Повести и рассказы - Лу Синь

Но вот на сцену вышел актер в роли благородной старухи. По правде сказать, я больше всего боялся такой благородной старухи. Главным образом того, что она усядется и начнет петь, Вce остальные тоже приуныли, и я понял, что не одинок в своем мнении. Сначала старуха пела, прохаживаясь взад и вперед, а потом все же села на стул в самой середине подмостков. Я забеспокоился, Шуан-си, а вместо с ним и остальные мальчишки стали тихонько ругаться. Я же набрался терпения и ждал. Вдруг старуха подняла руку, и я подумал было, что она наконец встанет, но она снова села, продолжая петь свою арию. У нас в лодке одни зевали, другие вздыхали. Шуан-си в конце концов не выдержал:

– Старуха, пожалуй, и до завтра не кончит. Лучше Уехать.

Все сразу же с ним согласились. Трое или четверо мальчишек так же быстро, как при отправлении сюда, бросились на корму, вытащили шесты и оттолкнулись от берега, прошли немного назад, затем повернули лодку, вставили весла в уключины и, ругая благородную старуху, поплыли к роще.

Казалось, мы пробыли в театре совсем недолго. Луна еще не зашла, и стоило нам отойти от села Чжао, как свет ее стал особенно ярким. Я оглянулся на сцену, окутанную красным светом фонарей, и, как перед приездом сюда, мне снова почудилась башня с бессмертными и звуки флейты, которые лились и замирали где-то далеко в горах. «Старуха, наверно, уже ушла», – подумал я, но проситься обратно постеснялся.

Вскоре роща осталась позади. Лодка шла довольно быстро. Тьма вокруг нас сгущалась; видимо, наступила полночь. Ругаясь и смеясь, все болтали об актерах, но гребли п.» всех сил. Громче стали всплески воды, рассекаемой плоскодонкой, которая неслась в пене воли, точно большая белая рыба с кучкой ребят на спине. Вышедшие на ночной лов старые рыбаки останавливали свои суденышки, чтобы полюбоваться па нас и крикнуть нам что-то одобрительное.

До деревни Пинцяо оставалось всего одно ли, лодка теперь шла тише. Гребцы перестарались и жаловались на усталость, к тому же всем захотелось есть.

– Бобы как раз созрели, а хворост в лодке есть. Давайте нарвем бобов и сварим, – предложил Гуй-шэн.

Предложение было принято, и мы сразу же причалили к берегу. Поле буквально усеяли маслено-черные спелые бобы.

– Эй, А-фа, с какого поля брать? Здесь – ваши, а там – дедушки Лю-и, – крикнул Шуан-си, первым спрыгнув на берег. Вслед за ним и мы все попрыгали с лодки.

– Погодите, я сейчас посмотрю! – на ходу ответил А-фа, нагнулся, потрогал бобы и сказал: – Лучше с нашего ноля! У нас бобы гораздо крупнее.

Мы быстро рассыпались по нолю, мигом набрали полные горсти стручков и побросали их в лодку. Тут Шуан-си смекнул, что надо переходить на другое поле, не то мать А-фа заметит. начнет плакать и браниться. Тогда все принесли еще по горсти с поля дедушки Лю-и.

Старшие принялись потихоньку грести. Несколько человек развели огонь в каюте, а младшие вместе со мною стали лущить бобы. Скоро бобы сварились. Мы собрались вокруг котла и начали есть прямо руками. Покончив с едой, одни снова налегли на весла, предоставив лодке плыть по течению, другие стали мыть котел, выбрасывать за борт шелуху и ботву, чтобы не осталось следов.

Больше всего Шуан-си боялся, как бы хозяин лодки, аккуратный старик Ба, не заметил пропажи соли и дров и не стал нас ругать. Но мы решили, что бояться старика нечего. Пусть только подымет шум, мы потребуем у него то высохшее бревно сального дерева, которое он подобрал на берегу в прошлом году, да еще обзовем его прямо в лицо Паршивый Ба. – Вот мы и вернулись! Все в порядке! Я же говорил! – вдруг закричал Шуан-си, стоя на носу лодки. Перед нами лежала деревня Пинцяо. На берегу кто-то стоял. Это была моя мать. Ей и кричал Шуан-си. Я перебрался на переднюю палубу. Лодка прошла под мостом. Мы причалили и спрыгнули на берег. Мать сердилась, что мы так поздно вернулись – уже прошла третья стража, но радовалась, что все обошлось благополучно, и звала всех к нам съесть поджаренного риса. Но ребята отказались – поели, мол, печенья, очень хотят спать, и разошлись по домам.

