Боги, гробницы, ученые - Курт Церам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но экспедиция не только развлекается, она работает. Шампольон делает открытие за открытием. Он находит все новые и новые подтверждения своим теориям. Одного взгляда ему достаточно, чтобы разграничить по эпохам и классифицировать карьеры в каменоломнях Мемфиса. В Мит-Рахине он открывает два храма и мертвый город. В Саккаре, где через многие годы сделает великие открытия Мариет, находит упоминание о царе Унасе и безошибочно относит его царствование к ранней эпохе. В Тель-эль-Амарне приходит к убеждению, что громадное сооружение, которое, по мнению Жомара, служило для хранения зерна, на самом деле было не чем иным, как большим храмом.
А затем ему довелось испытать чувство полного торжества: одно из его утверждений, за которое шесть лет тому назад он был награжден дружным хохотом членов Египетской комиссии, как оказалось, полностью соответствовало истине.
Корабли останавливаются в Дендере. Перед ними храм, один из самых больших египетских храмов, тот, который – ныне это уже известно – начали строить еще цари XII династии, могущественнейшие правители Нового царства: Тутмос III, Рамсес Великий и его преемник. Сооружение этого храма продолжалось при Птолемеях, а затем и при римлянах – Августе и Нерве; ворота и внешняя сторона достраивались при Домициане и Траяне.
Сюда после труднейшего пешего перехода по пустыне пришли войска Наполеона, которых буквально ошеломила представшая перед ними картина. Здесь приостановил движение своей дивизии, мчавшейся по следам мамлюков, генерал Дезэ, очарованный мощью и величием угаснувшего царства (какие сентименты, с точки зрения генерала XX века!).
Теперь здесь стоял Франсуа Шампольон, которому до мельчайших деталей были знакомы все сообщения об этом храме, все его зарисовки и копии надписей на нем, – он столько раз беседовал о них с Деноном, сопровождавшим в свое время генерала Дезэ.
Была ночь, светлая, лунная египетская ночь, все кругом было озарено каким-то необыкновенным сиянием. Спутники Шампольона настаивали, и он в конце концов сдался: пятнадцать исследователей во главе с ним самим, словно одержимые, устремились к храму. «Египтянин мог бы принять их со стороны за бедуинов, европеец – за группу хорошо вооруженных монахов-картезианцев».
Вот как это описывается в проникнутом еле сдерживаемым волнением рассказе Лота, одного из участников экспедиции:
Мы мчимся наудачу сквозь пальмовую рощицу, возникшую перед нами при свете луны, словно волшебное видение. За ней – высокая трава, колючки, сплошная стена кустарника. Вернуться? Нет, этого мы не хотим. Идти вперед? Но мы не знаем, как пройти. Мы пробуем кричать, но в ответ доносится лишь отдаленный лай собак. И тут вдруг мы замечаем оборванного феллаха, который спит, приткнувшись к дереву. В черных лохмотьях, едва прикрывающих тело, с палкой, он похож на демона («ходячей мумией» назовет его Шампольон). Он поднимается, дрожа от страха: не ровен час, убьют… Дальше – еще один двухчасовой переход, и наконец мы у цели – перед нами залитый светом храм. При виде этой картины мы пьянеем от восторга. Дорогой мы пели, чтобы заглушить нетерпение, но здесь, перед залитыми лунным светом пропилеями, чувства переполняют нас – под этим портиком, опирающимся на гигантские колонны, царит глубокая тишина… Таинственное очарование усугубляют глубокие тени, а снаружи – пленительный, сверкающий лунный свет! Незабываемый контраст! Потом мы разжигаем в храме костер из сухой травы. Новое волшебство, и вновь всеобщий взрыв восторга, доходящий до исступления. Это было похоже на лихорадку, на сумасшествие. Мы все были в экстазе. Однако все это было не волшебством, не фантазией, а реальностью – мы находились под портиком храма в Дендере.
Но что же пишет об этом сам Шампольон? Участники экспедиции называют его «учителем», и в полном соответствии со своим положением он более сдержан. Но и за его нарочито рассудительными словами чувствуется волнение:
Я не буду пытаться описывать впечатление, которое, в частности, произвел на нас портик большого храма. Можно рассказать о его размерах, но дать представление о нем невозможно. Это максимально возможное сочетание грации и величия. Мы провели там в полном упоении два часа. Вместе с горсткой наших феллахов бродили мы по залам, пытаясь при свете луны разобрать высеченные на стенах надписи.
Это был первый большой, хорошо сохранившийся египетский храм, который увидел Шампольон. Записи, сделанные им в эту ночь и в последующие дни, свидетельствуют о том, какую напряженную жизнь вел он в Египте. Ничто не казалось ему новым – настолько подготовлен он был ко всему – мыслями, мечтами, помыслами. Везде он находил подтверждение своим взглядам, своим теориям.
Большинство спутников Шампольона видели в храме, воротах, колоннах и надписях всего-навсего камни и мертвые памятники. Необычные костюмы, в которые они облачились, служили для них лишь забавой, а для Шампольона это была сама жизнь.
Все они остриглись наголо и обмотали головы огромными тюрбанами, обрядились в тканные золотом шерстяные куртки и желтые сапоги. «Мы носим их ловко и с достоинством», – писал один из участников экспедиции, однако в его словах чувствуется еле уловимая ирония. Шампольон же, которого и в Гренобле, и в Париже называли «египтянином», чувствовал себя в необычном костюме – это подтверждают все его друзья – совершенно свободно.
Он занят не только дешифровкой и интерпретацией. Ему приходят в голову новые мысли, новые идеи. И, торжествуя, он доказывает комиссии: этот храм вовсе не храм Исиды, как утверждают, а храм Хатор, богини любви.
Более того, святилище вовсе не древнее. Свой настоящий вид оно приобрело лишь при Птолемеях, а окончательно было достроено римлянами. Восемнадцать столетий – сравнительно небольшой срок, ведь им предшествовали тридцать столетий истории Египта.
Неизгладимое впечатление, которое храм произвел на Шампольона в ту памятную лунную ночь, не помешало ученому отметить, что, хотя этот памятник и представляет собой мастерское произведение зодчества, «скульптуры, служащие ему украшением, самого худшего стиля».
Пусть комиссия не обижается на мои слова, но барельефы храма в Дендере ужасны, это и не может быть иначе, ибо они принадлежат к периоду упадка. Искусство скульптуры в те времена уже деградировало, что же касается зодчества – формы искусства, менее подверженной изменениям, – то оно еще сохранилось во вполне достойном египетских богов и восхищения последующих столетий виде.
Шампольон скончался три года спустя. Смерть его была преждевременной утратой для молодой науки египтологии. Он умер слишком рано и не дождался полного признания своих заслуг.
Тотчас после его кончины появился ряд позорных, оскорбительных для
