Пурпурное Древо Порфирия - Лариса Чурбанова

- Илтарь! - изумленно выдохнул Ольгерд. - Матерь божия, так это же брательник Любечанина!

Мутный рассвет осторожно вползал в светелку сквозь развороченные ставни. На остатках сломанной мебели вновь оборотившийся в человека Серый вдруг заметил давешнего черного кота. Зверюга, казалось, довольно взирала на учиненный разгром.

- Так это он меня разбудил! - поделился мальчишка с князем своим внезапным прозрением. К его изумлению ответил ему отнюдь не Ольгерд.

- Конечно, я, - важно произнес котофей. -Что мне еще оставалось делать? Тоже мне, витязи, дрыхли без задних ног!

- Ну, ты полегче, - оскорбился князь. - Худо-бедно, а уломали молодца, - кивнул он на лежащего на полу Илтаря.

- Бедный мальчик, - грустно взмяукнуло угольно-черное создание. - Вот, что делают с вами, людьми, неутоленное честолюбие, а также юношеская глупость, как ни прискорбно. - И, в ответ на недоуменные взгляды, пояснил: - Обиделся ребенок, что брат его слабаком посчитал, вот и пошел к колдовке. Хочу, мол, силы невиданной, звериной. А той что? Наколбасила за милую душу, а всему Любечу- чуть не полгода ночных кошмаров!

- Это еще мягко сказано, уважаемый, - ошарашенный Ольгерд только начал понимать, что на полном серьезе обсуждает государственные дела с котом. - А ты-то сам из каковских будешь?

- Домовой я, - миролюбиво промурлыкало создание. - Как прадед их кром поставил, так и обитаю в хоромах тутошних. Право слово, все сердце изболелось за мальчика, - тут он кивнул на зашевелившегося Илтаря.

- Опаньки! - князь резво приставил меч к шее поверженного. - Так он еще и живой!

- Живехонький, - радостно подтвердил домовой. - Только заклятье рухнуло. Солнце! - и он махнул толстым хвостом на разгорающееся светило.

- Ну да, а как ночь, опять кушать захочет, рычать начнет, - окрысился князь, и Серый согласно закивал.

- Не начнет, вы на ладошку его посмотрите, - и котище указал на грязную, покрытую ссадинами руку. - Видите, было целых две линии жизни, рядышком совсем: одна- человеческая, а другая- звериная. А теперь, где они?

В самом деле, тоненькие ниточки жизненных путей вспучились, заиграли. Потом одна из них пропала, словно ее и не было никогда.

Когда Ольгерд с дружиной вернулся на пристань, провожаемый благодарными любечанами, Гарольд Гардрада был несказанно удивлен.

- Я понимаю, тан Беовульф тоже сражался с чудовищным Гренделем, по ночам пожиравшим людей. Но он, когда его победил, так и лапы поотрывал, и вообще убил до смерти. А тут? Малый черт знает сколько народу положил, а его не только не казнили, но и лобызают не переставая: извините, что нанесли вашей нежной душе такую горькую обиду. И ведь не только брат его, князь, а все горожане поголовно! Это совершенно не знаю что! Странный все-таки вы народ, русичи.

- Это точно, - задумчиво ответил Ольгерд.

***

Осень мало-помалу продолжала вступать в свои права. По утрам чашки гридней покрывались тоненькой корочкой льда, а из носов, высовывающихся из-под теплых покрывал валил белый морозный парок. Мысль у всех была одна и та же: успеть бы до льда. Нет хуже тащиться водой, когда она уже становиться молочно-белой от густеющего нарождающегося льда. Затрет-закует коварный ледок, не хуже, чем камнем оденет. До Каспли и Ловечского волока оставалось совсем недолго, но все равно Ольгерд погонял гребцов. Теперь все чаще им приходилось садиться на весла, когда капризная стихия- ветер отказывался надувать багряные паруса насад.

Дневной переход выдался тяжелым: целый день русичам и нурманам пришлось сидеть на веслах. К вечеру даже тренированные мускулы воинов сковала свинцовой тяжестью усталость. Ломили спины и руки, и движения громоздких весел, сработанных из векового твердого дерева становились все медленнее и не такими слаженными.

