Холокост и православная церковь - Найт

силы»234. В этих словах была выражена сложность взаимоотношений между иудаизмом и христианством, отношения христиан к еврейскому народу и боль за несправедливость и гонения евреев, осуществлявшиеся христианами, в том числе православными. Николай Александрович указывал на глубинную чуждость христианства всякому антисемитизму и отмечал, что в Германии он не случайно связан с антихристианством: «Поистине поразительно легкомыслие христиан, которые считают возможным быть антисемитами. Христианство по своим человеческим истокам есть религия еврейского типа, т. е. типа мессиански-пророческого… Должно быть признано явлением очень знаменательным, что германский антисемитизм превращается в антихристианство. На мир хлыну-

ла волна антисемитизма, которая грозит захлестнуть все новые и новые страны и которая опрокидывает гуманитарные теории XIX века. В Германии, Польше, Румынии, Венгрии антисемитизм торжествует…»235

Говоря о значении еврейского вопроса и роли этого народа в мировой цивилизации, философ отмечал: «.. еврейский вопрос не есть просто вопрос политический, экономический, правовой или культурный. Это вопрос несоизмеримо более глубокий, религиозный вопрос, затрагивающий судьбы человечества. Это ось, вокруг которой вращается религиозная история… Еврейский народ есть народ истории по преимуществу, он внес в историю человеческого сознания самую категорию исторического… Ни один народ в мире не пережил бы столь долгого рассеяния и, наверное, потерял бы свое лицо и растворился бы среди других народов. Но по неисповедимым путям Божьим народ этот должен сохраниться до конца времен»236.

Расизм в любой форме, и прежде всего нацистской, Н. А. Бердяев категорически отвергал, почеркивая в своей работе: «С христианской точки зрения расовый антисемитизм совершенно недопустим, он непримиримо сталкивается с христианским универсализмом. Гонения против католиков в Германии вызываются тем, что католичество универсалистично. Христианство провозгласило ту истину, что нет эллина и нет иудея. Оно обращено ко всему человечеству и ко всякому человеку, независимо от расы, национальности, класса и положения человека в обществе. Не только расовый антисемитизм, но и вообще расизм не выдерживает критики с трех точек зрения: с религиозной, моральной и научной. Он недопустим для христианина, который должен видеть в каждом человеке образ и подобие Божье. Не только расизм, но и национализм для христианской совести неприемлем. Но он неприемлем и для общечеловеческого и гуманитарного морального сознания. Расизм бесчеловечен, отрицает достоинство человека, отрицает ценность человеческой личности и допускает обращение с ней, как с врагом, подлежащим истреблению. Расизм есть самая грубая форма материализма, гораздо более грубая, чем материализм экономический. Расизм есть крайняя форма детерминизма и отрицания свободы духа… С расовой точки зрения еврею нет спасения, ему не поможет ни принятие христианства, ни даже усвоение себе национал-социалистического мировоззрения, над ним тяготеет фатум крови… Германский… расизм есть агрессивный, мирозавоевательный партикуляризм. Расизм сейчас означает дехристианизацию и дегуманизацию, возврат к варварству и язычеству»237.

В то же время отношение части евлогианских священнослужителей и мирян к иудаизму отличалось своеобразием, хотя они, несомненно, резко негативно оценивали нацистскую политику в отношении евреев в целом, а не только к принявшим христианство. Между тем некоторые из евлогиан, в том числе монахиня Мария (Кузьмина-Караваева, Скобцова), полагали, что в условиях небывалых ужасов мировой войны начинается неизбежная эпоха перехода евреев в христианство. Так мать Мария в 1941 г. писала: «Крест Голгофы лег на плечи всего Израиля. И этот голгофский Крест обязывает. Сейчас речь идет о небывалом и не могущем быть раньше — речь идет о христианской Церкви израильского народа, о свершении и исполнении времени»238. При этом диалогическое измерение открывалось исключительно в сфере духа, призыв обращался лишь к тем, кто готов был его услышать.

Наиболее глубоко разработал эту концепцию в своих статьях «Гонения на Израиль» и «Расизм и христианство», написанных с риском для жизни в оккупированном Париже зимой 1941–1942 гг., неоднократно упоминавшийся православный богослов протоиерей Сергий Булгаков. В еврейском народе, избранном Богом для воплощения Спасителя, он видел «ось мировой истории», считая, что избранничество Божие почиет на еврействе, даже не принявшем Христа; окончательное же разрешение еврейского вопроса наступит только с возвещанным апостолом Павлом обращением всего еврейства ко Христу, поэтому всякий антисемитизм изобличался как антихристианство и тем самым исключался: «С одной стороны, в состоянии антихристианства и христианоборчества Израиль представляет собой лабораторию всяких духовных ядов, отравляющих мир и в особенности христианское человечество. С другой — это есть народ пророков, в которых никогда не угасает дух пророчества и не ослабевает его религиозная стихия. Однако в состоянии ослепления это есть христианство без Христа и даже против Христа, однако, Его лишь одного ищущее и чающее… Ясны те выводы, которые могут быть отсюда сделаны относительно гонителей Израиля: они гонят Самого Христа в нем, так же как и сами евреи, поскольку последние христоборствуют, противясь своему собственному избранию»239.

В рамках своего учения софиологии отец Сергий Булгаков развивал теорию о продолжающейся избранности евреев, опираясь на понятие священной крови. Согласно его представлениям, еврейская кровь — эта та же самая кровь, которая текла в жилах Богочеловека, а еврейская человеческая сущность — это человеческая сущность, данная Марией своему святому Сыну. Протоиерей поддерживал запрет проповедовать евреям: они особым образом «защищены» кровными родственниками Марией и Иисусом и укоренены в Слове Божием, так что любое обращение к Христу должно исходить напрямую из первоисточника. Так, о. С. Булгаков воздерживался свидетельствовать философу-эмигранту из России Льву Шестову, даже когда тот попросил истолковать отношения Ветхого и Нового Завета240.

Отец Сергий чрезвычайно резко осуждал и разоблачал нацистскую идеологию, утверждая, «что гитлеризм, как религиозное явление, есть еще более отрицательное даже, чем воинствующий атеизм большевизма», и, подчеркивая центральное место вражды к иудаизму в «духовном оборудовании» германского расизма: «.. весь расизм есть не что иное, как антисемитизм, есть сублимированная зависть к еврейству и соревнование с ним, притом не в положительных, но отрицательных его чертах… Такова тайна расизма, его источник. Гитлер и зелоты антисемитизма суть религиозные, точнее антирелигиозные… маньяки… По духу своему, как и в своем практическом осуществлении антисемитизм есть не только искушение, но и прямое противление христианскому духу»241.

При этом протоиерей Сергий Булгаков писал и об антихристианских преступлениях самих евреев: «Еврейство… доселе остается в состоянии поклонения золотому тельцу и отпадения от веры, даже и в Бога Израилева. Все эти новые бедствия являются для него не только как последние, может быть, испытания для его обращения ко Христу и духовным воскресением, но и как неизбежная кара за то страшное преступление и тяжкий грех, который им совершен над телом и душой русского народа в большевизме». Здесь, несомненно, ощущаются