Скелет из пробирки - Дарья Донцова

На лицо мне настелили салфетку с прорезями для носа, глаз и рта, на нее навалили куски кирпичей, а возле стола зажгли лампу. Я мигом вспомнила про несчастную Дюшу и попросила:

– Только сяо-мяо не нажимайте.

– Что вы имеете в виду? – удивился Сергей.

– Мне не нравится, когда в тело втыкают иголки.

– Дорогая моя! – возмутился Сергей. – Вы, очевидно, столкнулись в свое время с одним из шарлатанов, которые, выдавая себя за эксклюзивных китайских врачей, используют точечное воздействие. Ужасно! Больше к ним ни ногой! Поймите, что узкоглазым здорово – нам смерть. Лечиться следует так, как это делали наши предки, никаких новшеств. Вот кирпичи – исконно русское лекарство, ими издавна пользовались в деревнях. Ваша генетика помнит об этом, и организм благодарно откликается на родные методы.

Я хотела было напомнить этому идиоту про антибиотики, массово появившиеся лишь во второй половине двадцатого века, про витамины, о пользе которых никогда не слышали деды, но не стала. Еще меня так и подмывало сказать, что я не знаю деталей своей родословной, может, там, в толще веков, и затесался какой-нибудь китаец…

– А теперь, солнышко, наслаждайтесь покоем, – велел Сергей и, подозвав медсестричек, больше похожих на стриптизерш, скрылся за дверью.

Я осталась одна, проклиная себя за слабохарактерность. Следовало еще там, в зале, заявить, закатив глаза:

– Ах нет, у меня аллергия на глину оранжевого цвета. Но правильные мысли, как правило, посещают меня спустя сутки после произошедшего события. И вот поэтому я лежу сейчас на кушетке, в душной комнате, с лицом, засыпанным битым кирпичом, да еще над головой жарит лампа. И не хочется мне становиться на десять лет моложе. Ну отчего я постоянно попадаю в такие идиотские ситуации?

Лицо жгло, к тому же нестерпимо зачесалась левая пятка, но сесть я побоялась. Стоит только поднять верхнюю часть тела, как осколки кирпичей ссыплются на пол. Наконец появился «врач», снял с меня маску, протер лицо ватой, смоченной в какой-то жидкости, добытой из другого, на этот раз желтого, флакона, и с восхищением воскликнул:

– Какой потрясающий эффект!

– Удивительно! – хором заголосили медсестры. – Просто нет слов.

Я глянула в услужливо поданное зеркальце. Красные щеки пламенели пожаром, лоб и подбородок выглядели так, словно их обладательница, лишившись разума, провела весь день на палящем солнце. Нос поражал синеватой белизной, а на глаза словно надели очки. От бровей до скул простирались круглые бледные пятна.

Тяжело вздыхая, я поплелась в зал, где была встречена вспышками фотоаппаратов и восхищенными возгласами:

– Фантастика! Просто невероятно! Сногсшибательный эффект! Удивительная перемена!

Глядя на людей, говоривших комплименты с самым честным видом, я испугалась. Что же было раньше с моей физиономией, если теперь, по их мнению, я восхитительно выгляжу?

Слава богу, Костик затеял какую-то очередную дурацкую игру, и народ бросился в другой конец харчевни. Я проскользнула в туалет и умылась. Может, от холодной воды щеки приобретут нормальный цвет. Но воспаленная красота не проходила. Я выползла в холл и увидела Сергея. Кирпичетерапевт, не замечая меня, вытащил из кармана какую-то упаковку, выщелкнул из нее таблетку и, поморщившись, проглотил. Потом швырнул пустую пачку в угол и ушел. Я подошла и глянула на розово-серую фольгу. «Седалгиннео». Очевидно, у Сергея от шума и духоты заболела голова. Мне стало смешно. Однако он не захотел жевать толченые кирпичи, а предпочел «травить» свой организм «химией».

Глава 18

К счастью, Нюся, заявив, что до конца мероприятия остаются только халявщики, велела мне уходить. Мы влезли в «Мерседес», и большая машина, интеллигентно шурша шинами, заскользила, словно сытая пантера, по шоссе.

– Хорошо тебе, – с плохо скрытой завистью сказала Нюся, – небось с такой фигурой никакой жары не ощущаешь.

– Да нет, тоже душно, – возразила я.

– Везет! – продолжала Нюся. – А я никак похудеть не могу, ничего не ем, а пухну.

– Так не бывает! Ну-ка, вспомни вчерашний день, – предложила я.

– Э.., утром кофе с круассанами, потом в двенадцать два бутерброда с сыром, кусок торта и чай, затем в три была на тусовке, там подавали только низкокалорийное: морепродукты, рис, серые хлебцы, в семь выпила капуччино со взбитыми сливками и позволила себе один эклерчик. В девять отправилась на день рождения, жуткий стол, съедобный был один жюльен, домой принеслась голодная, но, помня о диете, съела только три бутерброда с ветчиной.

– И ты считаешь, что весь день не проглотила ни крошки?!!

– Ну да, – на полном серьезе заявила Нюся, – горячего-то не было – свинины, картошки, каши – так, перекус!

