Ее Звали Карма - Светлана Поли

— Но Ширин, — Карма быстро глянула на старуху: не слушает ли она их. — Разве можно иметь двух жен?

— А почему нет? — улыбнулась та. — Если господин может прокормить обеих… По закону шариата мужчина может иметь до четырех жен.

Карма смутилась.

— Я думала, что здесь я гостья.

— Да. Прежде так и было. Но женщина, живущая в доме у мужчины,

может приходиться ему либо родственницей, либо женой, либо рабыней.

— Рабыней?

— А Мустафа хочет поступить благородно. Он женится на тебе. И никто не посмеет обидеть тебя или отдать другому мужчине.

Карма опустила глаза. Так вот причина перемены в них всех. А

старуха, видно, против того, чтобы сын брал в жены чужестранку.

— Наш господин хоть и не султан, — продолжала Ширин, — но он очень хороший человек. Не бойся, он не обидит тебя. — Она погладила девушку по голове.

— Но Ширин…Я не могу… — сбивчиво проговорила Карма. — Так нельзя…

Как же быть? Нужно покинуть их и как можно скорее. Так вот почему он так ласков с ней. Без сомнения, Мустафа довольно симпатичный парень, добрый и заботливый, но их обычаи… Иметь четырех жен? Разве это возможно? Нет, Берджу был только ее, он принадлежал всецело только ей. Чужда ей жизнь этих людей. Непонятна. Ясно одно: пришло время уходить отсюда и продолжать свой путь дальше. А если кинутся искать? Ведь они уже считают ее своей собственностью. Карма мешала овощи на медной сковороде, а мысли лихорадочно искали выход из этой щепетильной ситуации.

В один из дней следующей недели Карма упросила Ширин сходить на базар — посмотреть материю. На самом же деле она хотела проверить: на месте ли индийские купцы, не уплыли ли они без нее?

— Говинда, поговаривают, будто у берегов Османии вновь появились морские разбойники, — донеслось до уха Кармы, стоявшей поблизости и делавшей вид, будто подбирает ткань на лето.

— Значит пора сворачивать торговлю. Иначе плакали наши деньги и товар. Почему местный Султан допускает такие бесчинства? Как же быть? А у кого можно справиться на этот счет? Может мы напрасно тревожимся, а? Может это наши завистники распускают слухи, желая выпроводить нас отсюда?

— Надо проверить. Я разузнаю в чайхане. Там всегда обо всем знают… А, красавица! Бери парчу, бери индийский шелк! Посмотри, какая работа, до старости носить будешь, детям оставишь! — обращаясь к Карме, переключился Говинда на местный язык.

Та молча отошла к другой лавке.

— Налюбовалась? — поинтересовалась Ширин.

— Да, красивая материя. Я такой даже не видела никогда.

— Красивая, — согласилась спутница. — Но дорогая.

Женщины свернули в улочку и пошли к корабельной пристани. Али-Рашид перебежками последовал за ними. То за деревом спрячется, то за колодцем притаится, а то, осмелев, и вовсе пройдет мимо с невозмутимым видом. Так, проводив их до самой рощи, он притаился за кустом и стал наблюдать. Женщины присели на старое бревно, посмотрели по сторонам — нет ли чужих — и, успокоившись, распустили платки, открыв лица, чтобы ничего не мешало наслаждаться свежим ветерком и ароматами цветущих деревьев.

— Угу, так-так, — обрадовался Али-Рашид, предвкушая интересное зрелище.

— Кармэ, что тревожит тебя? — спросила Ширин.

— Мне нельзя здесь долго оставаться. Мне нужно идти.

— Куда? — изумилась спутница.

Карма поднялась с бревна и вовсе сняла платок, теребя его в руках.

— Мой путь еще не окончен. Не сюда я стремилась.

— Ты хочешь покинуть нас?

Карма взяла Ширин за плечи.

— Я не умею хорошо объяснять на твоем языке. Боюсь, ты не поймешь меня. Но Карме нужно попасть в Индию. Меня там ждут.

— Кто?

Северянка отошла от нее и задумалась.

— Меня ждут…

Осмелев, Али-Рашид высунул из кустов голову, чтобы получше рассмотреть белую женщину и, если повезет, услышать в ее речи что-нибудь этакое.

— Как хороша! — восторженно выдохнул он. — А Муслим — ага не поверил мне, счел меня пустословом. Но они не знают еще Али-Рашида. Али-Рашид напрасно не скажет. Ха-ха! Теперь мое дело верно, и бедный купец может рассчитывать на хорошее вознаграждение.

Вернувшись домой, Ширин рассказала мужу о сомнениях Кармы. А мать допыталась сама, увидев разом поникшего сына.

— Твои добрые намерения обернулись глупостью и могут стать убыточными. Но если делать все правильно, мы столько денег может за нее получить! Нельзя ее отпускать на все четыре стороны. Мы столько возились с ней, а она, неблагодарная, хочет оставить нас ни с чем? — бесновалась старуха.

Мустафа сидел под деревом молча. Чувствуя свою правоту и возможную победу, мать разошлась не на шутку.

— Такая удача с неба свалилась! Столько денег можно выручить! Вот тогда купишь и место на базаре, и новую лодку.

Но Мустафе, похоже, было уже все равно. Он сидел, словно в воду опущенный. Карму же прогнали в дом с семейного совета, и она занялась Мусой.

Ах, не нужно было говорить Ширин о своих намерениях. Ушла бы одной из ночей, словно бы ее и не было здесь никогда. А теперь так запросто и не убежать: за каждым шагом следить станут.

Она подошла к двери и отогнула полог. Те трое все еще решали ее судьбу, правда Ширин все молчала. Молчал, повесив голову, и Мустафа. Жаль было его, но ведь она ничего не обещала, надежды никакой не давала.

Обстановка накалялась. И Карма решила уйти от этих людей либо этой ночью, либо следующей.

6

Али-Рашид дожидался секретаря Великого визиря на подступах султанского дворца. Заметив в толпе купца, стрелявшего глазами от нетерпеливых поисков, Ибрагим повернул коня в его сторону. Увидев подручного, торговец воспрял духом и протиснулся через толкучку к нему навстречу.

— О, благословенный слуга Аллаха! — в поклоне запел Али-Рашид и взял господского коня под уздцы.

— Я слушаю тебя, купец. Что на этот раз?

— Я нашел ее, господин. Я видел ее раз без чадры так же близко как тебя. Почтеннейший, она — красавица! Язык не в силах описать ее дивного облика. Да и уста ничтожного торговца немеют при воспоминании о столь чудесном и редкостном цветке Аллаха.

— Иди в чайхану, и жди меня там, — распорядился Ибрагим и присоединился к остальным всадникам свиты Султан-баши.

— О, да, мой щедрейший господин! — прошептал купец, задыхаясь от предвкушения показать свою значимость. Теперь у него снова появилась надежда разбогатеть.

Войдя в чайхану, он забился в самый дальний и самый темный угол, размышляя о своих дальнейших действиях и уже подсчитывая выгоду. Тот час к нему подошел чайханщик: