Призрачный театр - Мэт Осман

– Хвастунья, – прошептала Шэй. Дважды Девана обводила компанию взглядом, еще дважды она отрывала и глотала кусочки мяса, а затем нежным нажатием когтя дала Шэй понять, что наелась. Слегка приподняв крылья, так что ее очертания образовали изящную букву «М», она без предупреждения слетела с руки; сделав три веских, вдумчивых взмаха крыла, нырнула вниз с крыши, но тут же вновь взмыла в небо над городом.

– Следите за ней. – В вышине летали и другие хищные птицы, но никто не двигался так, как Девана. Ее пикирования и вертикальные развороты чем-то напоминали театральное представление.

– Видите? Понимаете теперь, как можно узнать ее!

– Убийственная хищница, – кивнул Бесподобный.

Девана вновь сложила крылья и, изменив курс, исчезла за крышами зданий.

Казалось, до сих пор все они сидели, затаив дыхание. Но теперь Бесподобный и Алюэтта наперебой начали задавать вопросы:

– Когда ты ее приручила?..

– Она всегда прилетает?..

Шэй пыталась рассказать им историю ее знакомства с Деваной. Как она познакомилась с этой юной соколихой, когда та была еще всего лишь кучкой перьев с зияющим клювом. Как они вместе росли, вместе учились; дикие осиротевшие птенцы с раскинувшимся под ними Лондоном. Как, в ее понимании, протянулась между ними невидимая нить и как, представляя их общение, она увидела себя глазами Деваны: как грызуна, бегающего по крышам на городских улицах. Когда их вопросы иссякли, Шэй присела рядом с Трасселлом. Он сделал набросок головы Деваны. Блестящие глаза под тяжелыми веками, струящиеся перья и клюв, очерченный тремя точными линиями. Живой, обтекаемый клинок.

– Теперь я понимаю, Шэй, – тихо сказал он, не сводя задумчивого взгляда с рисунка. – Именно этому вы поклоняетесь.

Послеобеденное выступление прошло небрежно и нервно. Доктор Фауст бродил в передней части сцены, всего в нескольких дюймах от суфлерской будки, опасаясь, что с уходом остальных персонажей некому будет присматривать за Шэй. Но Шэй чувствовала себя неуязвимой. Благодаря Деване в небе и друзьям вокруг нее. Бесподобный играл непринужденно, но один из своих самых пылких монологов он произнес, глядя прямо в окружавший ее сумрак. Она послала ему воздушный поцелуй. Сократили также и выходы на поклоны. Не дожидаясь, когда стихнут аплодисменты, Бесподобный и Пейви после первых же поклонов отправились смывать грим. Обычно она медлила в будке, когда он выходил из театра, давая ему возможность пофлиртовать с поклонниками около служебного выхода, но сегодня он взял ее за руку и вывел за собой.

На улицах уже сгустились сумерки. Зажигались первые фонари, и фермеры гнали непроданных животных обратно к воротам. На каждом шагу Шэй ожидала воя волкодавов или грохота колес преследующей ее повозки. От Блэкфрайерса они направились на север к городским стенам. Толпа мешала Шэй видеть перспективу, но Бесподобный то и дело поднимался на цыпочки.

– Вот черт, – прошептал он, – еще остались не сорванные плакаты. На самом деле, по-моему, их стало даже больше.

Протолкавшись через толпу, они обнаружили, что плакаты покрывали практически всю стену, так наспех приклеенные, что их края заворачивались. В сумерках их молочная белизна бросалась в глаза, словно только что проросшие грибы. Шэй стало тошно. Более того, она почувствовала себя загнанной в угол. От них никуда не скрыться. Еще множество других объявлений поблескивали на колоннах, тянувшихся к воротам Ладгейт-хилл.

– Не понимаю, чем же Бланк занимался целый день, – пробурчал Бесподобный, обнимая ее за плечи.

