Вася Алексеев - Ф. Самойлов

— А с какими лозунгами, говорили?

— Из-за лозунгов больше всего и шума было, — снова оттесняя Зиновьева, говорит Скоринко. — Бурмистров, анархист, с «Нового Лесснера», предлагал такой лозунг: «Трепещите, тираны, молодежь на страже!»

— Да, это на них похоже, — замечает Вася. — Грозно и неопределенно. А еще?

— Еще эсеры надрывались. У них лозунг: «Молодежь, в борьбе обретешь ты право свое». Но сколько ни кричали, а в конце концов ребята признали то, что предлагали большевики. Главное — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а потом: «Да здравствует шестичасовой рабочий день!» Это для учеников, конечно, шестичасовой, для тех, кому лет мало.

— А кто от большевиков выступал?

— Большевики и взрослые были. Во-первых, Чугурин. Он нас, молодежь, от имени Выборгского районного Совета приветствовал, и еще Крупская. На учительницу похожа.

— Крупская, Надежда? — переспрашивает Вася. — Да ведь это жена Ленина, Владимира Ильича. Что она говорила, запомнили?

Вася знает Ивана Чугурина. Тот появился в Питере в шестнадцатом году, поступил жестянщиком на завод «Промет». От Путиловского до «Промета» далеко, через весь город надо ехать — на Выборгскую сторону. Но и путиловским большевикам имя Чугурина стало вскоре известно. Особенно хорошо его узнали после февральских дней. Член Петроградского комитета партии и Выборгского райкома Чугурин вел большую работу в Совете. А 3 апреля, в тот незабываемый вечер, когда питерские рабочие встречали Владимира Ильича Ленина, Вася видел Ивана Дмитриевича Чугурина на Финляндском вокзале. Это Чугурин, взволнованный и торжественный, подошел тогда к Ленину.

«Владимир Ильич, — сказал он, — я товарищ Петр. Мне поручено в ознаменование вашего возвращения на родину вручить вам партийный билет. Большевики-выборжцы считают вас членом своей организации».

Чугурин вручил Ленину партийный билет № 600 большевистской организации Выборгского района.

Они были уже знакомы с Лениным, и Владимир Ильич узнал его:

«Благодарю вас, товарищ Петр. Мы с вами встречались в Лонжюмо».

Ленин обнял Чугурина и крепко расцеловал.

Потом Васе рассказывали, что Чугурин, хоть и не стар, давно участвует в революционном движении, член партии с 1902 года. Он — друг Якова Михайловича Свердлова, вместе работали в Нижнем, вместе сидели в тюрьмах, вместе были в Нарымской ссылке. Чугурин помогал Свердлову организовать побег.

Рассказывали, что в тюрьмах Чугурин прошел основательный курс политических наук. А настоящей академией была для него партийная школа во французской деревне Лонжюмо. Там он познакомился с Владимиром Ильичем Лениным и Надеждой Константиновной Крупской. Каждое утро в крестьянском сарае собирались слушатели школы. Владимир Ильич прочитал им десятки лекций по политической экономии, по теории и практике социализма, но аграрному вопросу. Ленин был с ними на занятиях и в часы, когда они отдыхали…

Если партия послала на собрание заводских мальчиков таких своих работников, как Крупская и Чугурин, очевидно, она придает ему большое значение.

— О чем же говорила Крупская? — переспрашивает Вася товарищей.

Ее выступление они запомнили хорошо.

— Первым делом передала привет заводской молодежи от партии большевиков, — сообщает Скоринко. — Потом говорила, что молодежь обязательно должна объединиться в свой союз. Рассказала про социалистические союзы молодежи в европейских странах. Я еще вспомнил наш кружок, как он в деревне Волынкиной собирался. Ты нам тоже тогда про эти союзы говорил. Сказала она и про социалистический интернационал молодежи.

— С Крупской на собрание еще иностранный товарищ приехал, из союза молодежи, датского, что ли, — вставляет Саша Зиновьев, листая свою записную книжку. — Этот товарищ объяснял, как они у себя в Дании работают, а Крупская переводила, что он по-своему говорил. Их так и засыпали вопросами. Целый час на них отвечали, а то и больше. У иностранного товарища, видать было, даже воротничок мокрый стал.

— Какого вы еще студента вспоминали? — спрашивает Вася. — Что там был за студент?

— Шевцов по фамилии, — отвечает Зиновьев.

— Ох и говорун! — вмешивается Скоринко. — Такие речи закатывал, просто держись. Вообще выступлений было много.

— Вы-то выступали? — опрашивает Вася.

