Дело Нины С. - Мария Нуровская

Ежи был первым читателем этого романа, я послала ему сигнальный экземпляр. Через несколько дней он позвонил:

– Я тобой горжусь… ты написала выдающуюся книгу.

Я решила посвятить роман ему. Ежи был очень тронут. С последующих изданий я распорядилась убрать посвящение. Я не сделала бы этого, если бы не его высказывание в журнале, поместившем репортаж о судебном процессе, который я возбудила против него. Я беседовала с журналистом, не скрывая ни своего подлинного имени, ни фамилии, а он выступал как Ежи Б., сославшись на то, что не хотел бы, чтобы его фамилия мелькала в прессе, потому что он боится потерять клиентов. Он высказался, в частности, по поводу моей писательской деятельности: «Я невысоко оцениваю то, что она пишет. У нее есть определенный талант рассказчика, но все это какое-то поверхностное…»

Вот что остается от больших чувств, от больших надежд. Люди, которые когда-то любили друг друга, спали в одной постели, сидели за одним столом, внезапно становятся врагами и не щадят друг друга.

Разве я была врагом Ежи Б.? То, что он забрал у меня дом, что годами крал у меня деньги – увы, именно так это следует назвать, – было не самым плохим в наших отношениях. Но он пользовался тем, что я слабее его.

Моя дочь Лилька спросила меня, что бы я сделала, если бы Ежи захотел вернуться ко мне. Приняла бы его обратно? Нет. Потому что того человека, которого я любила, уже нет.

– Тогда почему ты все еще страдаешь?

Когда я любила, все имело другой цвет, другой запах. Сейчас я не могу найти себя в этом черно-белом мире. Словно две половинки моего мозга не совмещались друг с другом. Одна копила обвинения, указывала на ошибки, его и мои, обрекая нас на вечную разлуку, а вторая продолжала жить прошлым, тем прекрасным, что было между нами.

Он так сказал:

– Не все было плохо, были и прекрасные моменты.

Он так быстро смирился с нашим расставанием и стал организовывать свою жизнь без меня. А для меня жизнь без него потеряла смысл. Мы еще жили под одной крышей, а он уже не замечал меня. Он всегда был эмоционально не развит, поэтому с такой легкостью отказывался от чувств. Сам мне рассказывал о женщине, с которой провел два года. Тогда в первый раз Ежи ушел от жены.

– Ты любил ее? – спросила я.

– Да, любил, – ответил он.

Она была судьей, а он юрисконсультом, их соединяла запретная любовь. Несмотря на это, они начали жить вместе.

– Мне все завидовали, – хвастался он.

Она была выше его, но это ему не мешало.

– У меня нет комплексов, – говорил он, и я это могу подтвердить.

Пани судья, несмотря на свой высокий рост, ходила на каблуках и не любила носить трусики. Но это тоже ему не мешало, даже приводило в восторг.

Он оставил ее в один день, заявив, что возвращается к детям.

Она жаловалась потом:

– Я открыла рот, хотела что-то сказать, а его и след простыл…

– Почему ты ушел, – спросила я, – если любил ее?

Ежи сделал неопределенный жест рукой:

– Потому что она слишком многого хотела!

А на вопрос нашей общей знакомой, почему распался наш союз, он ответил:

– Завышенные требования!

Со своего дивана я услышала разговор дочерей.

– Я тоже любила без взаимности, – сказала Габи с горечью. – Собственную мать.

Мне стало горько. Я старалась поровну делить свою любовь к дочерям, возможно, это не всегда удавалось. Мне трудно найти с Габи общий язык, потому что у нас разный жизненный опыт. После смерти мужа она заперлась в своем доме, полностью посвятив себя другим людям. Несомненно, это очень благородно, но что будет с ее жизнью? Даже тогда, когда был жив муж, она не уделяла себе внимания. Важен был только он, Мирек. И я даже обижалась на него за то, что он с такой легкостью принимает ее жертву, пользуется этим без удержу. Чуть ли не с каждым месяцем в их союзе его было все больше, а моей дочери все меньше; если бы не вмешалась судьба, Габи могла бы окончательно потерять себя. Теперь, по крайней мере, она сама принимает решения, какие-никакие, но свои собственные. И по-видимому, чувствует себя счастливой в этом мире.

Я не могу сказать, что мы типичная семья, хотя бы уже по одной причине, что большинство ее составляют женщины, лишь Пётрусь немного меняет статистику. Но подобным образом обстояло дело и в семье Ежи. Он сам вырос в неполной семье: отец ушел к другой женщине, когда Ежи был еще маленьким мальчиком. Его и младшую сестру вырастила мать, женщина с сильным характером, можно даже сказать – деспотичная. Она имела большое влияние на сына, и хотя он старался от этого защищаться, у него, наверное, не очень-то получалось. Вопреки ее воле Ежи решил поступать на юридический факультет, тогда как она хотела сделать из него врача, и он рассматривал это как свою самую большую победу над ней. До конца ее жизни он очень считался с ее мнением.

