Ильин день - Людмила Александровна Старостина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Школьные подружки тоже ходили неприкаянные. Многих мальчиков забрали в армию, но некоторые еще оставались в Москве. У каждого в семье были свои проблемы, но ребята не теряли связи друг с другом, захаживали в гости, разговаривали с родителями, рассказывали новости. Война как будто сблизила их всех, даже те, кто мало общался между собой в школьные годы, теперь почувствовали себя почти родными.
К сентябрю 1941 года стало известно, что московские институты начали прием студентов на первый курс. Анечка Смолина вместе с несколькими одноклассницами решила пойти учиться в Московский автомеханический институт (МАМИ). Комплекс зданий, в котором располагался этот вуз, находился сравнительно недалеко от Богородского – на Большой Семеновской улице. В мирное время по Большой Богородской улице на Семеновскую ходили трамваи. В военное время осенними и зимними темными вечерами девушки-студентки в крайнем случае могли добраться до дома и пешком. Спустя несколько месяцев после начала учебы, в октябре и ноябре 1941 года, многие московские вузы стали эвакуировать из Москвы, кто-то из студентов также уезжал в эвакуацию, многие были вынуждены бросать учебу. МАМИ не эвакуировали, институт продолжал работать в Москве в течение всех военных лет, студенты продолжали учиться, не взирая на все трудности и бытовые проблемы, связанные с военным временем.
Глава 34. ГЛАЗА СТРАШАТ, А РУКИ ДЕЛАЮТ (Русская пословица)
Екатерина Алексеевна с первых дней войны поняла, что ей необходимо сконцентрировать весь свой практический опыт для того, чтобы ее семья смогла пережить это страшное время. В первую очередь, разумеется, нужно было думать о том, чем ей кормить зимой мужа, дочерей и внука. Продуктов, которые выдавали по карточкам, возможно, хватило бы, чтобы не умереть с голоду. Но необходимо было предпринять все меры, чтобы запасти на зиму еще какие-то продукты, которыми можно было бы дополнять скудный рацион военного времени.
Во дворах домов, на месте снесенных заборов, наиболее предусмотрительные жильцы тут же начали раскапывать землю под огороды. Но жильцов было много, а земли – мало, и было понятно, что ведро картошки, которое, возможно, и удастся получить с такого «огорода», от голодной и холодной зимы никого не спасет.
Район Богородское – московская окраина. Вокруг Богородского было немало полей, принадлежавших каким-то пригородным хозяйствам, на которых выращивали овощи. Но о том, чтобы пойти на неубранное еще поле и потихоньку накопать там, например, той же картошки, не могло быть и речи. Не потому что боялись, что поймают, а просто было в принципе исключено – совесть и доброе имя променять на мешок картошки невозможно.
Поздней осенью, когда с колхозных полей было убрано все, что считалось возможным убрать, Екатерина Алексеевна пошла по полям, расположенным далеко за Богородским рынком, за Казенным прудом и дальше, вдоль Богородского леса (это восточная окраина Лосиного острова). Оказалось, что, например, капусту уже убрали и увезли. Но колхозники, которые убирали капусту с поля, срезали кочаны не под самый корешок, а оставляли на стебле три-четыре самых нижних листа. Такие листы бывают самыми грубыми и жесткими, их, как правило, не употребляют в пищу, поэтому и не срезают вместе с кочаном.
Мать семейства Смолиных, многоопытная хозяйка, которую жизнь научила выживать в самых суровых условиях, решила, что эти якобы никому не нужные капустные листья, если их правильно приготовить, холодной военной зимой вполне можно использовать в пищу. Она позвала дочерей, Тоню, Ираиду и Анечку, и они вчетвером несколько раз в течение осени ходили на поле, собирали капустные листья, твердые и мокрые от дождя и снега, и в мешках приносили домой. Дома мать, разумеется, листья мыла, мелко-мелко резала и квасила их как обычно квасят капусту в бочках. Таким образом, все семейство на зиму имело запас квашеной капусты.
Там же, по краю Лосиного острова, осенью происходила заготовка леса на дрова для москвичей. Деревья пилили в больших количествах, дров для Москвы нужно было очень много. После того как готовые дрова увозили, на обнаженных участках леса оставались только пни высотой чуть выше земли, поскольку лесорубы старались пилить стволы как можно ближе к земле. Но если посмотреть хозяйским взглядом, то маленькие пни – ведь это тоже дрова.
Семейству Смолиных и Тоне с маленьким Виталиком дров нужно было немало. У Ивана Васильевича с Екатериной Алексеевной и Анечкой-студенткой – две комнаты, значит, две печки. Предположим, в целях экономии печь в «большой» комнате можно было топить не каждый день. Но для приготовления пищи и опять-таки в целях экономии использовали так называемые печки-«буржуйки», которые топились дровами, и чтобы вскипятить, например, чайник, тоже требовалось известное количество дров. И Тоне, хочешь – не хочешь, нужно было вести свое хозяйство. У нее маленький ребенок, ему нужно готовить еду, кроме того, необходимо дважды в день, утром и вечером, топить комнату, нельзя было допустить, чтобы ребенок ночью замерзал. Разумеется, городские власти старались по мере возможности обеспечить москвичей дровами. Каждая семья получала талоны на получение топлива для своих печей и печурок, но, во-первых, нормы выдачи дров были очень небольшими, а во-вторых, дрова можно было получить далеко не всегда, даже по талонам.
Как известно, в 1941 году холода в Москве начались очень рано. Екатерина Алексеевна поняла, что, как всегда, надеяться можно только на свои руки. Она позвала дочерей, они взяли топоры, пилы и веревки, и пошли в Богородский лес, за Казенный пруд. Там женщины пилили верхушки пней, но таких верхушек было очень мало. В то время не одно семейство Смолиных было озабочено поиском дров, многие жители Богородского бродили по лесным вырубкам и выбирали из остатков леса все, что можно было бы зимой сжечь в печках – веточки, щепки, даже шишки. Екатерина Алексеевна решила, что можно попробовать корчевать пни, оставшиеся в земле, и пилить их на дрова. Так они и делали. Тоня и Анечка вмести с матерью, используя топоры и веревки, напрягая все свои силенки, выкорчевывали тяжеленные пни из земли, здесь же пилили их на поленья, которые могли бы поместиться в мешки, и, взвалив мешки на плечи, шли домой по Большой Богородской улице. Тяжелые, неудобные дрова больно натирали спины и плечи женщин, но они знали, что все равно скоро доберутся домой, а там уже