Шэй не поднимала глаз от земли. Осколки дня лежали у ее ног в грязи.

– Ох, погоди-ка. Давай, поглядим! – вдруг воскликнул Бесподобный.

Он затащил Шэй под тенистую стену с группой объявлений. Верхняя часть являла живенькую карикатуру на Бесподобного, где его лицо с намалеванными бровями обрамляли пышные кудряшки. Под его изображением тем же почерком, что на ее плакате, были начертаны слова:

РАЗЫСКИВАЕТСЯ

ЛОРД БЕСПОДОБНЫЙ

ДЬЯВОЛЬЩИНА – ОБОЛЬЩЕНИЕ – ПОДСТРЕКАТЕЛЬСТВО К МЯТЕЖУ

Шэй громко рассмеялась. На следующей стене маячили объявления с мрачным лицом Алюэтты, и текст под ним гласил:

РАЗЫСКИВАЕТСЯ

АЛЮЭТТА ФЛАМАНДСКАЯ

МАГИЯ – ПРЕЛЮБОДЕЙСТВО – ЧАРОДЕЙСТВО

А далее висели два одиноких Бланка в лихо заломленной треуголке, со списком преступлений, включавшим в себя растрату и воровство. Ниже располагалось броское объявление, написанное жирными черными буквами. Такое же сообщение украшало и все другие плакаты, даже те немногие, что еще остались с Юной Дикаркой Шэй.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ПРИЗРАЧНЫЙ ТЕАТР

ТАЙНОЕ МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ

СКОРО ПРЕМЬЕРА

Везде, где они шли, от стен собора Святого Павла до самой реки, на них смотрели четыре выразительных лица. Плакаты с Дикаркой Шэй затерялись в блеске других объявлений. Взволнованный таким поворотом дел, Бесподобный почти бежал вперед.

– Призрачный театр… – бормотал он. – Добро пожаловать в Призрачный театр… Мне лично нравится. Должно быть, название придумал Бланк. Алюэтте не хватило бы воображения.

Он остановился возле аббатства Коула и взял Шэй за руки. С церковных стен на них смотрели лица их друзей.

– Началось! – воодушевленно произнес он. – Теперь мы должны все устроить. Начало положено.

На стенах церквей имелись лучшие опоры для рук: горгульи, зубчатые стены, архитравы и водостоки.

– Помоги мне забраться, – сказал Бесподобный, склонившись к ней.

Поднимаясь, они то и дело останавливались, сгибаясь от приступов смеха. Забравшись друг за другом по стенам, они наконец встали на крыше, взявшись за руки, их взгляды скользили по раскинувшейся внизу половине города. Он поднял ее руку, как победивший боксер, и крикнул в небо:

– Мы – Призрачный театр!

16

Бесподобный, Алюэтта, Бланк и Трасселл. Игра, освещение, музыка и декорации – огонь, воздух, вода и земля. Эта четверка образовывала узел хитросплетения новой театральной затеи, все нити вели к ним. А в глубине, под покровом этой паутины, скрывалась тайна Призрачного театра. Каким же ему суждено стать? Бесподобному хотелось играть саму жизнь, реальные истории, истории без богов, демонов и колдунов, где самые обычные люди – «такие, как мы с вами» – жили бы, смеялись и умирали. Первое правило: никаких выдуманных сценариев, только истории, вытащенные из темных уголков самой их жизни. В итоге их репетиции на крыше напоминали исповеди.

– Расскажи о своих ощущениях…

– Что с тобой происходило?..

Все они рассказывали истории, до сих пор сокрытые во мраке ночи. Когда Шэй участвовала в этих репетициях, то испытывала воодушевление, и ее рассказы внимательно слушали. Но изредка, когда она оставалась в одиночестве, ее охватывал страх того, что она потеряет свою самобытность, – ее тревожило то, что вскоре она может исчерпать скудные запасы своей незаурядной новизны. Она установила правило и для себя: не проводить более