- Командуй швартоваться, - кивнул князь Шишу. - Ветра все одно до завтра не дождемся- так уж лучше выспимся на твердой земле как люди.

- Ага, кулеша наварим! - согласно подхватил дядька. - Серый по грибы сбегает. Места тут знатные: пошарит по опушкам, подсоберет поздних боровиков- похлебка будет!

Из вечерней темноты сумеречных елей последний луч уходящего солнца пятнами золотил то редкую трепетную розовую осинку, то меланхоличные ольхи и березки. Кривский край, по которому сейчас пролегал их путь, богат был и лесами и водой. Озер, болот, рек и ручьев в нем такое великое множество, что не поймешь- то ли вода тут в обрамлении лесов, то ли совсем наоборот. Мало, когда мелькнет грива с многолетним древним сосновым бором на бугре.

- В таком месте надобно дозор хороший выставлять, - бурчал недовольно Претич, доверенный Ольгердов сотник, взятый им в поход чуть ли не против воли. Мужчина он был солидный, семейный, и только безоглядная преданность князю согнала его с насиженного двора, от теплой печки и наваристых щей. За время пути его длинные, карие как у жеребца, волосы успели изрядно сбиться, и теперь воевода сильно смахивал на сонного лешего, тем более, что его неожиданно изумрудные глаза наводили на мысль о дальнем родстве с древним лесным народцем.

- Кого тут стеречься! - вступил в разговор вышедший на палубу нурманский хевдинг. - Места тут совсем не жилые, а медведи сейчас все в спячку укладываются. И куда князьки местные глядят, о чем думают! Путь судоходный, торговый, поселения должны быть через каждый переход, а тут что? - И Гардрада обвел взглядом внимательно слушающих его русичей. - Пока по землям радимичей ехали, хоть дымок увидали какой? Хоть трактир убогий?

- Так они, пещанцы, народ вовсе нелюдимый, лесной можно сказать, - смущенно начали оправдывать соседей русские гридни. - Они и не хлебопашествуют, почитай, вовсе. Все больше лесом живут.

- Ага, - подхватил согласно Ольгерд. - Князь их, Радимир, тот тоже большой любитель красного зверя погонять. Давеча меня приглашал на туров охотиться, да недосуг было.

- То-то и оно, - назидательно тянул свое Гардрада. - Что не о пользе дела, не о прибыли денежной властитель радеет, а только баловство свое тешит!

- Ну, ты зря так про Радимира говоришь, - обиделся за приятеля Ольгерд. - Он - мужик нормальный, и хозяин рачительный. Я на тебя бы поглядел, когда чуть не треть земли- болота, а половина подданных в звериных шкурах бегает.

- Вот я и толкую, - опять настойчиво встрял въедливый Претич. - Караул, стал быть, усилить нужно. В этаких местах завсегда кикиморы или другая нечисть обязательно водится.

Пока дружинные и викинги разбирали рухлядь и готовились к ночлегу, Серый быстренько схватил кузовок и дернул в лесную чащу. Лес никогда не пугал бывшего оборотня. Напротив, он воспринимал его как родное место. Как это можно заплутать в нем, Серый никогда не понимал. Сам он всегда точно знал, откуда пришел, и в каком направлении что находится. Мальчишка и грибы искал точно так же. Не рыскал под каждым кустиком-травинкой, а целенаправленно шел, словно тянуло его, обещая: "Вот здесь, около березки, семейка справных белых грибочков для тебя припасена!" И никогда еще чутье его не подводило. Вот и сейчас, обнаружив под прелым листом круглую шляпку, похожую на румяный пирожок, Серый не спешил уходить. По осени всякий гриб, а боровики и подавно, растут семейками, только разыскать надобно. Кузовок быстро наполнялся, тяжелел, и скоро мальчик уже направился обратно к берегу. Оглядывать вокруг его побуждало не стремление сориентироваться, а смутное беспокойство. Будто кто-то чужой и не добрый смотрел в спину, отчего взъерошивались волосы и по хребту бежали предательские мурашки. Разок даже примерещились в чаще фиолетовые злобные глаза, да потом пропали. Морок, одно слово!