Соучастники - Ли Уинни М.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
тг: А вы с чего начинали в кино?
сц: Я? Да с того же самого. Когда я была моложе, мне предложили поработать моделью. Ничего особенного, но один друг моего отца сделал так, что на меня обратили внимание. Сниматься мне не понравилось. Я себя все время как-то не по-человечески чувствовала, незащищенной какой-то. Мне хотелось быть за кадром, видеть, как все получается, кто стоит за чьей спиной … (Пауза.) И вот… от работы моделью я продвинулась до рекламы моды, потом стала продюсировать рекламные ролики и видеоклипы. Разумеется, сначала были все эти дурацкие дела – варить кофе, делать ксерокопии, отвечать на звонки, отношение к тебе – как к очередной смазливой дурочке. Но постепенно я чего-то добилась. А потом познакомилась с Зандером и поняла, что вот он, талант, которого нужно держаться. Режиссер, чьи работы я смогу год за годом пестовать, которого я смогу раскручивать и ободрять, с которым мне будет чудесно работаться. И со временем я буду продюсировать его фильмы.
тг: Получается, вы в киноиндустрии своими силами пробились?
сц: Конечно, за тебя этого никто не сделает. Когда я видела удобный случай, я им пользовалась. (Пауза.) Наверное, Сара напоминала мне меня саму в молодости. Поэтому мне и захотелось ей – такой – помочь.
тг: Вы бы назвали Сару Лай наивной?
сц: Да, поначалу. Но на каком-то этапе работы в “Фаерфлае” она, похоже, поняла, что к чему. Училась она всегда быстро.
Глава 18
Следующий день – воскресенье, и мне нужно быть на семейном сборе. Еду на метро в Куинс и там, в семейном ресторане, воссоединяюсь с родителями, старшей сестрой, младшим братом и их семьями. Все примерные китайско-американские дети – кроме меня.
Карен переехала в Вашингтон, где по-прежнему работает бухгалтером в крупной бухгалтерской фирме (они все называются акронимами, какими-то сочетаниями букв англо-саксонских фамилий). Муж у нее адвокат, детям семь и десять лет. Мой брат Эдисон, как единственный сын в китайской семье, всегда занимал особое, привилегированное положение и большого интереса к сестрам не проявлял. Теперь он дантист в Бостоне и приехал с невестой, американкой тайваньского происхождения, занимающейся маркетингом элитных предметов роскоши. Налаженность их жизни, непрерывно пополняющиеся индивидуальные пенсионные счета, пенсионные планы, ежемесячные выплаты по ипотеке, новые модели смартфонов – все это вызывает у меня некоторое отвращение. И зависть.
Я знаю, что я – позор семьи, потому что мой диплом Колумбийского университета не принес мне зарплаты хоть немного побольше той скудной, которую дает преподавательская должность. У меня нет детей, нет сожителя, даже парня нет, которым я могла бы похвалиться. Я просто Сара, которая уехала в Лос-Анджелес делать фильмы, но ничего из этого не вышло, так что она вернулась в Нью-Йорк и преподает в никому не ведомом местном колледже. Наука тем, кто метит слишком высоко.
В это конкретное воскресенье я ухожу в себя глубже обычного. Вернувшись накануне с Манхэттена, я провела беспокойный вечер. Могла почитать студенческие сценарии, посмотреть смешные скетчи на Ютубе, чтобы выйти из ступора. Но вместо этого я сидела в темноте, глазея в окно, то включая, то выключая свет, как какая-то стремная одинокая приблуда в трафаретном триллере. Начни я тяжело дышать – сходство было бы полным.
Так я и заснула, проснулась в два ночи и переползла в постель.
Наутро яркость всего вокруг выбивает меня из колеи.
– Слушай, прости, что на смс не ответила, – мямлю я Карен. – Что-то я вчера закрутилась.
– Так как вообще дела? – спрашивает она.
Она сострадательно смотрит на меня, как полагается старшей сестре, и мне вдруг видятся – это не совсем внетелесное переживание, но вроде того – отчетливые, предопределенные роли и реплики. Роли, которые мы знаем всю жизнь и механически исполняем.
Карен всегда образец для подражания: домохозяйка, успешный бухгалтер, мать двоих детей, примерная дочь. Я всегда вызываю жалость: одинокая, бедная, с творческим прибабахом.
