Р26/5/пси и я (СИ) - Коуни Майкл Грейтрекс

— Говорить буду я, — сказал Дэвид — Я бы не хотел все испортить сразу, только потому что вы поддерживаете дружеские отношения. Для начала официальные дела. Потом, если необходимо, ты можешь проявить женское сочувствие. Ладно?

— Ладно. — Джилли, все еще возбужденная после погони, подчинилась. Дверь отворилась вовнутрь, и она увидела в комнате знакомую сгорбленную фигуру.

— Здравствуй, Иеремия, — произнесла она, сдерживая волнение.

— Джилли! — обрадованно воскликнул старик. — Рад тебя видеть. Скучал без тебя всю неделю. Ты привела своего друга? Очень хорошо. Входите… — Он сделал шаг в сторону, пропуская их в комнату, потом подтащил кресла. — Садитесь, садитесь…

— Э-э-э… Иеремия, — деловым тоном произнес Дэвид, пока они не разговорились о пустяках. — Это официальный визит. Я представитель Жилищного Комитета. Меня зовут Дэвид Бэнк…

— Но ведь ты друг Джилли? — озабоченно спросил Иеремия.

— Э-э-э… Да, но…

— Рад познакомиться, Дэвид. Очень немногие молодые люди теперь даже поглядывают на женщин. Джилли хорошая девушка. Она просто заслуживает мужа. Когда вы собираетесь пожениться?

— Мы не собираемся, — отрезал Дэвид.

— О… — Иеремия перевел взгляд с Дэвида на Джилли, потом обратно и пробормотал… — Ясно… Насколько я понимаю, ты из Стабилизаторов?

— Да.

В наступившем молчании Джилли срочно пыталась придумать, что бы сказать. Визит разочаровал Иеремию. Он всегда относился к ней как к дочери или, скорее, как к внучке, и она прекрасно знала, как важно ее счастье для старика. Взгляд ее остановился на столе в углу.

— Что с голубем? — спросила она. — Почему он не со всеми Снаружи?

Иеремия подошел к столу и вернулся, держа птицу в руках. Через ее открытую грудную клетку был виден сложный, тонкий механизм.

— Он зацепился крылом, когда возвращался вчера вечером, — произнес старик с сожалением. — И теперь не может летать.

Дэвид недоверчиво посмотрел на окно в потолке и спросил:

— Надо думать, там есть шлюзовая камера?

— О, да. Птицы открывают люк снаружи сами, а потом, когда они все внутри, я впускаю их в комнату. — Старик глядел на Дэвида с растущим беспокойством.

— Большой шлюз?

— Не знаю. Примерно четыре кубических ярда, я думаю. — Старик опустил глаза.

— Что? Ты хоть понимаешь, что каждый раз, когда открываешь люк, ты впускаешь четыре кубических ярда Атмосферы в Фестив?

— В мою комнату, — поправил его старик, поднимая взгляд. — И я все еще жив, не так ли?

— Старый глупец! — взорвался Дэвид. — Ты, может быть, лишил себя десяти лет жизни!

— Десять лет… — тихо повторил старик. — Это большой срок… Однако откуда ты можешь знать? Откуда ты знаешь, сколько бы я прожил? И вообще, откуда ты знаешь, что Атмосфера ядовита?

— Посредством инструментов, разумеется. У нас есть радиометры. Мы часто снимаем показания. Часто.

— Как часто?

— Я не знаю. Всем этим занимается Совет. Не все же мы специалисты, черт побери!

Иеремия улыбнулся:

— А Совет целиком состоит из мужчин?

— Что, если это и так? Цифры не лгут.

— Интересно, что бы увидели в этих цифрах женщины, если бы информация была доступна всем? — спросил Иеремия, глядя на Дэвида в упор.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что у нас нет оснований считать выход Наружу опасным. Я имею в виду, что мужчины боятся выходить Наружу гораздо больше, чем женщины. Мы прожили Внутри так долго, что уже сама мысль об Атмосфере пугает нас. «Так почему бы не продолжать поддерживать статус-кво? — говорят некоторые. — Почему бы не убедить людей, что Атмосфера все еще радиоактивна? Тогда все эти люди у власти, которые боятся свежего воздуха, смогут продолжать править из своих маленьких уютных герметичных камер. Почему бы не создать Стабилизационную партию, целью которой будет снизить рождаемость?…»

— Это не единственная цель партии, — возразил Дэвид.

— Продолжай, Иеремия, — попросила Джилли.