– Лучше бы ты тарелку геркулеса съела, – вздохнула я, – имей в виду, серые хлебцы калорийней батона…

Нюся выслушала мою пламенную речь и подвела итог:

– Все правильно говоришь, но для поддержания имиджа я должна бывать на тусовках и жрать там. Эх, мне бы на недельку в глухую деревню, без супермаркета и добрых соседей, у которых корова, живо бы в форму пришла.

Внезапно мне в голову пришла идея:

– Ты и впрямь желаешь избавиться от бубликов и сала?

– Самая заветная мечта! – с жаром воскликнула Нюся – Тогда с пятницы ничего не планируй на предстоящую неделю.

– Почему? – удивилась новая подруга.

– Будет тебе деревня без соседей, – радостно пообещала я.

К Ксюше Боярской я проникла под видом хорошей знакомой Фаины Семеновны. Девушка провела меня в уютно обставленную комнату и спросила:

– Простите, не слишком хорошо поняла по телефону, зачем я вам понадобилась?

Я выложила на стол «Гнездо бегемота».

– Видите ли, пишу криминальные романы, а жизнь порой подбрасывает такие сюжеты, которые не выдумать и самому воспаленному воображению. Фаина Семеновна поведала мне в свое время о трагедии, которая случилась у нее в семье. Я пишу теперь новую книгу, взяв за основу события, произошедшие с Игорем. Фаина Семеновна считает, что ее сына убила ваша двоюродная сестра Люба Боярская. Как вам кажется, такое возможно?

Ксюша покачала головой.

– Люба, конечно, отвратительно поступила в отношении меня, но смерть Игоря не на ее совести. Думаю, Фаина Семеновна рассказала о наших отношениях с ее сыном.

– В общих чертах… Вроде вы дружили?

– Мы жили несколько лет вместе, – спокойно пояснила Ксюша, – все вокруг считали меня женой Игоря, все, кроме Фаины Семеновны. Она каждую секунду подчеркивала, что главная женщина в жизни Игоря – мать, а я – так, дворняжка. Грызла меня, грызла… И вот ведь странно, стоило только Игорю жениться на Любе, как Фаина Семеновна переменилась! Вы не поверите! Чуть ли не в лучшие подруги набиваться стала. Только я ученой была и ни на какие сладкие речи не повелась!

Ксюша сердито поджала губы.

– Ваша несостоявшаяся свекровь утверждает, что Люба специально толкнула Игоря под руку, а когда тот напоролся на шампур, притащила какое-то дрянное лекарство, а не качественный антисептик! – подлила я масла в огонь.

– Любка, конечно, дрянь, – отрезала Ксюша, – хоть о покойных плохо и не говорят, но куда деться от правды? Я ведь как чувствовала, что нельзя знакомить ее с Игорем, а все папа! Ой, противно вспоминать!

Но, вопреки своей последней фразе, она не замолчала, а принялась подробно излагать события.

Валерий и Кирилл Боярские родились с разницей в полчаса, но Валера всю жизнь считал себя старшим и опекал Кирюшу. В детстве он защищал его от уличных хулиганов и решал за братца задачки, в зрелом возрасте активно вмешивался в его семейную жизнь. Братья расстались только на время Великой Отечественной войны. Они оба получили в сорок четвертом году дипломы заурядврачей, но, как ни просили, были отправлены в разные госпитали. В сорок пятом Кирилл нашел при освобождении лагеря Горнгольц свою судьбу, о чем мигом сообщил Валерию. Перепуганный старший брат сразу примчался к младшенькому и попытался вразумить его.

– С ума сошел! Она же иностранка! Тебя посадят! Однако мягкотелый, во всем подчинявшийся авторитетному брату Кирилл неожиданно проявил твердость:

– Значит, посадят!

– Дурак! – вскипел Валерий.

– Я люблю ее, – пояснил Кирилл.

Но машина репрессий неожиданно дала сбой. Кирилла и Марию отчего-то не тронули, а потом умер Сталин, и иметь в женах иностранку стало даже престижно. В мирное время Боярские ушли в науку, оба выбрали токсикологию. Кирилл был более успешен, он раньше защитил докторскую диссертацию, Валерий довольно долго ходил в кандидатах, но потом вдруг написал несколько блестящих работ, получил премию, диплом доктора наук, а затем облачился в академическую мантию. И вот странно, судьба словно не хотела, чтобы оба брата были успешны. Едва Валерий пошел в гору, как с небосклона науки пропал Кирилл. Он до самой своей смерти так и не сделал больше ни одного открытия и не написал никаких научных работ. Досужие языки поговаривали, что у младшего близнеца Боярского случился инсульт, только семья тщательно скрывает этот факт от общественности, делая вид, будто Кирилл просто занят невероятно сложными исследованиями. Так это или нет, Ксюша не знала, потому что она не любила Марию Григорьевну, Любу, дядю и старалась бывать у «младшеньких» как можно реже. Впрочем, двоюродная сестра и ее мать отвечали девочке «взаимностью». Ксюше было страшно неуютно в их доме, да еще отец постоянно ставил дочери в пример Любу и ее старшую сестру.