Собираюсь произнести реплику, которую произношу всегда: Да все в порядке.
Решаю сымпровизировать.
– М-м-м-м… Странновато как-то.
– Правда? – В ней зажигается интерес. Это в мои намерения не входило, я просто хотела приуменьшить правду.
Я сгребаю палочками рис и жареные баклажаны, запихиваю в рот. Запиваю чаем.
– Что случилось? – спрашивает Карин.
Я, в общем, не знаю, что сказать, потому что никто в моей семье не знает ни о том, что произошло десять лет назад, ни о том, почему провалилась моя кинокарьера.
Но Карен, возможно, о чем-то догадывается. Не о самой правде, но о намеке на ниточку, связывающую меня с громкими историями, известными именами. Она заходит с другой стороны.
– Я тут видела в новостях Холли Рэндольф, актрису, ее спрашивали об этих новых обвинениях.
Я пытаюсь скрыть тревогу. Пропустила заголовок?
– Что она сказала? – Потом, чтобы замаскировать озабоченность, добавляю: – Ты-то с каких пор смотришь “Энтертейнмент тунайт”?
– Не я, а Элис, – Карен показывает на свою десятилетнюю дочь, сидящую через несколько стульев от нас и с распахнутыми глазами дожидающуюся пирога с печеной репой. – Она обожает кино. Почти как ты в детстве.
– Скажи ей, чтобы поостереглась, – шучу я.
– Да ну, серьезно, эти истории во всех новостях. – Карен кладет палочки и пристально на меня смотрит. – Ты разве с Холли Рэндольф не работала?
– Работала. Но это было в другой жизни. Вряд ли она меня помнит.
Карен чувствует, что своими словами я обозначаю границы. Что я так уклоняюсь, закрываю очередное направление разговора. Тему, которую нельзя обсуждать в присутствии наших родителей и ее детей, всех трех поколений семьи Лай, пристально глядящих на нас.
Она улыбается и берет тон повеселее.
– Знаешь, как Элис ошалеет, если я ей скажу, что ты знала Холли Рэндольф?
Я смеюсь.
– Не надо. Только расстраивать. Я ни автографа для нее не смогу взять, ни в школу к ней ее позвать, ничего.
А если я ни того, ни другого не смогу сделать, то не все ли равно, знала я Холли Рэндольф или нет? Не уверена, что у меня есть хоть одна фотография с ней, чтобы это доказать.
– Эй, вы там, – кричит через стол мама. – О чем болтаете? Надеюсь, ты рассказываешь сестре о каком-нибудь симпатичном мужчине из офиса, с которым ты можешь ее познакомить!
Мы с Карен отнекиваемся.
– Мам, я работаю в бухгалтерской фирме. Там все мужчины для Сары слишком скучные.
Мама грозит мне пальцем.
– Вот она, твоя беда. Всю жизнь одно кино в голове. Тебе лишь бы развлекаться.
Я сдерживаю свою привычную злость, терплю и ничего не говорю.
Мама обращает все в шутку.
– Да это я так. Хватит вам, девочки, на утку по-пекински одним налегать. Давайте-ка ее сюда.
Я подталкиваю вращающийся поднос, и он крутится в мамину сторону, неся ей требуемое блюдо. У меня такое чувство, будто я всю свою жизнь в этом ресторане этим занимаюсь. Сижу перед вертушкой, кручу ее в мамину сторону, и она доставляет ей именно то, чего мама желает. Круговое движение. Груз родительских ожиданий – вертится, вертится по кругу, и мы вместе с ним.
В понедельник, когда на работе наступает затишье, я сижу перед компьютером и ищу представителя Холли Рэндольф. Когда я была продюсером, для меня это было нормальным состоянием – исследовать сайты и справочники, делать подряд по несколько осторожных телефонных звонков, чтобы выяснить, кто какого актера представляет, и записать телефон этого агента.
Сегодня Холли, как и всякую актрису первого ряда, представляет целая команда профессионалов: агент, менеджер, пресс-агент, адвокат и их многочисленные помощники. Никого из них я не знаю. Никто из них с ней десять лет назад не работал, а когда я захожу на их сайты, там все парадно, но невнятно. С информативностью и доступностью не очень.