— Я выступил. Как услыхали, что от путиловцев, так аплодировать стали. Я даже не знал, куда деваться. Здорово хорошо приняли в общем.

Скоринко пожимает плечами немного растерянно и смущенно:

— Вот только что я говорил, убей — не повторю сейчас. Может, ты, Сашка, записал?

— Ну, тебя я не записывал. По-моему, правильно говорил — что путиловская революционная молодежь уже объединяется, что мы давно хотели создать свой союз молодежи и теперь будем в первых рядах. Ну еще, что требуем права выбрать своего представителя в исполком районного Совета — от молодых рабочих. А подробнее ты сам должен помнить.

— Как выдуло из головы… Все-таки мне еще никогда на таких собраниях говорить не приходилось.

— Ничего, — улыбается Вася. — Выступать теперь часто придется. Это же замечательно, что молодежь везде стремится к объединению.

Ребята рассказывали довольно сбивчиво, но Вася понял — собрание было очень важным. Поводом для его созыва послужило предложение мальчиков завода «Русский Рено» организовать на демонстрации 1 Мая отдельные колонны молодежи. Большевики поддержали эту идею. Организация молодежных колонн, конечно, поможет сплочению заводских ребят, станет важным шагом к созданию союзов молодежи.

— Надо действовать, — говорит Вася. — Первое, что нам нужно, — это собрать молодых рабочих по заводам и в районе, начинать запись в союз.

Вася вдруг вскочил с места:

— А времени-то, братцы, совсем мало. До Первого мая — пять дней. Да и не пять, четыре только, сегодняшний уже прошел… Посоветуемся с товарищами в райкоме партии, и завтра за дело.

Утром Скоринко и Зиновьев снова пробовали завести разговор в цеховом комитете башенной мастерской. Им надо освободиться на несколько дней для общественной работы. Но разговор опять ни к чему не привел.

— Вот еще деятели нашлись, — пожал плечами председатель цехкома. — Какие это вы отдельные юношеские организации придумали? Баловство, и ничего больше.

Расстроенный Скоринко передал этот разговор Васе.

— Ничего, — ответил тот. — Мы своего добьемся. А что говорит ваш председатель — это ерунда. Меньшевистская ерунда!

Через день на заводском дворе появилось объявление. Оно извещало, что после работы в проходной конторе будет общее собрание рабочей молодежи. Возле объявления всё время стояли группы людей — и мальчиков и взрослых. Обсуждали, зачем собрание, надо ли молодежи объединяться. Впрочем, сомневающихся в этом было немного. Молодежь говорила о предстоящем объединении с восторгом.

И на собрание народ валил валом. Пришло тысячи три юношей, да еще, чего Вася и его друзья не ждали, примерно столько же взрослых.

Конечно, проходная была мало приспособлена для собраний, да еще таких многолюдных. Залов на шесть тысяч человек во всем Питере, пожалуй, нельзя было найти. Но поместились. Стояли плечом к плечу, задние дышали в затылок тем, кто был впереди. И не расходились до ночи.

Вот и пришлось Скоринко делать доклад перед тысячами людей. Правда, о положении рабочей молодежи, о задачах ее будущего союза и о праздновании Первого мая сказал Вася. После него говорить было уже легче. Что должен представлять собой союз, чем заниматься? Вася говорил обо всем этом ясно и подробно.

— Задача союза — бороться за экономические и политические требования молодежи. Мы никогда не смиримся с тем, что ее ограничивают в правах. Разве можно терпеть, что заводских мальчиков заставляют работать как взрослых — не только днем, но и ночью — и платят за одинаковую работу меньше? А почему молодежи не выплачивают прибавки на дороговизну? Какое же это равенство, хотели бы мы знать? И какое тут равенство, какая свобода, если молодым рабочим даже не дают права участвовать в выборах депутатов в Совет? Работать можно, а выбирать, выражать свою политическую сознательность и волю нельзя? Мы с этим будем непримиримо бороться.

Вася говорил о том, что союз посвятит себя социалистическому воспитанию рабочего юношества.

Ваня Скоринко рассказывал о собрании на «Русском Рено». Что-то, может быть, упустил, но его дополнил Саша Зиновьев, вышедший на трибуну со своей записной книжкой.

Не всем пришлось по душе сказанное Васей и его друзьями. В те дни эсеры и меньшевики пользовались влиянием на заводе. Вылез на трибуну и анархист Зернов. На его нечесаной гриве сидела засаленная панама, надвинутая на самые глаза. Они были черны как угли. Черно было и лицо, давно не видавшее воды. Зернов выступал путано и шумно.