Я научу тебя любить (СИ) - Акулова Мария

Привстала на носочки, потянулась губами… К коже. Так, как он целует ее. Тоже сначала лопатка, потом носом по позвоночнику, выше… Снова губами… Позволяя рукам пройтись до предплечий, нырнуть под них, обнять поперек торса, прижаться своим телом к его…

Закрыть глаза, осознать, что вот оно — счастье. Оплетено ее руками.

Снова задрожать, когда мужские пальцы накрывает ее кисти, довольно настойчиво тянут одну из них вниз…

И Аня знает, что будет дальше. Одновременно хочет и боится. Глупо, конечно. Но она ведь так еще ни разу толком не коснулась… И сейчас… Опустилась на пятки, вжалась лбом в мужскую спину, не рискнула вновь открыть глаза, старалась дышать ровно, чувствуя… Одновременно жар. И твердость… И нежность.

И снова… Сначала одним пальцем, потом двумя, тремя… По длине…

— Сожми. Не бойся.

Дробный кивок в ответ на негромкое указание, с силой зажмуренные глаза… И попытка обхватить.

— Сильнее можно. Мне не больно.

Румянец, который он, слава богу, не видит… Закушенная от усердия губа, прилежное исполнение просьбы. Сильнее… И снова по длине.

Легкая улыбка, когда свободная мужская рука упирается в стену…

И новое движение — уже уверенней… Параллельно с невозможностью сдержать порыв — потереться лицом о лопатку. По-кошачьи… Так, будто сто лет не гладили… Осознавая, что чувствовать этот — особенный — жар и особенную твердость под пальцами почему-то безумно волнующе. Безумно ответственно. Безумно приятно. Будто знать, что человек, к которому ты жмешься, в твоей власти. Он и его удовольствие.

Не пугаться, когда Корней направляет… Без раздражения, без поучений, просто… Немного подсказывает, как можно еще. Сильней. Иначе. Более ощутимо…

И каждый раз, когда движения ее руки отзываются в нем, Ане все больше хочется улыбаться… А еще укусить. Что она и делает. Тоже, как каждая порядочная кошка, лишенная глажки. Прикусывает кожу на спине. Видит, как Корней поворачивает голову… Вряд ли ловит взгляд — слишком неудобно, но точно определяет игривость…

Снимает с себя Анины руки, поворачивается сам, придерживает за плечи ее, вжимает спиной в кафель, смотрит в лицо…

Ухмыляется, потому что она-то смотрит не в ответ, а ниже. Значительно. А еще потому, что без страха.

Не сразу, но девушка поднимает взгляд, пытается улыбнуться, сглатывает нервно, снова тянется — губами ко рту, пальцами к силе и нежности.

Пускает мужской язык в рот, сжимает рукой сильнее, скользит…

— Не зря спаивал, да? — хмурится, когда Корней отрывается, смотрит с иронией, наслаждается — продолжающимися движениями и растерянным взглядом… Улыбается, когда зеленые глаза становятся больше, в них вспыхивает возмущение, Аня пытается убрать руку, обидеться, отвернуться…

Дурочка. Ведь отворачиваться сейчас точно не надо.

Поэтому Корней снова придерживает, снова целует, ждет, пока она то ли забудет, то ли передумает возмущаться… Снова сожмет, пройдется, замрет, ослабит хват… И по кругу… Улыбнется в губы, чувствуя кончиками пальцев легкое подрагивание, безошибочно определяя самое чувствительное место…

И снова скользит, сжимает у основания, позволяя мужчине сделать шаг к ней, пройтись уже по ее телу — от живота до груди, смять ее… Снова привстает на носочки, когда Корней свободной рукой протискивается между ее телом и кафелем, сжимает еще и ягодицы, не двузначно толкаясь навстречу, с силой упираясь в живот…

Чувствует, как Аня пытается сделать еще лучше, спускается свободной рукой от плеча вниз, замирает на груди, рисует узоры. Нежные. Такие, как от нее и ожидаешь… Но хочешь-то немного другого…

Поэтому оторвавшись от девичьих губ, Корней прошелся носом по щеке, достиг уха, сказал тихо:

— Я не большой фанат прикосновений, Аня. И поцелуев. Предпочел бы, чтобы ты продолжала, как раньше.

