Интим не предлагать! - Агата Лель

Увы, бойтесь своих желаний, ибо после третий пары, на перемене, собираясь уже выходить из кабинки, услышала как в туалет вломились девчонки из нашей группы и затеяли крайне интересный разговор.

И именно он стал тем толчком, после которого всё пошло кувырком.

Часть 22

— Ну давай, Свет, колись, что за бомба? — нетерпеливо спрашивает Воронцова, и Петровская Светка, забурившись в кабинку по соседству, с придыханием стреляет:

— Знаете, с кем сегодня утром приехал Малиновский? Ни за что не угадаете!

— С Самсоновой? — резонно предполагает Чусова. Даже из-за закрытой двери слышно, как яростно она расчёсывает свои патлы.

— Самсонова — это предсказуемо. Думай, Чусова. Ты точно её знаешь.

Чусова принялась бегло перечислять всех самых зачётных, по её собственному мнению, красоток нашего универа. Разумеется, моё имя не звучит.

— Ну если это не они, то я не знаю. Не с Цветковой же.

— Горячо-о!

Повисает напряжённая тишина. Даже подтекающий вечно кран как будто перестаёт капать, только звон пряжки ремня в кабинке по соседству и грозый рык сливного бочка разряжает накал нешуточных страстей.

Старушке Агате[2] даже не снились подобные перипетии. Вот где, оказывается, рождаются настоящие шедевры мировых детективов.

— Ромашкина, что ли? — шутливо хмыкает Воронцова, и Светка, выбираясь из кабинки, щёлкает шпингалетом.

— Бинго!

— Чё, правда?

— Ты серьёзно?

— Наша Ромашкина? Женька?

— Именно. И нет, вы не ослышались, крепость мисс недотроги пала от напора синеглазого рыцаря, — в стёбной манере подтверждает Петровская и тут же тараторит: — Инфа стопроцентная: Пылеева видела, как она утром из его машины вылезала. За углом универа ещё, типа чтоб никто не заметил. Тоже мне, великие конспираторы! Говорит, наша железная леди была довольная как мартовская кошка. Ещё бы: они там с Малиновским минут пятнадцать сидели и очень даже развратно лобызались.

Чего-о?!

— Да ну… Они и не общались никогда, — недоверчиво тянет Чусова. — Они как бы это — из разных весовых категорий. Он высшая лига, а она так — юниор.

— Да? Забыли, как он к ней на пару зашёл? Утащил куда-то. А ещё из достоверных источников точно известно, что их видели вместе на вечеринке у Самсоновой, и что Малиновский двинул Эдику по морде, заступаясь за честь Ромашкиной. Тот вроде как руки распускал.

— Эдик что, Женьку лапал? — ахает Воронцова. — Эдичка Одуван? Офиге-еть.

Да не лапал он меня, всё не так было! И мы не целовались с Малиновским! — так и хочется опровергнуть глупые исковерканные слухи, но выдавать своё присутствие сейчас крайне неразумно. Испорченный телефон какой-то!

— А ходила ещё: я не такая, про нравственность задвигала, даже кричала как-то, что мутить с такими как Малиновский — это себя не уважать. Ну-ну, стоило ему пальцем поманить, сразу в койку к нему прыгнула, — фыркает Чусова, и инстинктивно хватаюсь за дверную ручку, желая немедленно устроить разбор полётов.

— А вы знали, что у неё парень есть? Американец какой-то. Я слышала, как они болтали по скайпу в столовой.

— Да ужас. Вот вообще от неё не ожидала! Правильно говорят: в тихом омуте.

— Ну если честно, к Малиновскому и я бы в койку прыгнула, — глупо гыкает Воронцова. — Вы видели его в костюме? Сексуальный мистер Бонд. Так что Ромашкину понимаю… Ай, да что там — даже завидую. Мои трусики готовы сорваться по первому его требованию — без права на помилование и амуницию.

— Может, апелляцию?

— Да хоть ампутацию, лишь бы проверить лично, что же наш шпион прячет в своих тугих джинсах. Слухи разные ходят…

И тут терпение моё лопается.

— Привет, девчонки, — выхожу из кабинки и не без удовольствия наблюдаю вытянутые растерянные лица.

Все резко замолкают, словно застуканные на месте преступления. Чусова сразу же хватается за неизменную расчёску, Воронцова начинает интенсивно намыливать сухие ладони, так что Светке пришлось отдуваться одной:

— Ой, Женька, привет. А мы тут… Э-э…

— Я слышала. Тема дня — содержимое чужих трусов, — под гробовое молчание быстро мою руки, после чего гордо шагаю на выход и как бы не старалась, не могу удержаться: — Кстати, до того, как пятнадцать минут целоваться в его машине, мы там сначала на заднем сидении, — подмигиваю, — ну вы поняли, да? У него та-ако-ой…

… и захлопываю за собой дверь.

Ну всё, можно сказать, подписала собственный приговор. Теперь весь универ будет считать меня одной из подстилок Малиновского, и я сама подбросила дровишек в разгорающийся костёр сплетен. Не надо было высовываться, знаю, но слушать это враньё было выше моих сил.

Чусова, Воронцова и Петровская разнесут всё за считанные минуты. Да что уж — Пылеева уже сделала это за них.

Споры плесени размножаются медленнее, чем эта четвёрка плодит слухи.

Шагая по коридору к аудитории мне навязчиво кажется, что на меня смотрят абсолютно все, и не просто провожают взглядами, а шепчутся и тычут пальцем.

Что? Кто-то сказал “очередная”? Или показалось?

Чёрт! Если по их мнению я “всего лишь одна из…”, значит, это слово я буду слышать часто. А потом, после того как закончится месяц и он меня типа кинет, буду ловить эпитеты и похлеще.

План: “никому не говорить” с треском провалился, в силу вступает новый: “Малиновский от меня без ума и это взаимно”.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Часть 23

Теперь уже я заглядываю к нему в аудиторию. Почти дежавю, только роли поменялись.

— Малиновский! Иди сюда!

Богдана найти не сложно — распластавшись по скамье сидит на галёрке и со скучающим видом листает в телефоне новостную ленту соцсети.

— Не могу, я сильно занят. У меня геодезия, — важно указывает бровями на преподавателя, подпирая рукой щёку.

— А у меня армагеддец! Иди! Живо! — захлопываю дверь и жду. И пусть только попробует не выйти! Моя троюродная прабабка