Канцлер (Гардемарины, вперед - 3) - Нина Соротокина

Бестужев ненавидел Иоганну. Он считал ее прусской шпионкой и выдворил из России. Потом на долгие годы устроил слежку за дочерью. Это было ужасно, оскорбительно, унизительно. "Сударыня, не надо искусственно взвинчивать себя!" - приказала Екатерина. Когда ее одевали, причесывали, и потом, за завтраком, она заставляла себя не думать о Бестужеве, и только сев за стол для писем, стоящий за ширмой в маленькой выгородке, называемой кабинетной каморкой, она вернулась к манифесту.

На этот раз документ не произвел на нее того отрицательного впечатления, которое возникло ночью. "Он просто наивен, этот старик",сказала себе Екатерина. Пока Елизавета жива, даже если она будет в агонии, канцлер не посмеет опубликовать этот документ, а после ее смерти он уже будет не нужен. После смерти императрицы в помощь великой княгине нужны не бумаги, а верная гвардия. Это в Англии, где правит порядок, бессмертен лозунг: "Король умер, да здравствует король!" В России все не так. В эти зыбкие, неустойчивые часы- смерти законного государя- здесь все решает не закон, а верные люди, которые должны быть под рукой... И которых надобно вовремя предупредить. Так было с Екатериной I, Анной Леопольдовной, самой Елизаветой.

Ответ Бестужеву был немногословен, вежлив и уклончив. Если старик вобьет себе что-нибудь в голову, его вообще не переубедишь. Но она ни в коем случае не хотела отказываться от его услуг, поэтому в первых строках горячо поблагодарила за доброе отношение к себе, во вторых написала, что согласна со многими положениями манифеста, не назвав эти положения, а в третьих намекнула, что документ требует доработки, поскольку некоторые его положения - какие именно, опять осталось тайной - трудно выполнимы.

Записку она переищет Бестужеву с Понятовским, а сейчас необходимо заняться неотлагательным- планом конкретных действий на время смерти Елизаветы: Здесь надобно все учесть, потому что она не могла предсказать, как поведет себя муж. Екатерина не знала, какие указания, письменные или устные, успела дать императрица относительно сына Павла. Бестужев, клялся, что своими ушами слышал от кого-то из Шуваловых, наверное, от Ивана, что Елизавета предполагала выслать и наследника и саму Екатерину за границу. Правда это или вымысел? Ах, как много она не знала и все-таки торопила время, трепеща, и тут же пыталась удержать его, страшась не успеть придумать, организовать.

У нее есть верные люди, но пустить колесо мельницы, заварить кашу должна она сама. Только она и никто иной может спасти жизнь своих детей Павла и того, кого носит она под сердцем, спасти семью и выполнить предначертанное судьбой. О, она уверена, что будет править Россией, будет ее царицей, императрицей, властительницей умной, щедрой и справедливой. Но это потом...

А сейчас... Екатерина открыла ключом нижний ящик бюро. Нутро его обнажило беспорядочно перепутанные, словно внутренности неведомого животного, ленты, тесьму, репсовые шнуры. Екатерина резко отодвинула всю эту блестящую требуху, в стенке ящика обнаружилось еле заметное, узкое, как щель, отверстие, его и видно не было, его надобно было нащупать. Щелкнула невидимая пружина. В тайнике лежали документы, которыми она особенно дорожила: письма, деловые и любовные, расписки на тайные заемы, а под всем этим лежали самые секретные бумаги, написанные ее быстрым аккуратным почерком. Поправок было много, собственно это были черновики, озаглавленные "план, как вести себя должно в случае смерти императрицы".

Еще в 49-м году, сразу после суда над Лестоком, Елизавета опасно заболела. Бестужев держал эту болезнь втайне и от нее, и от великого князя. Конечно, болезнь, как дым от огня, спрятать невозможно, поэтому канцлер говорил о ней как о легком недомогании. Бестужев, Апраксин, с которым канцлер тогда был очень дружен, кажется, Чернышев и другие преданные канцлеру люди все время устраивали тайные собрания, решая вопрос- кто? Вот тогда-то двадцатилетняя наследница престола доверила бумаге отрывочные и сумбурные мысли о том, как этот трон занять. Потом Елизавета болела в 56-м, год назад. Во дворце ходили упорные слухи о сглазе, порче и даже отравлении. Подозреваемая (вина ее не доказана) и по сию пору сидит в крепости, дети ее отданы в приют. Но опять сорвалось, Елизавета выздоровела.

