Охотник за бабочками - Сергей Костин

— Зажечь кормовые, поднять опознавательные, развернуть антенны, — встречать врага, так встречать. Не таясь.

Корабль выполнил команду, как и положено. Врубил все возможное освещение. Внутри и снаружи. Развернул усики антенн, взметнул в безвоздушное космическое пространство флаг.

Флаг этот лично я сам сооружал. Понимаю ведь, что любой корабль должен иметь святыню. Ради которой и умереть, и жить можно. Соорудил его из единственного свободного на борту материала. Мешка из-под сухарей. Намалевал посередине вензель свой, в виде замысловатой буквы «С», и вперед. Хорошо получилось.

— Передатчики включить, мониторы на полную яркость, команде занять места согласному штатному расписанию.

Последний пункт приказа Кузьмич выполнять отказался. Его штатное место было в камбузе с сухарями, а ими он уже объелся.

Корабль включил прямую трансляцию, мониторы засветились, и показали тех, кто окружил наш корабль.

На экране их было трое. По внешнему виду вроде люди. Головы полностью закрыты черными черепушками с гребнями на затылках. Верхняя одежда напоминает скафандры, только побольше всяких побрякушек.

— «Еконо ми цуси»? — сказал один из них и ткнул рукой, одетой в металлическую перчатку прямо в центр экрана. В меня, то есть.

Я пожал плечами, показывая, что ни черта не понимаю.

— Еконо ми цуси? — уже более грозно повторил незнакомец. И вытащил штуку, похожую на пушку.

— Цуси ми не понимай, — ответил я, и тоже вытащил ту саму железяку, с которой гонялся за Голосом в первые дни.

Черепки заволновались, загалдели, показывая на меня пальцами. Один из них рубанул себя по шее и издал неприятный хрип.

— Это якудзяне.

Я оторвался от экрана и внимательно посмотрел на Кузьмича.

— Откуда знаешь?

— Догадываюсь.

Кузьмич перелетел с моего плеча поближе к экрану, встал перед ним, растопырив ноги и заложив руки за крылья.

— Толмачом буду. Переводчиком. Понимаю, понимаю. Я ж специалист широкого профиля.

Не зря я Кузьмича с собой взял. Который раз из беды выручает.

— Чего они талдычат?

— Ясно дело. Ты оскорбил их, и они желают видеть твою голову отделенной от шеи.

— Так и сказали? — не поверил я.

— Об этом они сейчас и судачат.

— А договориться с ними можно? Я и извинения могу попросить. Спроси, Кузьмич, а!

— Поздно. Ты обозвал их речными крысами, а это даже мне обидно.

— А что за народ такой. На людей похожи, а не люди. Горшки на голову нацепили, и думают все, зауважали их. Как говоришь, их?

— Якудзяне, — повторил Кузьмич, — Читал я про народ такой. Еще во времена Большого Объединения Земли все люди, как люди, вместе стали существовать, а этот народец, мелкий и разбойный, к слову сказать, задумал отделиться. Смылись по тихому, никто и не заметил. Или не захотели замечать. Их не больно то любили. Вредный народец. С дурными привычками. Разрисовывают себя разными драконами, да крокодилами.

Понятно. Значит, якудзяне. Такое в истории Земли случалось. Ну не хочется вместе со всеми, и все тут. Строят корабль, грузят скарб, награбленное, и уматывают к Вселенной на кулички. Находят необитаемый мир. Селятся. И поживают тихонько. До тех самых пор, пока Космические силы Земли не отыщут и не приобщат к цивилизации.

А этих, значит, не сумели.

— Говорят, что распылят нас, словно болотную пыль, — сообщил Кузьмич.

— А разве в болоте бывает пыль?

— Раз говорят, значит бывает.

Я вздохнул. Не хочется, как-то, распыляться. Только жить начал.

— Кузьмич, окликни их. Поговорить хочу.

Кузьмич охотно выполнил просьбу. Подлетел к микрофону и, что есть силы, заорал:

— Эй, якудзятые! Еконо ми цуси. Тема есть!

Якудзяне перестали спорить и с интересом уставились на меня.

— Скажи им, Кузьмич, что я дико извиняюсь за нанесенные оскорбления.

— Еконо ми цуси, якудзятые.

— А еще скажи, что бы пропустили нас по добру, по здорову, а иначе… сам придумай, что сказать.

Кузьмич кивнул.

— Еконо ми цуси! О-го-го, как ми цуси. До самой еконо ми цуси! Усекли?

Черепушки пришли в необычайное возбуждение. Стали на экран бросаться, палками железными перед ним размахивать.

— Переводи Кузьмич.

— Говорят, что простить не могут. И отпустить тоже. Кто на их территорию пришел, тот живым никогда не уходит. Говорят, чтобы сдался. Добровольно. Чтоб выходил с высоко поднятыми руками. И еще что-то про один телефонный звонок и адвоката. Дают десять минут на размышление. Думать будешь?

— Думать? Думать… Буду.

Как тут не подумать, коль сами предлагают. Может чего в светлую голову то и придет.

— Еконо ми цуси! — напоследок прокричал Кузьмич, потом развернулся к экрану спиной, приспустил штаны, нагнулся и показал якудзянам низ своего брюшка, — Традиционное якудзянское прощание, — пояснил он мне. Вот что значит много читать.

Думал я ровно половину отведенного времени. Вариантов немного. Сдаваться на милость победителя, а потом посмотреть, что будет? Может они и не такие кровожадные? Я понимаю, когда на их территорию вторгается целый космический флот, тут есть с чего осерчать. А я ведь так, букашка глупая. Залетел ненароком. Жениться надумал. На двух миллионах брюликах.

— Чего, командир буйно голову повесил, что за думу думаешь, — подал голос проснувшийся Голос. Все это время он с достоинством выполнял предписание молчать в закрылки.

— Сдаваться надо, — сообщил я, — Тут, как ни крути, а не прорвемся. А ведь совсем немного осталось.

— Капитан шутит? — удивился Волк, — У капитана старческий маразм? Это что значит? Что я, Вселенский Очень Линейный Корабль сдамся на милость каких-то там якудзян? Да за кого Капитан принимает свой корабль? А ты у меня спросил? Я ведь вроде как в команде?

— Ну и что думает по этому поводу вся остальная команда, включая первого помошника и корабль.

Кузьмич пожал крыльями и заявил, что живым не отдастся. В случае чего он может выброситься в космос и спокойненько самостоятельно смыться. До ближайшей планеты, как раз той, к которой мы направлялись, пару столетий нормального лету. Уж он то, Кузьмич не пропадет. А если у него появится свободная минута, то обязательно смотается на Большую землю и вызовет подкрепление. Но это будет минимум лет через пятьсот, и то, если крылья не устанут.

За слова свои предательские Кузьмич получил первый выговор с занесением в корабельный журнал. После взыскания он обиделся и уселся перед экраном, ждать продолжения переговоров.

Корабль, в лице Волка сурово осудил появление трусости некоторых членов экипажа и посоветовал мне, как капитану, пристальней следить за моральными настроениями внутри корабля.