Пробуждение - Михаил Михайлович Ганичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что! Целоваться будем или как? — съязвил он. «Раньше он не ехидничал», — подумал я.
Мы все еще торчали на улице, а над нами плакало осеннее небо. Одежда моя уже больше не впитывала влагу, так как вся промокла. Андрей жестом пригласил в дом. «Клоуна разыгрывает», — опять подумал я про него, и мне стало неловко.
В комнате, куда мы вошли, кроме кровати, стола, скамейки длиной во всю стену да русской печи, больше ничего не было. Андрей посмотрел на меня, потом на форточку. Подошел и открыл ее. Внутри дома было жутко и темно. Мы сели за некрашеный стол. Я облокотился, и стол, тоскливо скрипнув, осел.
Тут я припомнил другой дом Платова, на его родине, в деревне Застава. В нем было прибрано, чисто, и сам хозяин был веселый, сыпал шутками, как пшеном. Он знал много анекдотов, будто из кармана доставал. И все разные, и все смешные. Бывало, что за хохотом пролетала ночь.
Андрей подал чай. Я пил и не торопил его вопросами, которые, если честно сознаться, так и вертелись у меня на языке. Он был задумчив, хмурился. Что же тревожило его?.. Кто знает?.. Скажите?.. А может, не надо? Зачем мне мучиться и переживать потом?..
И-и-и… — ныла калитка на улице, и какая-то необъяснимая, ноющая боль зарождалась у меня в груди. Я знал, что от скрипа калитки, от тоски, прячущейся по углам, от хмуро-болезненного состояния Андрея скоро и сам не буду находить себе места, а пока терпел и чего-то ждал. Наконец я не выдержал и спросил:
— Ты все еще не женат?
Он открыл рот, посмотрел на меня недоумевающе, заморгал, нахмурился, опустил голову и долго кашлял, потом высморкался прямо на пол, вытер полою пиджака руку и поднял лицо, растерянное и красное. Здоровый, плечистый Андрей сидел понурившись и согнувшись, как старик.
— Это ты про Зинку вспомнил, что ли? — с натугой выдавил он. — Ну ее к бесу! Не баба — тьфу! Я ведь женат на ней был. — Он снял картуз, подкладкой вытер лоб. — Стерва она! Вот, парень, горе какое! Стерва, она и есть стерва!
Весь гнев, бурливший в нем, Андрей вложил в это слово. Все в нем заходило. Но потом он опомнился, остыл. Махнул рукой.
— Не то говорю, с обиды. Очень была работящая. Днем все в поле да в поле. Вечером со скотиной, а то вяжет. Такую любить — одно счастье. Неразлучны мы были. — Тут голос его дрогнул. Он побледнел и сгорбился сильнее. — Вот так и жили мы с ней, с Зинкой. Я охотился и в лесу неделями пропадал, а она у полеводов бригадиром была. Пожили мы с ней, помиловались, и тут люди мне намекать стали. Сперва, конечно, смешком, а потом и прямо в лицо бухали: «Смотри, Андрюха, как бы тебе с агрономом не породниться». Я, бывало, стану ей сказывать, а она, значит, смеется! «Ты что, людей не знаешь, глупенький!» Верил я ей, проклятой. Ведь агроном не наш, пришлый был. Думал, не будет она размениваться на чужих. Ох и дурак я по ту пору был! Ей, гадине, помогал агронома искать. Вот дурак так дурак.
Зинка, конечно, была не из гулящих баб. Просто судьбе было угодно свести ее с агрономом. Как-то работала Зинка на сенокосе. Рядом с ней очутился агроном, черноволосый красавец в белой рубахе навыпуск и с улыбкою на губах. Коса со свистом играла в его руках. Родом он был с Украины. После окончания Московского сельхозинститута его направили в этот колхоз агрономом. Никто из деревенских не помнит, чтобы администрация колхоза выполняла физическую работу, а вот агроном Иван Степаненко сам изъявил желание поработать на заготовке сена. Было жарко. Мужики и женщины обливались потом, и когда сели отдыхать, агроном взял банку, сбегал на ручей и принес холодной воды для Зинки. Она пила воду и вдруг заметила, что Иван Степаненко смотрит на нее изучающе-заинтересованно. Зинка покраснела и отвернулась. Ей была знакома настырно-навязчивая манера некоторых мужиков показать всем своим видом, что ты ему понравилась, а также было знакомо и то, чем это всегда оборачивалось. Не хотела она изменять Андрею. В их роду таких не было — если жить, то с одним и до конца.
В течение дня Зинка не раз замечала, что агроном все время старался быть рядом и по-прежнему неотвязчиво смотрел на нее, как на неопознанный летающий объект. Однажды ей показалось, что агроном хочет что-то сказать, только как бы не осмеливается, но так до конца дня он ничего и не сказал Зинке, а только вертелся вокруг нее. Когда все пошли домой, агроном простился с Зинкой, долго держал ее руку в своей, смущенный, взволнованный, пытаясь ничего не значащей улыбкой скрыть свои чувства. Она задыхалась, наблюдала за ним и не знала, как вести себя. Прощаясь, он стиснул ее руку так, что едва не сломал ей пальцы, и ушел не оглядываясь. Так продолжалось три дня, после агроном куда-то исчез. Зинка как будто бы радовалась такому случаю, но на душе было так нехорошо, словно она потеряла две сотни рублей. Как выяснила Зинка, агроном уехал в город за удобрением. Она поначалу смеялась и шутила в его отсутствие, но под конец забеспокоилась и загрустила. Зинка даже попыталась сравнить Андрея Платова с агрономом, явно желая набрать побольше очков для мужа, но Андрей Платов, несмотря на это, проигрывал агроному по всем показателям. Во-первых, агроном был грамотным и культурным человеком, что значительно отличало его от Андрея, а во-вторых, он был обходительным и внимательным, что тоже было не в пользу мужа.
О горе! Совсем потеряла голову. Разве не была она честна по отношению к Андрею Платову? Разве не старалась она не поддаваться соблазну? Теперь Зинка находилась в положении крайне трудном и крайне неопределенном. Надо собрать все свои силы, поразмыслить наедине и найти выход из проклятого тупика, обязательно найти, иначе погибнет.
Через какое-то время агроном снова появился на сеновале и подал Зинке, прямо при всех, кулек дорогих конфет.
