Перекрестный огонь - Миюки Миябэ

Ванна к тому времени наполнилась, и Дзюнко оторвалась от телевизора и залезла в нее. Рана на плече, по форме похожая на лунку, покрылась коркой засохшей крови и сразу же дала о себе знать, когда на нее попала горячая вода.

Ванна была маленькая, но Дзюнко вытянулась как можно больше, чтобы расслабиться, положила голову на край и закрыла глаза. Перед ее мысленным взором проплывали какие-то смутные образы, неясные по очертаниям, но отчетливые по цвету. Это был огненный цвет, который она больше всего любила и которым гордилась.

Осторожно, мягкой мочалкой девушка медленно смыла засохшую кровь вокруг раны и как следует рассмотрела ее. Кожа содрана, но кость явно не задета. Так что рана не слишком глубокая. Если не занести инфекцию, все обойдется. Она с облегчением снова закрыла глаза.

Туманные образы стали проявляться. Перед ней всплыло лицо Асабы, искаженное смертью. Затем появилось лицо его матери, исполненное ярости. Обанкротился ли ее небольшой бар сам по себе, или ее выжил хозяин здания, но ей пришлось как-то устраиваться. И она нашла выход, накрепко привязав к себе владельца «Сакураи ликере». Она запудрила ему мозги, притащив за собой в дом своего сыночка со всей его шайкой; практически она захватила в свои руки не только самого Сакураи, но и его магазин, и его дом.

Возможно, до Нацуко Мита и Кендзи Фудзикавы на счету «Сакураи ликере» имелись и другие жертвы. Сколько пота и крови пролилось на смятые постели, сколько криков услышали тонкие стенки комнат на верхних этажах этого дома? Неужели мать Асабы оказалась настолько бесчувственной, что не обращала внимания на все это? Неужели на это можно было не обратить внимания?

И тот поставщик нелегального оружия, которого Дзюнко уничтожила в кафе «Курант», тоже хорош! Конечно, он приторговывал на черном рынке ради денег, но ведь наверняка знал, для чего будут использованы эти пистолеты. Но он решил, что его это не касается, что он невинный агнец. Неужели можно умывать руки, зная, что и кому продаешь?

Дзюнко открыла глаза и уставилась в бледно-розовый потолок. В ванной клубился теплый, уютный парок и витал тонкий запах мыла.

«Не понимаю!»

Ей довелось повидать много дурного. Ей пришлось повстречать множество дурных людей. Таких негодяев, как Кейити Асаба, повсюду сколько угодно. Трудно поверить, но это так. Это подонки общества, и, покуда общество существует как живой организм, никуда от этого не деться. Их просто надо истреблять еще в колыбели. Вот и все.

Но зло, воплощенное в таких людях, как мать Асабы или этот поставщик оружия, — дело другое. Они кормятся от преступников — причем с большим аппетитом. Они наносят непоправимый ущерб обществу своим безразличием и алчностью. Они не то чтобы законченные злодеи вроде Асабы — им не хватает духу действовать самостоятельно. Они являют собой вторичное зло, липнущее к первоисточнику, покуда этот первоисточник питает их.

Значит, вне всякого сомнения, спалить их — благое дело.

Дзюнко и не испытывала ни малейшего сомнения, опасения или душевных терзаний за содеянное. Или, по крайней мере, убеждала себя, что не испытывает.

Ближе к вечеру она позвонила на работу. Управляющий, разъяренный ее отсутствием на рабочем месте, объявил ей, что она уволена.

Девушка не стала оправдываться. На самом деле стоило некоторое время обойтись без работы. У нее будут развязаны руки, чего она и желала.

Она отправилась в магазин и первым делом набрала кучу разных газет. Во всех без исключения первую полосу занимали материалы о банде Асабы. Дзюнко небрежно сунула газеты в товарную корзину, отправила туда же несколько шоколадок и упаковок печенья и понесла все это к кассе.

После серьезного расхода энергии ей всегда требовалось сладкое. Она могла проглотить кучу пирожных за один присест. Как ни странно, ее энергетические ресурсы пополнялись именно за счет такого прозаического топлива, как сахар. Так повелось еще с детских лет.

Родители Дзюнко изводили ее утомительными тренировками, чтобы она научилась контролировать свою силу. После тренировок ее обычно вели в кафе-мороженое или кондитерскую. «Можешь выбирать все, что твоей душе угодно», — говорил отец, ласково поглаживая ее по головке. Даже теперь она словно наяву ощущала прикосновение его руки.

