Темный рай - Тэми Хоаг

Прогоняя прочь напряжение дня, Мэри шагала по тротуару. На Мэйн-стрит бурлила жизнь. Перед баром «Проклятые и забытые», словно вереница лошадей, привязанных к ограде, выстроились в ряд большие старые пикапы. Более чем за квартал Мэри услышала голос Гарта Брукса, советующего народу «гладить против шерсти», и звонкий стук бильярдных шаров, заглушавший его «ковбойский» голос.

Мэри подумала, не ошивается ли там и Джей Ди? Но тут же сказала себе, что ей это совершенно безразлично.

Лавки, обслуживающие простой люд, стояли темные и безмолвные, однако модные магазины все еще сверкали яркими огнями, и двери их, подпертые горшками с геранью, были открыты. Но ни один из посетителей этих бутиков не выглядел местным жителем.

Мэри показалось странным, что теперь она тоже могла определить приезжих с первого взгляда. В конце концов, она и сама была приезжей. Но что-то в ее душе протестовало против такого ярлыка. Бродя по улицам города, она чувствовала себя так, словно выросла в Новом Эдеме. Более того: ее все более преследовала мысль, что мать и сестры там, в Сакраменто, всегда относились к ней как к чужачке.

Двадцать восемь лет Мэри билась в попытках стать «хорошей девочкой Дженнингсов» подобно своим сестрам – Лизабет и Аннализе. Но несмотря на все усилия, она так и осталась «этой девочкой Дженнингсов».

Удивительно – но здесь, перед витриной городской почты Нового Эдема, штат Монтана, она не испытывала чувства отторженности.

А Рафферти считал ее чужачкой.

Мэри продолжила свой путь по улице и, повинуясь внезапному порыву, завернула в магазин «Новый век» – просто потому, что он привлек ее огнями и наличием людей. Магазин был крошечный – уютное местечко, обшитое нестругаными кедровыми досками, где негде было развернуться среди книжных полок, витрин с кристаллами, подсвечниками и корзин, набитых полированными камнями. Воздух, словно духами, был наполнен приторным запахом ладана. Из динамиков портативного магнитофона доносились голоса птиц, журчание воды, шум деревьев – природа в ящике. Мэри усмехнулась при мысли: кому это могла прийти в голову идея, приехав в этот земной рай, устраивать прослушивание звуков, его наполнявших, с помощью многометровой магнитной ленты?

– Ну и как, действует обсидиан[6]?

Оторвавшись от созерцания березовых веточек в плетеной вазе, Мэри обернулась на голос и вздрогнула, встретившись взглядом со смотревшей на нее в упор М. Е. Фралик.

– Простите?

М. Е. драматически округлила глаза за большими стеклами очков, уперлась одной рукой в бок, а другую воздела к небесам, словно призывая богов себе в свидетели.

– До нее не доходит! – воскликнула дама с нетерпеливым отвращением и снова обратилась к Мэри, заговорив с ней тоном, каким разговаривают с непроходимым тупицей. – Камень, который я дала вам вчера. Обсидиан! Он прекрасно действует, блокируя беспокоящие колебания.

– Ах это… – Мэри виновато пожала плечами и, достав маленький камешек из кармана жакета, протянула его к свету. – Вероятно, мне нужно нечто большее, размером с баскетбольный мяч. И все же я вам очень благодарна. Спасибо.

В магазин нахлынула новая порция покупателей, отвлекших внимание М. Е., и Мэри удалось незаметно улизнуть.

Вернувшись в гостиницу, когда луна уже стала подниматься над вершинами Абсарокаса, Мэри отправилась в свой номер за гитарой. Что бы там ни говорил Рафферти, но ей доставила удовольствие вчерашняя ночь, проведенная на свежем воздухе. Только луна, горы и музыка. Это успокаивало в тысячу раз лучше, чем перекатывание какого-то там обсидиана.

Выйдя из лифта, Мэри увидела в холле Кевина Бронсона. Оторвавшись от пачки отчетов, он взглянул на Мэри и приветливо улыбнулся.

– Эй, Люси говорила нам, что вы играете. – Он взмахнул бумагами, указывая на старую гитару.

– Правда?

– Да, она сказала, что вы потрясающая певица. Она считала, что вы даром теряете время, околачиваясь в адвокатских конторах, вместо того чтобы отправиться в Лос-Анджелес, Нешвилл или куда-либо еще и распорядиться своим талантом по справедливости.

– Люси так сказала?

Мэри это показалось невероятным. Люси слышала ее игру всего несколько раз, случайно – во время вечеринок в местном баре. Иногда, правда, во время их девичьих посиделок в квартире Мэри, когда разговор иссякал, она брала гитару и просто забавлялась с ней, спев несколько тактов – так, первое попавшееся, что приходило в голову, рассеянно, случайно. А Люси слушала, потягивая пиво, и отпускала несколько ленивых комментариев: Мэр или, ты должна стать звездой. Пустая болтовня! Только для того, чтобы заполнить паузу после последней прозвучавшей ноты.

Кевин, казалось, был несколько сбит с толку удивлением Мэри, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы отпускать на этот счет какие-то замечания.

– Я как раз направлялся в бар – выпить чашечку кофе с Дрю. Не хотите к нам присоединиться? – Кевин снова улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. – Может быть, нам удастся уговорить вас сыграть нам что-нибудь.

Мэри рассмеялась и пошла рядом с Кевином.

– Можете смело взять меня за руку: я не стеснительная. Они сели за столик у камина и съели по ростбифу, запив его кофе со сливками. Мэри рассказала о своем путешествии в страну Миллера Даггерпонта, и ее сотрапезники покачали головами и усмехнулись выбору Люси относительно места своего конечного пребывания.

– Положительно черный юмор, – потягивая кофе, заметил Дрю. – Совершенно в стиле Люси.

– Никак не могу поверить, что она все оставила мне, – сболтнула, не подумав, Мэри. Она не могла не высказать своего недоумения, хотя чувствовала себя при этом так, словно признавалась в совершенном преступлении.

Дрю и Кевин переглянулись, однако не выказали ни потрясения, ни порицания. Дрю взялся за гриф прислоненной к столу гитары и чуть покачал инструмент.

– Вы останетесь?

– Не знаю, что и сказать, – ответила Мэри, но, уставившись на деку гитары, унеслась мыслями к бревенчатому дому, вспомнила ощущение покоя и умиротворения, которым напитывали ее горы. Вспомнила она и свою схватку с Рафферти – на земле, в пыли, его смущение, когда она плакала, и по всему телу разлилось тепло, имевшее очень отдаленное сходство со слабым огнем, тлевшим в центре камина.

Мэри заставила себя подумать о подруге, и по поверхности сознания, подобно масляным пятнам на воде, снова растеклись вопросы.

– Так что же случилось с тем батраком, который работал на Люси? – спросила она. – Я слышала, что после несчастного случая он просто смылся.

– Кендал Мортон? – поморщился Кевин. – Гнусный тип. Я всегда считал его поросенком, выросшим в отвратительного борова. Татуировки, гнилые зубы, вечно воняет потом.