Я помню такой их разговор, когда Ежи позвонил ей уже из Брвинова и сообщил, что не вернется не только в Мюнхен, но и к Ике.

– Подумай, что ты хочешь во второй раз устроить своим детям, – сказала его мать строго. – Ты уже один раз их бросил ради какой-то женщины, сейчас собираешься это повторить? Что же ты за отец?

– Их мать сделала из меня неудачника, типа, у которого руки не из того места растут, ни на что в общем-то непригодного. Мои дочери перестали меня уважать, я этого не могу допустить. Я не уходил ни к какой женщине, я уходил от жены, это большая разница, – оправдывался Ежи, как ученик. Впрочем, его мать до пенсии была учительницей, преподавала польский язык в лицее.

– Но уж если ты вернулся домой, то там и оставайся! – метала она громы и молнии в телефонную трубку.

– Нет у меня дома, – ответил Ежи голосом маленького мальчика.

Эта так называемая подрывная деятельность Ики только отчасти была правдой. Ежи манипулировал своим окружением, включая самых близких ему людей. Может, у него был такой характер, а может, в силу профессии, которая учит изворотливости. Он был умный, проницательный и необычайно честолюбивый человек. Уже в ранней молодости он поставил себе цель нажить состояние – это он считал главным признаком состоявшегося мужчины. Мечтой его жизни был «хаммер», внедорожник, состоявший на вооружении в американской армии, но существовал также цивильный вариант, доступный на рынке. Покупали его «крутые перцы», конечно располагающие соответствующей суммой.

Однако быстро разбогатеть у него как-то не получалось, шли годы, а статус Ежи Барана оставался неизменным: раскручивающий свое дело юрист. Не помогала ему в этом и Ика, которую устраивало положение жены и матери, и она не хотела быть никем иным. Вероятно, она считала, что, произведя на свет троих детей, она обеспечила себе занятие на всю жизнь. Но, по его мнению, она и в этом не преуспела – не выполняла своих обязанностей ни днем, ни ночью. Он утверждал, что за эти восемнадцать лет он мог бы сосчитать на пальцах, сколько раз они занимались сексом. До свадьбы Ика старалась приманить его всяческими способами, носила декольте и мини-юбки – и, несмотря на низкий рост, выглядела в этом вполне сексуально. Хотя она была не в его вкусе, потому что ему нравились высокие женщины. Ну а потом были свадьба, ребенок. И мужчина переставал быть нужным. Исполнив роль самца-производителя, он должен был проявить тактичность и отодвинуться на второй план. Вот Ежи и отодвинулся, уехал в Германию на курсы повышения квалификации для юристов. В те времена его стипендии хватало на содержание всей семьи, кроме того, существовала еще загибающаяся фирма, торговавшая запчастями для автомобилей. Ика управляла ею теперь вместе с молодым человеком, который в ту пору, когда Ежи был главой фирмы, исполнял обязанности его заместителя. Подрастали уже двое их детей: Оля и Эва, двумя годами младше.

Ежи упорно твердил, что никогда не любил свою жену, но Ика неотлучно присутствовала в наших разговорах, и он так о ней говорил, словно все это плохое произошло вчера, а не несколько лет назад.

– Я ехал из Гамбурга две тысячи километров, чтобы она мне улыбнулась, – говорил он с обидой. – А она?

Как только он появлялся, Ика вытаскивала пылесос и принималась убирать квартиру – конечно, в халате. Голова, не мытая уже две недели.

– А кроме того, наша младшая дочь, Кася, это не мой ребенок, – признался Ежи, что меня потрясло. – Я люблю ее, но я не ее отец.

Он уже давно подозревал, что у Ики роман с его заместителем, который был моложе их обоих на десять лет. И вдруг она ни с того ни с сего приезжает в Гамбург. На этот раз без детей – оставила их у своей матери. И ведет себя так, словно они еще жених и невеста. Жмется к нему, улыбается. Они вместе идут в оперу, потом возвращаются на ночь в снятую Ежи однокомнатную квартирку.

– Мы не занимались любовью с момента рождения Эвы, – рассказывает он, – а тут она меня попросту изнасиловала.

И этого единственного раза хватило, чтобы она забеременела.

– Я ей ничего не сказал, когда она мне сообщила, – закончил он, – но у меня на этот счет другое мнение.