Его среди нас нет - Сергей Иванов

Но теперь, когда она сделалась пенсионеркой и довольно-таки средней готовщицей обедов и завтраков, ей стало казаться, что она пережила сама себя и теперь существует попусту.

Однажды Елизавета Петровна подумала даже такую жестокую вещь: я, подумала она, живу после своей смерти…

Но это, к счастью, было не так. И даже абсолютно не так. Те якобы не удавшиеся разговоры, которые бабушка заводила с Сережей, не исчезали в пространстве пустым эхом. Тут надо сказать, что настоящие слова вообще не пропадают — кому-то в душу они обязательно западут.

И то, что сейчас делал Сережа Крамской, он делал не только потому, что родился таким вот благородным человеком, а потому, что он был внуком Елизаветы Петровны Крамской.

До свидания, милая бабушка. И так жаль, что вас нельзя сейчас утешить, опять сидящую над своей статьей про учебник истории. Но может, вам все-таки Сережа кое-что расскажет?

Нет, не расскажет! А когда захочет это сделать, бабушкина жизнь окажется в прошлом…

Помните то наше «воспоминание о будущем»? Геолог Сергей Крамской сидит у костра… Единственное, что он сможет сделать, — напишет путаное письмо своей жене Марине Владимировне.

И она его поймет!

А это значит, что хорошие слова опять не пропадут даром.

Не потерять из виду

Сережа Крамской в эти минуты шел по пятам за Самсоновой. Так, конечно, только говорится: по пятам. Он шел в значительном отдалении, прячась то за углами, то за машинами, то за спинами людей.

Сперва Сережа не понял, с кем там Самсонова идет под руку, с какой девчонкой. Но потом ему удалось разглядеть: это была Тарасова Катя, у которой пропали пятнадцать рублей! И Сережа буквально глазам своим не поверил, и ему стало очень нехорошо на душе. И так-то не очень хорошо было, а теперь стало совсем скверно. Почему? Это вы узнаете чуть позже. Если только уже не догадались сами.

Они расстались наконец на уголке, перед самсоновским переулком. И Катя эта пошла — понурая и скучная. И было ясно, как она страшилась говорить родителям про те пятнадцать рублей… Да и всякий бы испугался!

На свете бывают разные люди. Но бывают такие вот, особенно невезучие.

Того, скажем, мальчишку судьба особым умом не наградила, а он зато в футболе первый человек. Ему эти ваши математические способности и на чех не нужны, когда он так волшебно обведет двух защитников и весь стадион замрет, словно влюбленная девчонка.

А вот этот паренек и по математике не очень и в секцию его не принимают за средний рост и покатые плечи… Зато к нему все окрестные кошки так и липнут! А все окрестные собаки ему лапу подают, хотя до этого выглядели абсолютно неучеными.

Но бывают такие люди, которые — куда ни сунься — ничего в тебе, буквально ничего выдающегося и даже просто стоящего нету. Им очень трудно бывает найти свое счастье в жизни. И вот Катя Тарасова как раз именно к таким и относилась.

Жила она с сосредоточенным, редко улыбающимся, некрасивым и бледноватым лицом. И глаза у нее постоянно были такие, словно несчастья, которые еще случатся с нею только завтра или даже послезавтра, случились уже сегодня.

В начале прошлого года она прилепилась к самостоятельной и главной Лиде Самсоновой. Так и жила. И вроде даже стала поуверенней. Но выражение глаз своих несчастных потерять не сумела!

И вот дождалась: пришла беда, отворяй ворота!

Она шла, Катя Тарасова, среди низких туч и мокрого асфальта. На том мы и расстаемся с нею — почти совсем и не встретившись! И что пожелать ей? Ох, не знаю. Ох, не знаю! Везения, что ли? Да больно это непонятная штука…

Лучше давайте обещаем друг другу относиться к таким людям помягче. Им трудно живется, и мы их давайте поддерживать. А таких людей нам в жизни встретится не один и не два…

Сережа вынужден был ждать, пока скроется из виду Тарасова. И подбежал к углу переулка, где жила Самсонова, в тот самый последний момент, когда Лида уже бралась за ручку двери своего парадного — удача: ведь Сережа лишь весьма приблизительно знал, где она живет.

Он добежал до парадного, когда Лида выходила из лифта на своем этаже. А что за этаж? Однако в новых домах, где лифт ходит в глухой, закрытой железом шахте, снизу никак не узнаешь, где же он там остановился.

Значит, ему ничего не оставалось, как только бежать изо всей силы вверх по лестнице и молить судьбу, чтобы за это время никто не вошел в подъезд и снизу не нажал кнопку.