Сказал чистую правду, но тут же, как наверняка показалось ей, сделал вопреки собственными словам. Коснулся губами кожи, почувствовал, что сжала сильнее кулак, снова толкнулся навстречу…

— Но меня же целуешь… И касаешься… — и получил закономерный ответ… Снова позволяя ласкать так, как хочется ей. Во всяком случае, пока.

— Тебя касаться мне нравится. Целовать тоже. — Подтверждая слова, немного сгорбился, прижимаясь к шее, зная, что ее сейчас мурашит… Захотелось усмехнуться… И снова толкнуться, когда попыталась запрокинуть голову, но стукнулась, тут же широко распахивая глаза… — Если я не ошибаюсь, тебе это приятно.

Сначала нахмурилась, потом смутилась, потом кивнула…

— Очень. Мне все нравится. Все, что ты делаешь.

И эта ее отчаянная искренность снова заставила улыбнуться. Шепнуть:

— Я рад.

Уткнуться лбом в кафель чуть выше ее виска, закрыть глаза.

— Сильнее можешь? И темп можно ускорять.

Знать, что она кивает… И очень старается. А еще не просто механически исполняет, а вкладывает душу. И чувства. И мысли…

Что очень хочет сделать хорошо.

Позволяет уткнуться носом в волосы за ухом, чтобы дышать тем самым медом, позволяет мять тело, пытаясь и тут подстроиться так, чтобы было удобно, действительно старается и сильнее… И быстрее… Но в какой-то момент замирает, дожидается, когда Корней оторвется, посмотрит…

— Ты хочешь, чтобы я… — даже выговорить не может, нещадно краснея. И пусть мужчине очень хочется усмехнуться, сейчас точно нельзя.

— Не обязательно. Если хочешь. Если нет — не надо.

После чего Аня опускает взгляд… Смотрит на свой живот… И не только на него. Снова делает движения пальцами — нежные, еле-ощутимые, сомневается… Потом только смотрит Корнею в лицо, улыбается будто извинительно, мотает головой…

— Не могу пока. Стыдно.

И действительно ведь наверняка чувствует, что не оправдала ожидания. Во взгляде зажигается страх, когда Корней снимает ее руку, кладет себе на плечо, вторую тоже…

Подхватывает так, что Анины ноги оплетают бока, пальцы крепко впиваются в кожу…

— Не смертельно. В кровать идем. Наверное, тебе правда рано экспериментировать.

Она вся сжата. Будто удара ждет. Слышит… Явно переваривает… Немного расслабляется только когда они выходят из душевой, Корней набрасывает ей на плечи полотенце, придерживает, чтобы не упало…

— Вытрись. Не хочу на мокром спать.

Аня улыбается, ведет носом по его шее, сильнее прижимает свое тело к его одной рукой, а второй перехватывает полотенце… Но начинает тереть не себя, а его. Волосы. Плечи. Спину…

Опускается на пол рядом с той самой — очень широкой. Необъятной практически. Не сопротивляется, когда влажный немного ворс полотенца проходится уже по ее телу, когда Корней снова поднимает на руки, опускает уже аккуратней, чем утром… Позволяет подползти повыше, сам опускается на кровати на колени, смотрит из-под бровей, крадется, догоняет… Как настоящий хищник… Снова начинает с поцелуев на коже, не жалея ласки… Колени, бедра, живот, грудь, ключицы, шея. Доходит до губ. Заботится о защите…

Аня чувствует знакомое уже давление, вызывающее сладостный озноб… Знакомую тяжесть твердого тела, его же жар… И почему-то ей очень хочется хоть что-то сказать… Попросить… Но, вероятно, все и так читается в глазах, потому что проходит секунда, а с девичьих губ в мужские уже срывается томный тихий стон.

Каждый новый раз с ним становился для Ани откровением. По-прежнему не верилось, что все это — тот же человек, который может раздавить одним только взглядом. Её так точно. Тот же, который ранил своим равнодушием. Тот же, который «в принципе не любит людей, и только некоторые его не раздражают». И пусть Аня ни секунды не сомневалась, что так и есть… Но во время близости ловила отдельные волны наслаждения, когда чувствовала себя абсолютным исключением из всех его правил.

Конечно, услышала и запомнила, что он «не большой фанат прикосновений», но отказать себе в удовольствии устроиться своей голой грудью на его — такой же, смотреть влюбленно в лицо, подмечать слишком редко мигающий устремленный в пространство взгляд, чувствовать, как гладит вновь распущенные, немного влажные местами волосы, то и дело задевая спину, не смогла.