Z — значит Зельда - Тереза Фаулер

К тому времени уже четыре произведения Скотта — три рассказа и «Прекрасные и обреченные» — вышли на экраны кинотеатров. Второй сборник рассказов Скотта, «Сказки века джаза», взял хороший старт в сентябре, и общая сумма гонораров должна была составить порядка пятнадцати тысяч долларов в год. Пьеса «Размазня» готовилась к постановке. Но кое-что не воплотилось в жизнь. Из самых крупных таких упущений можно назвать еще один киносценарий, который Скотт написал для Дэвида Селжника. Но в свете успехов неудачи нас не задевали.

Хотя у меня было лишь смутное представление о наших расходах и долгах, Скотт фонтанировал идеями, целыми днями звонил по телефону и организовывал встречи — а это говорило о многом. Об остальном говорило то, что по ночам он был нежным, страстным и уверенным любовником.

Хотя по сравнению с некоторыми из наших соседей нам со Скоттом явно не хватало денег и материальных ценностей, мы чувствовали себя везунчиками, ведь в ожидании большого успеха Скотта на Бродвее мы обрели замечательную дружбу с нашими соседями Рингом и Эллис Ларднерами.

Скотт и Ринг подружились с самой первой встречи — они сочетались идеально, как вишня и шоколад. Как-то в октябре в выходной день меня разбудили крики из глубины дома.

— Скотт, Скотт, просыпайся, — встрепенулась я. — Кажется, няня с кем-то ругается.

Конечно, у нас была новая няня, менее свирепая, чем та, что осталась в Сент-Поле, но более одержимая — она отказывалась хоть на минуту выпускать Скотти из поля зрения. Нам приходилось буквально заставлять ее взять выходной, чтобы мы могли провести время наедине с нашей крошкой. Я уже начинала задумываться, удачная ли это замена нашему церберу из Сент-Пола.

— Наверное, с Альбертом, — отозвался Скотт. — У тебя на тумбочке есть аспирин?

— Не с Альбертом, сегодня воскресенье. — У Альберта и Анжелы, супружеской пары, которые жили с нами и выполняли обязанности дворецкого, кухарки, экономки и горничной за доллар шестьдесят в месяц, по воскресеньям был выходной.

— Воскресенье? Как так? Быть не может. Вчера был четверг. Тебе приснился кошмар. Засыпай обратно.

Для Скотта четверг и правда затянулся, ведь он начал пить на теннисном матче и продолжал вместе с Рингом и писателями Джоном Дос Пассосом и Карлом ван Вехтеном, пока у них не закончился алкоголь. К вечеру пятницы мы с Эллис махнули на мужей рукой и провели субботу на пляже с детьми — у нее было четверо мальчуганов. Скотти, которой был уже почти год, нетвердо, будто тоже навеселе, ковыляла по пляжу и указывала на каждую новую диковинку, будто видела ее впервые, каждый раз крича «Ма!». Няня, конечно, докучливым слепнем маячила неподалеку.

Но вернемся к тому воскресному утру. Вскоре послышался глубокий тенор из-за двери спальни:

— Фицджеральд, ау! Я вызываю тебя! Солнце уже заползло на вершину! Ты обещал мне симфонию клюшек, деревьев и водителей!

— Что я говорила? — Я отбросила одеяло и потянулась за халатом.

С Рингом всегда так: он может вломиться прямо в спальню, сесть в изножье кровати и рассказывать, как поймал шесть рыбин на рыбалке с тем или иным соседом, или планирует поймать шесть рыбин, или не сможет поймать шесть рыбин, потому что Скотт обещал ему партию в гольф. «Но ничего страшного, — великодушно сообщал он, — тут уж ничего не попишешь».

— Господи, как ему это удается? — простонал Скотт.

Я знала только, что Скотту все удавалось совсем иначе.

В канун нового, 1924 года, когда мы уже провели в Грейт-Неке чуть больше двенадцати месяцев, я уселась за кухонный стол и уставилась на новый, обитый зеленой кожей журнал для записей — рождественский подарок Скотта.

— Если не начнешь фиксировать разные события, потом все позабудешь, — сказал он. — Я бы без своего просто пропал.

У Скотти был послеобеденный тихий час. Скотт все еще отсыпался после вчерашней ночи — мы посетили шикарный маскарад в четырехэтажном особняке Зигфельда; я нарядилась как роскошная мадам Дюбарри. Большинство наших слуг взяли отгул на тот день, и в доме царили тишина и покой — идеальное время, чтобы я могла сосредоточиться на событиях, вихрем пронесшихся по дому номер шесть на Гейтвэй-драйв за это время.

Я написала дату и наш адрес и начала составлять список моих впечатлений и воспоминаний.

