Пробуждение - Михаил Михайлович Ганичев

— Просто так! — ответил я приглушенным голосом и тоже посмотрел в окно.

— Да как же, говори «просто так»! Хочешь, наверное, узнать, что дальше было?

— Хочу! — признался я.

В носу у меня защекотало. Это Андрей придвинул черный перец, и он попал в нос. Я отодвинул перец, доел суп и взялся за мясо.

— Дальше ничего хорошего у меня с Зинкой не было. Жили мы порознь — она с агрономом, а я один, — стал рассказывать Андрей. Вид у него был мрачный. Он наполнил свой стакан чаем и отхлебнул из него. — Дело, значит, было зимою. Прибегают как-то мужики ко мне — и в ноги: «Андрюха, голубчик, выручай! Пошел агроном энтот в лес, да и пропал. Всем миром искали, а найти, лешего, не можем. Ведомо нам, что, окромя тебя, никто тутошных мест не знает». Я, конечно, слушать мужиков не захотел. Осерчал даже! Выгнал вон! Вечером пришла и прямо с порога: «На — бей! Застрели! Спаси только его, Андрей! Повинна перед тобой, но ничего не могу поделать — люблю агронома!.. Больше жизни люблю!..»

Губы у Зинки задрожали, а из глаз часто-часто покатились крупные слезы. «Видит Бог, Андрюша, был бы ты другим, я б совсем не каялась, а так, как вспомню все, так в петлю и тянет меня. Агроном уже два раза вынимал». Зинка уже вовсю ревела. Я подставил ей табурет, чтобы она не упала. А сам думаю: «Как она изменилась! Похудела как!» Жалко мне ее стало. Хрен с тобой, живи как знаешь. Сердце, как печь, остыло совсем. Стал я на лыжи и в лес. Снег валил всю неделю, а под конец пурга разыгралась. Больше суток искал я его и нашел в старой заимке. Какой черт его туда занес! Это же самая глухомань. Увидел он меня и задрожал, то ли от холода, то ли от испуга. Бить, думал, буду!..

Андрей поднялся и быстрым шагом заходил по комнате. Он попробовал закурить, но так и не сумел, все спички ломались у него. Я знал отходчивый характер Андрея и поверил тому, что он рассказывал мне. Другой, да и я тоже, в жизнь не стал бы искать агронома, а он стал. Какое сердце надо иметь!..

— Паршивое это дело! Вспоминать не хочется, — сказал Платов, останавливаясь у стола, и передернул плечами. — Слушай дальше! Сразу я, вот те крест, хотел его кончить из ружья. Лес кругом, кто узнает? Потом одумался, отошел. Бог ему судья. Повел агронома домой. Пурга поунялась немного. Только вышли на поляну, а навстречу медведь-шатун. Поднялся на задние лапы и ревет. Я тотчас выстрелил. Зверь, задетый пулей, рядом уже. Я из другого ствола — а сам за дерево. Медведь, падая, успел все-таки зацепить лапой за голову. Кожа чулком снялась.

Андрей снова заходил по комнате. И вдруг подбежал к столу и сделал два больших глотка из стакана с чаем.

Я выглянул в окно. Там уже была ночь. Все так же шел дождь, да скрипела раскачиваемая ветром калитка, да где-то в конце деревни орал пьяный. Тяжело в наше время найти бутылку, а он, счастливчик, достал где-то, да и выпил, гадина, поди, один.

— А что агроном? — спросил я, прерывая затянувшееся молчание и не сводя глаз с Андрея. Выражение его лица подсказало мне, как ему тяжело вспоминать прошлое, и я понял, что́ сейчас происходит в душе его. Нервный, возбужденный, он вперил в меня свой взор и затем, собравшись с духом, ответил мне:

— Ах да, агроном! Он как увидел все это — и дай Бог ему ноги. Но я не за это в обиде на него, что утек, а за то, что не сказал никому. Ведь я, по его милости, два километра полз до села, истекая кровью.

— Ну а Зинка? — я даже поперхнулся от нетерпения. Мысленно представив себе окровавленного в лесу Андрея, я внутренне содрогнулся и затаил дыхание. — Приходила она к тебе?

— Приходила однажды в больницу! — Андрей кисло улыбнулся и пристально посмотрел на меня. Он, будучи человеком неглупым, не хотел много распространяться об этом.

— О чем вы говорили? — этот бестактный вопрос вырвался у меня нечаянно. Я тут же спохватился, но было поздно. Андрей саркастически ухмыльнулся.

— Так, о пустяках! Просила, чтобы обиды на агронома не таил.

— Ну а ты? — недоумение мое все возрастало. Как быть такой тряпкою. Его бьют по одной щеке, а он подставляет другую. Я тоже не утерпел и забегал по комнате.

— А что я? Ну их к бесу! Махнул рукой — и сюда! Тихо тут, спокойно.

— Эх ты, лапа-растяпа!.. «Махнул рукой»!.. Сколько подлости они тебе принесли?! И ты…

Андрей на это ничего не ответил, подошел ко мне и обнял за плечи. Передо мной был прежний Андрей, если не смотреть на его голову и ни о чем не думать.

— Успокойся. Давай спать. Завтра на охоту, и подниму рано. Пойдем, как всегда, далеко.

Я согласно кивнул. Он постелил мне на печке.

— Ложись отогрейся! Небось промерз с дороги?

Андрей подождал, когда я улягусь, потер переносицу согнутым пальцем, как бы думая о чем-то, и проговорил, извиняясь:

— Ты уж прости меня за такой прием. Не хотелось старое ворошить.

— Да что уж там!.. Не обижаюсь я!..

Андрей хлопнул меня по плечу, потом подоткнул под меня одеяло, выключил свет и ушел к себе в комнату. Я долго не мог уснуть и, уже засыпая, услышал, как Андрей открыл форточку у себя, потом зашел на кухню и долго пил из ковша воду. Во сне я видел Зинку, агронома и длинный кровавый след, по которому я всю ночь куда-то шел.

ПОЛЫНЬ — ТРАВА ГОРЬКАЯ

Утром к Степану прибежал колхозного председателя сын.

— Дядь Степ, папка наказал, чтоб косить ты шел!

— Ах, чтоб ты,