— Видишь, Дэвид, — сказал старик. — Джилли нравится то, что я говорю. Это соответствует ее инстинктивным представлениям о возможностях. Я бы хотел, чтобы ты на минуту представил… Представь себе общество, полностью изолированное от мира и какое-то время само себя обеспечивающее. Его основатели начали свою жизнь под землей, но с ходом лет прирост населения заставил их выйти на поверхность, хотя они продолжали строить все тем же методом: полная изоляция, потому что один вдох отравленного воздуха означает мгновенную смерть. Они строят вверх, так как их остров мал. Строительные материалы, добываемые из-под земли и из окружающего моря, получать все труднее, а население продолжает расти. Представь себе Фестив. И представь себе, как следствие, отношение к проблеме в человеческих умах. Воздух Снаружи ядовит. Колония не способна дольше расширяться. Существующие с самого начала фабрики по производству продуктов тоже не могут быть расширены: не хватает знаний и материалов. Все — и мужчины, и женщины — приходят к одному решению: рождаемость надо сократить.

— И женщины, тоже? — скептически поинтересовался Дэвид.

— Да, в то время они соглашаются. Все это гипотеза, не забывай. Давай предположим, что идея сработала, и население стабилизировалось. Но у всех и каждого где-то в глубине сознания хотя бы изредка мелькает уверенность, что машины не вечны, что рано или поздно выйдут из строя либо воздухоочистительные сооружения, либо пищефабрика, либо электросеть. Когда-нибудь произойдет такая основательная поломка, что имеющиеся у нас знания и материалы ничем нам не помогут.

Иеремия сделал паузу, чтобы все прониклись смыслом сказанного, и в маленькой комнате наступила тишина. Дэвид невольно вздрогнул, когда комнату чуть тряхнуло при очередном подземном толчке. Взгляд Джилли остановился на лице старика. Они никогда не говорили на эту тему, но ей казалось, что она знает, к чему он ведет.

Наконец Иеремия продолжил:

— Когда-то была такая штука — Природа. И у нее была привычка так или иначе следовать своим курсом. «Брать свое» — так, кажется, говорили. Так вот Природа проникла в рукотворный Фестив и взяла свое. Она пытается заставить колонию расшириться и вырваться из заточения, пока еще не поздно. Человеческим ограничениям на рождаемость она противопоставила многодетность. Женщины, не понимая, почему, стали агрессивнее. Мужчины укрылись в нижних уровнях колонии, проповедуя Стабильность языком логики. Женщины же, подчиняясь интуиции, перебрались на верхние этажи, потому что это ближе к Внешнему Миру.

Иеремия взглянул на молодого человека в упор:

— Тебе что-нибудь это напоминает, Дэвид? Ты представляешь себе, как мужчины жмутся около ломающихся машин, а женщины тянутся к свету? Похоже это на Фестив?

Лицо Дэвида побелело. Он взглянул на Джилли, и та вздрогнула, заметив в его глазах озлобление.

— Никогда в жизни не слышал столько глупостей сразу, — сказал Дэвид холодно. — Твое счастье, что ты друг Джилли.

Он заставлял себя говорить спокойно, и Джилли вдруг с сочувствием поняла, что его логике только что была противопоставлена другая логика, его мужскому превосходству угрожал другой мужчина.

— Все, во что я верю, не имеет значения, — тихо произнес Иеремия. — Я не доживу до перемен.

— Это будет иметь для тебя значение, старик, когда твое окно в небо закроют! — в запальчивости повысил голос Дэвид. — Когда ты не сможешь больше запускать своих птиц, потому что над тобой построят три этажа. И можешь быть уверен, это случится скоро.

Увидев, как изменилось лицо Иеремии, Джилли догадалась, что Дэвид попал в самое больное место.

Джилли двигалась по заполненному народом коридору Уровня-8, как всегда ощущая покалывание чувства, вызванного присутствием мужчин вокруг. Этот коридор нравился ей больше других: здесь мужчин и женщин было примерно поровну в отличие от угрюмых «мужских» Нижних уровней или лишенных надежды «женских» Верхних. То и дело она задевала неосторожного пешехода, весело извиняясь и чувствуя восторг от простого прикосновения. В этом коридоре ей не было стыдно за свои действия: все женщины вели себя так же, а мужчины привыкли к этому. «Если бы они еще и как-то реагировали!» — подумала она и на полном ходу, на этот раз ненамеренно, столкнулась с мужчиной, который в самом деле отреагировал, схватив ее за плечо и удерживая на расстоянии вытянутой руки.