А почему, собственно, Сережа должен был молить судьбу? Ведь много проще было бы сказать перед классом:

«А Коробкова Марина видела, как Лида…»

И выложить еще кое-какие, уже свои собственные, наблюдения и выводы… Однако он бежал. Он не был Таней Садовничьей и не стремился к низким целям: сегодня свести счеты с растерявшимся врагом, завтра выдвинуться в известные всему этажу детективы.

У него была другая цель — установить справедливость. А для этого требовалось свергнуть несправедливость.

Но и саму несправедливость надо свергать справедливо — об этом Сережа Крамской уже знал. Так он и действовал.

Ему опять повезло. Пока он мчался, лифт никто не вызвал, и таким образом Сережа узнал, что Самсонова живет на шестом этаже.

Здесь было три двери. А надо заметить, что в этом новом московском районе дома были очень похожие, а лестничные площадки — так просто родные сестры. И если б Сережу каким-нибудь образом привели сюда с закрытыми глазами, то он лишь с большим трудом смог бы узнать, что это не его собственные площадка и дверь. Или что это не площадка, где живет Алена Робертовна. Или что это не Танина лестничная площадка.

Теперь он решал, в какую дверь ему позвонить: в как бы Аленину, в как бы свою или в как бы Танину… Так вышло, что они все трое жили в «разных» дверях: Сережа в левой, Алена Робертовна в средней, а Таня в правой.

Сережа постарался прислушаться, но не по-настоящему, а только одним вниманием: не подскажет ли ему интуиция, в какую же из дверей надо позвонить?

Но все было глухо, и ниоткуда биотоки к нему не приходили.

Тогда он подумал: «Только не в «моей». И не в «Алениной»… Да! Значит, она в «Садовничьей» живет двери. Значит, в «Садовничьей».

И потом зачем-то позвонил в «свою».

Страшная сцена

И все-таки есть на свете биотоки! И рождаются в нас ни на чем не основанные предчувствия. Реже счастливые, чаще предчувствия беды.

Лида Самсонова едва успела снять пальто, сапоги и теперь, став на колени, шарила под диваном, где, по ее понятию, должны были обитать тапочки, когда раздался этот звонок в дверь. Едва слышимый, потому что из кухни летело торопливое и громкое тарахтение материной машинки, а также голос певицы из радиоприемника, которая подробно объясняла, почему плохо ходить по морозу в неподшитых и старых валенках.

Лида чувствовала ко всему происходящему странную ненависть и отвращение — ко всему! И к исчезнувшим тапочкам, и к певице крикливой, и к стуку машинки, и к этому мерзкому вкрадчивому звонку.

И когда она сейчас расставалась с мымрой Тарасовой, Лиде непреодолимо хотелось сделать ей больно — толкнуть, например, чтоб она шваркнулась о фонарный столб.

В душе ее кипели страх и ледяная тоска. Но казались Лиде отвращением и ненавистью. Хотелось крикнуть всему на свете: «А идите вы… куда подальше!»

Звонок брякнул снова — тихий, короткий. Сквозь все шумы Лида услышала его, будто он предназначался только ей, Самсоновой Лидии. Страх, пузырясь, поблескивая нечистыми, как из лужи, ледяшками, заполнил всю Лиду, подступил к самому горлу.

Теперь она поняла, почему в некоторых фильмах преступники не сдаются и стреляют до последнего. Но ведь она была не в фильме. Переступив отчаяние, взяла себя в руки. Спокойно! Пусть откроет мать… А ее дома нету.

Но тут же поднялась, так и не найдя тапки. В одних колготках, то есть совершенно бесшумно, подбежала к двери.

Если опасность, лучше идти прямо на нее. Потому что от опасности, как успела убедиться Лида в свои командирские тринадцать лет, все равно не уйти. И чем дальше от нее прячешься, тем тебе же потом хуже.

Это как с зубами: чуть нащупал языком дырочку, сразу беги к врачу! А чем длиннее будешь тянуть резину трусости, тем после выйдет больнее!

И Лида Самсонова шла открывать, точно зная по биотокам, которые щекотали ей душу, что за дверью ждет беда.

Это, между прочим, нам только кажется, что мы выбираем в старосты кого попало — лишь бы скорей проголосовать да по домам. То есть внешне оно именно так и выглядит. На самом же деле ничего подобного! Почему-то старостами и председателями оказываются именно те люди, которые выделяются, которых мы выбрали бы, если б сидели долго и вдумчиво, а потом бы еще затеяли тайное голосование.

Да, кстати, приглядитесь: вообще нет такой должности в классе, которая попала бы случайному человеку. И санитаркой становится (где еще остались санитарки) самая чистюля, а цветы поливает обязательно самая добрая девочка.