюдает реальность, полностью совпадающую с реальностью одного из участников группы. И следовательно, как говорила мисс де Рангс, мир, в котором они живут, заменит новая реальность… та, которую навяжут им по своим насущным жизненным потребностям, мощные и неведомые силы.

Те силы, с которыми, как признался себе Рахмаэль, ему уже пришлось столкнуться лоб в лоб. «Тропа Хоффмана», с её системой телепортации Сеппа фон Айнема и его швайнфортскими лабораториями. Любопытно, что вышло из этих «лабов» в последнее время? Что состряпал ренегат из ООН Грегори Глок для своих работодателей? И чем они уже могут пользоваться? Впрочем, в новых устройствах пока что нет необходимости, поскольку прежние, видимо, действуют удовлетворительно. Потребность в чудаковатом псевдогении и псевдоясновидящем (если это справедливо характеризует Глока), кажется, ещё не пришла… однако Рахмаэль с грустью сознавал, что вклад Глока давно уже перешёл в стадию доступного при необходимости тактического оружия.

— Мне сдаётся, — обратилась к нему Гретхен Борбман более спокойным, умиротворённым голосом, — что в нашей сомнительной «реальности», где мы вынуждены пребывать заодно с этим несносным типом Омаром Джонсом, жалкой карикатурой на политического лидера, чертовски мало привлекательного. Вы чувствуете приверженность к этому миру, мистер бен Аппельбаум? — Она пронзила его ироничным, мудрым взором. — А если бы он уступил иной структуре? — Гретхен обращалась теперь ко всему толпящемуся в кухне классу. — Неужели Синий парамир, в котором вы побывали, Рахмаэль, действительно была таким, что хуже некуда?

— Да, ответил Рахмаэль. Необходимости распространяться далее не было, поскольку никто из теснящихся в помещении людей не нуждался в доказательствах — это подтверждали напряжённые гримасы на их лицах. Теперь он понял, почему их общее опасение и враждебность по отношению к Гретхен Борбман указывали на грядущие зловещие события. Проверка её сканером компьютера никоим образом не являла собой очередную репетицию анализа мозга, рутинно происходившую с каждым из них в прошлом. Гретхен уже знала содержимое своей псевдореальности. Её реакция проявилась давно, и теперь в её отношении к остальным в группе чётко прослеживались облик этого парамира и того, в какую категорию он укладывался. Очевидно, они были знакомы и Гретхен, и всей группе в целом.

— Возможно, — язвительно заговорил кудрявый юноша, — Гретхен была бы менее очарована Синим парамиром, проведи она в нём некоторое время, как и вы, бен Аппельбаум. Что вы на это скажете? — Он впился в Рахмаэля взглядом в ожидании ответа, словно предполагая увидеть его, скорее чем услышать. — Или она успела достаточно побыть в ней, бен Аппельбаум? Вы смогли бы это определить? Скажем, по неким признакам или некой… — Он запнулся, подыскивая слова, его губы дрожали.

— Альтерации, — подсказал Хэнк Шанто.

— Я вполне прочно привязана к этой реальности, Шанто, поверьте мне на слово, — отозвалась Гретхен Борбман. — А вы? Каждый из находящихся в этой комнате вовлечён в непроизвольное субъективное психотическое проецирование фантазии на обычную структуру, под стать мне, а некоторые из вас, возможно, вовлечены куда больше. Не знаю. Кто знает, то происходит в мозгу у других людей? Не хочу судить об этом и не думаю, что на это способна. — Она нетороплив и с великолепно имитируемой бесстрастностью отразила взглядом безжалостную враждебность, излучаемую окружающими её людьми. — Не пересмотреть ли вам повторно структуру «реальности», которая, по-вашему, подвержена опасности? Возьмём телевизор. — Ей голос посуровел, он подавлял слушателей своей ироничной энергией. — Отправляйтесь в комнату и взгляните на него, на эту ужасную пародию на президента!

— По крайней мере он реален, — сказал Хэнк Шанто.

— Неужели? — уставилась на него Гретхен и сардонически усмехнулась. Это была абсолютно нечеловеческая улыбка, предназначенная всем присутствующим; Рахмаэль заметил, как сник под её испепеляющим воздействием весь кружок, как они буквально подались назад. Впрочем, это не коснулось его. Гретхен исключила его из числа своих жертв, и он ощутил властность её решения — он не походил на других, и оба они понимали важность этого факта.

«Нас здесь только двое, я и Гретхен, — думал он, — и по весомой причине. Альтерация. Хэнк Шанто прав».

Всматриваясь в массивное лицо Гретхен Борбман, он долгое время пытался уловить выражение её глаз. Она сохраняла неподвижность и молча отвечала немигающим взором на его упорное аналитическое проникновение в её внутреннюю вселенную… Никто из них не шевелился, постепенно ему начало казаться, будто неприступная тёмная пелена в её зрачках вдруг раскрывается влажным туннелем — и в то же мгновение ему навстречу гостеприимно открылись множество ярких матриц, в которых, похоже, гнездилась её субстанция. У него закружилась голова, и он чуть не упал, но успел удержаться, моргнул и выпрямился. Они не обменялись ни единым словом, но теперь Рахмаэль понял, что был прав. Он угадал.