Здесь в Грейт-Нек:

• В воздухе всегда соль.

• Абсурдно высокие цены на все. Скотт уже несколько раз говорил, что у нас кончились деньги.

• Поезд до Манхэттена, выпивка и вечеринки в «Плазе» и «Ритц-Карлтоне».

• Гонки по Лонг-Айленду на быстрых роскошных машинах, безумный смех и полные волосы жучков.

• Мое купание в фонтане на Юнион-сквер увековечено в виде силуэта, вышитого на занавесе мюзикла «Безумства Гринвич Виллидж» — а вот Джин Бэнкхед нигде не видно.

• Первые слова Скотти: «мама», «мое», «нет».

• Продажа прав на съемки фильма по сюжету «По ту сторону рая».

— Мы все же получим свои десять тысяч долларов! — воскликнул Скотт после заключения сделки.

Он тут же увлек меня в тур вальса по гостиной под взглядами Альберта и Анжелы, которые, вероятно, ожидали прибавки. Или что получат новые способы пополнять запасы еды и товаров, которые таскали у нас. Мы со Скоттом знали об этом, но не обращали внимания, потому что боялись потерять хорошую прислугу. Я испытала не только ликование, но и облегчение. Ведь хотя я и не вмешивалась в наши финансовые дела, всегда могла угадать по настроению Скотта, есть у нас деньги или нет, и всегда предчувствовала, когда дела совсем плохи.

• Потрясающие вечеринки в потрясающих усадьбах: мы познакомились со всеми актерами, со всеми продюсерами — Коэн, Зигфельд, со всеми миллионерами-возможно-бутлегерами и сблизились с Джином и Элен Бак. Джин — главный партнер Зигфельда, невероятно талантливый поэт-песенник и, соответственно, тоже миллионер.

• Скотт слишком сблизился с Элен Бак — оба все отрицают.

• Первая новогодняя вечеринка в этом году, где я забрала у всех шляпы и устроила величайший за мою жизнь турнир по забрасыванию их на лампу. Весело было не всем, но мне тогда это казалось страшно смешным.

• Скотт пишет титры и сценарии к фильмам — сценарий к «Гравию» принес 2000 долларов.

• Пьеса Скотта «Размазня» и ее сокрушительный провал.

Дело было в ноябре 1922 года. Премьера состоялась в «Атлантик-сити» и была столь ужасна, что зрители вставали и уходили уже на втором акте. Я, как и Скотт, всем сердцем верила в «Размазню» и так и не понимала, как то, что прекрасно смотрелось на репетиции, превратилось в кошмар на премьере. Я помогала Скотту писать эту пьесу. Банни прочитал ее и пришел в восторг. Макс был в восторге и даже опубликовал переработанный вариант пьесы на следующий год. Конечно, режиссер не сразу уловил замысел, но, уловив, решился ее поставить. Так где же мы ошиблись?

• Скотт исчез на два дня вскоре после того, как пьеса сошла со сцены. Он вернулся с похмельем и без воспоминаний о том, где и с кем был. От его рубашки пахло духами.

• Скотт в завязке весь январь, февраль и март — хочет написать достаточно рассказов для журналов (всего десять), чтобы на гонорар мы протянули весь год (1923) — за это время он должен был написать роман, который откладывал, ожидая успеха пьесы. Роман все еще не закончен.

• У меня появляются первые ростки неуверенности, сомнения.

• Турниры по крокету стоимостью 2000 долларов за игру на безупречно подстриженной лужайке Герберта Свопа — играют после заката при свете автомобильных фар.

• Танцы со Скоттом — я в платье, он в смокинге, на широком помосте танцплощадки при свете факелов. Шампанское, оркестр, канапе, поцелуи.

• У нас дома всегда гости: Тутси, Элеанор, тетя Скотта Анабель, Макс Перкинс, Джон Дос Пассос и Арчи Маклиш (писатели), Дон Стюарт (юморист), Гилберт Селдес (критик) — он обожает Скотта. Алек и его возлюбленная Эстер Мерфи.

• Пустые бутылки из-под спиртного без этикеток выстроились на кухонном прилавке, как рота усталых солдат.

• Сделка с журналом «Херст»: они получают право первыми видеть рассказы Скотта и гарантированно платят 1500 долларов за те, что им понравились. Наша со Скоттом фотография на обложке «Херст Интернешнл» — мы звезды!

• «Наша собственная кинодива» — мой первый рассказ. Скотт и Гарольд сказали, что лучше опубликовать его под именем Скотта, потому что так мне заплатят больше денег. Гарольд продал его за 1000 долларов «Чикаго сандей трибюн».

• Скотти стоит своими толстенькими ножками на плечах у Скотта. Он держит ее за руки, и они с диким гиканьем скачут по газону.