Наконец час настал. План, как вести себя должно... нужно переписать набело. Екатерина взяла в руки первый лист: "Когда будут получены безошибочные известия о наступлении агонии, надлежит отправиться прямо в комнату сына Павла. Если случится возможность найти обер-егермейстера графа Разумовского, то следует оставить его в подчинении при сыне, ежели нетотнести Павлушу в мою комнату. Далее, послать верного человека известить пять гвардейских офицеров, дабы те привели во дворец по пятьдесят солдат, пусть они будут в резерве, на всякий случай. При малейшем движении и недовольстве следует взять под стражу всех Шуваловых..." и так далее, на пяти листах.

Вдруг штора, огораживающая кабинетную камору от гостиной, затрепетала под чьей-то рукой и ласковый женский голос произнес:

- Ваше высочество, сюда идет их высочество...

- Кто это? А где Василий?- быстро спросила Екатерина, а руки проворно начали прятать листы и убирать письменные принадлежности.

- Это я. Анна Фросс.

- Почему ты?

Екатерина не видела, как между складок двух штор любопытный глаз мелькнул и исчез. Но и мгновения было достаточно, чтобы разглядеть открытый ящик бюро, полный блестящих, перепутанных, шелковых лент, а на столе чернильницу и перья.

- Василия позвала Прасковья Никитишна... Она же и послала меня предупредить...

- Хорошо, иди.- Екатерина оглянулась на безмятежно висевшую штору, дождалась, когда стих шум шагов, и после этого закрыла тайник. Маленький серебряный ключик она опять спрятала в медальон, который носила на груди рядом с православным крестом. В медальоне хранился желтоватый локон младенца Павла.

После этого Екатерина встала, поправила платье. По лицу ее пробежали, чередуясь, выражения гнева, участия, грусти, восторга. Гримасы эти отнюдь не портили ее, потому что подыскивала она себе выражения лица, явно подсмеиваясь над собой, над мужем и над ситуацией. Примерив все возможные выражения, она остановилась на самом привычном: материнское участие и легкая, вопросительная взволнованность, которой она добивалась, морща лоб, слегка тараща глаза и чуть-чуть задирая подбородок. С этой гримасой на лице и нашел ее муж.

- Сударыня,- важно сказал Петр, он был при шпаге и шпорах,- известия достоверны: недомогание известной особы, то есть тетушки, удвоилось. Что делать?

- Молиться,- участливо пожала плечами Екатерина и воздела очи в горе, она не могла быстро отделаться от придуманного образа.

- Вечно вы говорите вздор! - вскричал Петр и забегал по комнате, задевая шпагой за мебель.- А если она умрет? Я не знаю, не умею действовать в таких случаях! Да и кто умеет! Надо полагать, при дворе имеется кто-то, чтобы провести меня, как наследника, по всем этим этикетам?

- Пусть вас это не волнует, ваше высочество. Будет назначена траурная комиссия, она учтет каждый шаг. На какой-то день будет назначена присяга...

- Ей - Богу, я не всегда могу понять, притворяетесь вы дурой или в самом деле дура! - он подошел к окну, высматривая что-то с пристальным вниманием, хотя наверняка смотрел он на какую-то безделицу: бродяжку-собаку или солдата на карауле. Екатерина знала за ним эту привычку - неожиданно замирать, тупо глядя перед собой. Затылок у великого князя был удивительно беспомощен, из-под туго скрученной косы парика проглядывал кусочек сероватой кожи, на нем розовел по-детски невинный прыщик. Бывали минуты, когда злость, обида, раздражение на этого человека, назначенного судьбой ей в супруги, сменялись острой жалостью.

- Я притворяюсь, ваше высочество,- сказала Екатерина мягко.- Сейчас трудное время. Я знаю об этом. Вы правы. Нам с вами не на кого положиться, кроме как на нас самих. Хотите ли вы получить от меня развернутый совет? Можно устно, но лучше письменно.

- Что значит "развернутый"?

- Главное, чтобы вовремя была принесена присяга, а для этого надо продумать поведение ваше очень подробно. Во-первых, вы должны знать, по возможности точно, все о состоянии здоровья известной персоны, не полагаясь на чьи-либо слова. И если Господь возьмет ее к себе, вы должны присутствовать при сем событии. Во-вторых...- Екатерина не загнула, а на немецкий манер выбросила вверх второй палец...

- Вот и напишите,- миролюбиво сказал Петр,- а я поеду в Царское Село. Только допустят ли меня до тетушки. Как это неудобно, что она болеет в Царском. Что же, она там и помрет? Что ж, мне неотлучно там торчать?

- Это уж как Бог даст. Мне непременно тоже надо поехать в Царское. Но для этого нужно разрешение Шуваловых. Поговорите с Иваном, умоляю, а я возьму на себя Александра.

Последних слов Петр уже не слышал, он покинул кабинет. Екатерина выглянула в гостиную, встретила внимательный взгляд Анны Фросс.