Родители у нее были абсолютно нормальные люди, почтенные и благовоспитанные. Ни один из них не обладал ее даром: Дзюнко унаследовала его от бабушки по материнской линии. Мать рассказывала ей, что у бабушки с такой силой жизнь складывалась непросто: «Твоя бабушка была женщиной незаурядной и красивой. И вдобавок очень сильной. Ей было присуще обостренное чувство справедливости. Но мы с твоим отцом молились, чтобы ты не унаследовала ее дара. Мы-то знали, каково ей приходится. И все-таки ты родилась с этим, Дзюнко. Так что нам придется крепко подумать, как тебе помочь, чтобы он не помешал тебе в жизни. Мы поможем тебе. Не тревожься».

— Мамочка… папочка… — шептала Дзюнко, вспоминая родителей.

Ее отец погиб в аварии на производстве, когда она училась в старших классах. Мать, так и не оправившись от удара, умерла два года спустя, и Дзюнко осталась на свете одна-одинешенька.

Благодаря сбережениям и страховке, оставшимся от родителей, и имущества, полученного в наследство от бабушки, девушка могла жить вполне безбедно. Ее имущественными делами ведал семейный юрист, так что ей незачем было обременять себя заботой об управлении собственностью. Она вела скромный образ жизни, а потому вообще не нуждалась в заработке.

Но Дзюнко отнюдь не собиралась жить отшельницей. Чтобы применять свою силу так, как наставляли ее родители, ей надо было вести активную общественную жизнь. Ей, заряженному пистолету, требовалось выбрать правильную мишень.

Вернувшись домой, она еще в прихожей, с полной охапкой покупок, услышала телефонный звонок. Однако не успела она поднять трубку, как телефон умолк.

Кто бы это мог быть? У Дзюнко не было друзей настолько близких, чтобы звонить ей домой. По крайней мере, с тех пор как она переехала в Таяму.

Полчаса спустя, когда она на кухне готовила салат, телефон снова зазвонил. На сей раз она успела поднять трубку:

— Алло?

Молчание. «Кто-то просто хулиганит», — решила она, подавляя беспокойство.

— Алло? Кто это? — спросила она погромче и уже собиралась положить трубку, когда…

— Это Дзюнко Аоки? — мужской голос с какой-то шутливой интонацией.

Дзюнко быстро поднесла трубку к уху:

— Алло?

— Алло, госпожа Дзюнко Аоки. — Голос молодой, звучный и решительный.

— Простите, с кем я говорю?

— Не могу назвать себя, — ответил молодой человек. — Мы о вас слишком мало знаем. По правде говоря, я вообще не должен вступать с вами в контакт, но мне хотелось услышать ваш голос. У вас очень приятный голос.

Дзюнко напряглась. Это еще кто такой?

— В чем дело? О чем вы?

Мужчина рассмеялся. Смех звучал приятно.

— Все в порядке, не волнуйтесь. Можно я зайду, чтобы представиться вам по всем правилам?

— Кто вы такой?

После небольшой заминки он ответил:

— Страж.

— Кто?

— Страж, или, иначе, Хранитель. — Он снова рассмеялся, словно поддразнивая ее. — Ладно, не ломайте голову. Скоро все поймете. Я просто хотел сказать, что ваши возможности произвели на нас большое впечатление. — Он добавил, словно это только что пришло ему в голову: — Да, и притом вы прехорошенькая. Ладно, пока!

Связь оборвалась, и Дзюнко осталась в полном недоумении.

12

В течение двух последующих дней, пока девушка отсыпалась и залечивала рану, Тикако Исидзу в качестве наблюдателя при следственной группе следила за тем, как разворачивались события, вызванные действиями Дзюнко.

Следствие быстро пришло к выводу, что все три дела, во всяком случае события на фабрике в Таяме и в винном магазине «Сакураи ликере», можно интерпретировать как внутренние разборки вследствие нарастания разногласий в банде Асабы. Правда, на пресс-конференции эту версию не обнародовали, зато в виде утечки информации она просочилась к отдельным журналистам, особенно к репортерам по уголовным делам. СМИ тут же подхватили ее, и газеты украсились сенсационными заголовками вроде «Жестокость молодежи», «Резкий рост преступности среди несовершеннолетних» или «Необходимо изменить Закон о защите несовершеннолетних». Все это иллюстрировалось фотографиями несовершеннолетних преступников с безжалостными глазами и полным отсутствием уважения к человеческой жизни.

Разумеется, Тикако эту версию не разделяла. СМИ могут болтать сколько угодно, но на самом деле следствие только начинается.

Однако распоряжение сверху, предписывающее отделу расследования поджогов «не вмешиваться», о котором сообщил ей Симидзу, действительно имело место. Капитан Ито прямым текстом заявил ей, что у него есть для нее другое поручение.