На другой день я встал чуть ли не в полдень. О хворосте и соли дедушки Ба никто не вспоминал, и после обеда я, как всегда, пошел с ребятами удить чилимсов.

– Это вы, чертенята, воровали вчера у меня бобы? Собрать толком не сумели, только потоптали.

|Я поднял голову – это был дедушка Лю-и, ездивший на маленькой лодке продавать бобы. На дне у него еще осталась их целая куча. – Да… Сперва мы не хотели рвать твои… Но надо было гостя накормить… Смотри-ка, всех чилимсов распугал, – ответил Шуан-си. Заметив меня, дедушка Лю-и перестал грести и засмеялся:

– Гостя кормили? Это дело нужное… – Потом спросил: -

Поправилось тебе вчера в театре, брат Синь?

– Понравилось, – ответил я, кивнув головой.

– А бобы вкусные?

– Очень. – Я снова кивнул.

Старик вдруг расчувствовался, подняв кверху большой палец, с довольным видом произнес:

– Вот уж верно! Человек ученый, да к тому же из большого города, знает толк в хороших вещах. Перед посевом я отбираю бобы по зернышку. А наши деревенские не отличают хорошего от плохого, вот и болтают, будто у меня бобы хуже, чем у других. Я сегодня же отнесу бобов твоей матушке. Пусть отведает!.. – И, взмахнув веслом, он отправился дальше.

Когда мать позвала меня ужинать, на столе стояла большая чашка вареных бобов – подарок дедушки Лю-и. Говорили, что он вовсю меня расхваливал.

– Годков немного, а знает вон сколько! Вырастет – непременно выдержит экзамены первым. Можно поручиться за твое счастье, тетушка, – говорил он моей матери.

Но бобы показались мне ужо не такими вкусными, как вчера.

И правда, с тех пор я ни разу но ел таких вкусных бобов и не видел такого чудесного театра, как той ночью.

Октябрь 1922 г.

Примечания

Былое

Рассказ впервые был напечатан в журнале «Сяошо юэбао» («Ежемесячник прозы») в апреле 1913 года под псевдонимом Чжоу Чо; в русском переводе В. Ф. Сорокина – в кн.: Восточный альманах, вып. четвертый, М. 1961; рассказ написан на старом литературном языке вэньянь.

1

В китайском языке важную роль играют тона – музыкальные ударения, под которыми произносятся слоги или односложные слова (ровно, с повышением или понижением голоса). В классическом китайском стихосложении тона подразделялись на два типа – ровные и ломаные, причем существовали определенные правила их чередования и взаиморасположения. Традиционное образование предусматривало обучение законам стихосложения, а осваивать эти законы школьники начинали с составления ритмически организованных параллельных фраз.

2

«Лунъюй» («Беседы и суждения») – книга конфуцианского канона, в которую вошли высказывания Конфуция и его беседы с учениками.

3

Мудрец Кун – Конфуций (551 – 479 гг. до н. э.), древнекитайский философ, создатель этико-политического учения конфуцианства, оказавшего огромное влияние на все последующее развитие китайской философии и общественной жизни; многие доктрины Конфуция были использованы господствующим феодальным классом в интересах увековечения феодального строя и сословной иерархии.

4

Длинноволосые… – Имеются в виду участники великой крестьянской войны тайшинов 1850 – 1864 гг. Тайпины отращивали волосы, отвергая требование маньчжурских властей, согласно которому мужчинам надлежало обривать часть головы, а оставшиеся волосы заплетать в косу.

5

Героя рассказа зовут Ян-шэн, что в буквальном переводе означает «почитающий Мудреца», а под Мудрецом имеется в виду Конфуций.

6

Суйянский Чжан – полководец Чжан Сюнь (709-757), возглавлявший императорские войска, которые защищали город Суйян от мятежников Ань Лу-шаня; погиб при обороне этого города.

7

«Ганцзянъ ичжилу» («Популярное изложение Сокращенного зерцала») – название книги, представляющей собой популярное и сжатое изложение истории Китая, составленное в XVII в. У Чэн-цюанем в соавторстве с другими учеными.

8

«Шунь минь» в буквальном переводе означает «послушный народ». Хозяин дома, писавший на воротах иероглифы «шунь минь» или же наклеивавший надпись с этими иероглифами, демонстрировал тем самым свою готовность подчиняться новым властям.

9

Паньгу – персонаж китайской мифологии, творец лира и всего сущего на земле: он положил конец первородному хаосу, отделив небо от земли.