Токсичные тени - Тим Каррэн

- СЕЙЧАС! - крикнул он ей. - ТОРОПИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ!

Но она двигалась не так быстро, как хотелось бы, как будто какое-то мрачное любопытство должно было увидеть, что может издавать такие звуки.

Но потом она почувствовала их запах, зловонный, едкий, как от мочи собак.

Что-то ударилось ей в горло, может быть, её сердце, может быть, сгусток ужаса.

Но это заставило её двигаться.

Она карабкалась вверх по ступенькам и слышала визг и рычание бешеных, чувствовала принесённый ими с собой холодный воздух, пахло их дыханием, как сырым, испорченным мясом.

А потом Джонни каким-то образом схватил её и без особых усилий поднял.

Он прижал её к себе, может быть, на мгновение слишком долго, но это было хорошо, правильно, необходимо. Затем они были на ногах, и Джонни толкал крышку люка, и это почти у него получилось, но было уже слишком поздно.

Спутка когтистых, сжимающих рук взорвалась вокруг краёв крышки, мятеж мёртвых белых пальцев. Крышка с грохотом вылетела на улицу. Столько рук, четыре или пять во всяком случае, но маленькие, нежные.

Руки детей.

Как бы то ни было, так было ещё хуже.

Да, безумие, - подумала Лиза, - дети всё ещё слоняются там, Джонни. Это всё ещё их место, даже сейчас.

Затем они снова побежали, ощущение сырой ночи, прохладный ветерок, такой прекрасный, такой освежающий после уединённого удушающего подземного мира. Над головой маячила луна, огромная, круглая, цвета слоновой кости. Одинокий, всемогущий смертоносный глаз, он описывал город тусклым светом.

Полная луна, охотничья луна.

Как раз та, под которой можно охотиться и умереть, как это было в древнем мире.

Хотя Лиза была измотана, её ноги были резиновыми и скрюченными от боли, она продолжала идти, пытаясь не отставать от Джонни, который, несмотря на то, что был почти вдвое старше её, был в гораздо лучшем состоянии. Поэтому неудивительно, что она не увидела бордюра, который вывел её на тротуар, заставил её нос поцеловать цемент, пролить кровь.

И, может быть, они это унюхали.

Бешеные.

Потому что это принесло их, целый рой.

Они выползали и выпрыгивали из тени, как гиены за новым мясом. Они двигались извращённым, скользким движением, как будто они были скорее змеями, чем людьми, бескостными и текучими. Они выползали из-за громадных машин, из выходов переулков, через разбитые окна и, да, из канализационных люков.

Господи, их было так много.

Они пришли, шипя и раболепствуя. Нечеловеческая толпа, ухмыляющаяся жестокими губами, прорезанными красным на фоне белых лиц клоунов, со зловещими жёлтыми глазами, огромными и немигающими, со скрюченными пальцами, спутанными копнами париков вместо волос. Обнажённые, одетые, одетые в лохмотья и что-то вроде окровавленных шкур домашних животных и людей.

И звуки.

Бормотание, свист и хриплое рычание. Пронзительные звуки труб и шумный шёпот по мере их продвижения.

Девушка-подросток выскочила на четвереньках, кричала, щёлкая зубами.

Джонни разнёс её пополам дробовиком, перезарядил его и убил ещё двоих.

Менее чем за тридцать секунд на тротуаре лежали пять тел, конечности всё ещё подёргивались, рты всё ещё чавкали, зубы всё ещё скрипели.

Джонни и Лиза сделали перерыв, когда бешеные напали на своих павших товарищей.

Лиза, мозг которой превратился в улей стремительного шума, однажды оглянулась и увидела их.

Уже десятки, раздирают, пируют и дерутся.

Но больше всего её шокировал вид маленькой девочки, не старше пяти или шести лет, одетой в жёлтую пижаму, поднимающей обезглавленную голову, этот кусок окровавленного мяса. Она подняла её и прижала к груди, как футбольный мяч, и умчалась вместе с ней в тени.

Вот что заставило Лизу закричать.

14.

Лу Фроули смотрел на туфли под дверью кабинки.

Они не двигались, ничего не делали. Как нож в тени, они ждали его, ждали, пока его мягкая шея окажется в пределах досягаемости.

Что-то застряло у него в горле.

Было холодно и скользко. Когда он проглотил это обратно, оно толстым слоем угодило ему в живот, как дрожащий комок свернувшейся слизи. Он не может быть переварен, не может просто исчезнуть. Он висел там, разводя щупальца тошноты и вызывая сильнейшую рвоту.

Это был ужас. Да, ужас настолько абсолютен, что физически проявился.

Он задавался вопросом, как долго сможет человек жить на такой диете, вызывающей этот постоянный ужас? Как долго до того, как это приведёт к сердечному приступу или инсульту?

Он крепко сжал тридцать восьмой калибр в кулаке и подошёл к двери кабинки.

Свет в ванной комнате гудел над головой, как будто люминесцентные лампы были полны ос. По спине побежала струйка пота. Каждый раз, когда ему казалось, что он больше не знает страха, никаких трепетных предчувствий, этот город бросал в него что-то новое. Его меню ужасного безумия было неисчерпаемым.

Он остановился в нескольких футах от двери кабинки.

Достаточно далеко, чтобы тот, кто был там, не смог бы открыть дверь и прыгнуть на него. Он стоял там, гадая, что ему делать - убираться к чёрту или смотреть этому в лицо и убить его, если оно действительно нуждается в убийстве.

Он обошёл дверь и оказался вне досягаемости.

С влажными от пота ладонями он потянулся к защёлке двери.

Он тут же решил, что, если дверь заперта изнутри, он не станет заморачиваться с ней. Ни за что, чёрт возьми, он не полезет ни под дверь, ни над дверью.

Чертовски опасно.

И так было достаточно плохо.

Он прекрасно чувствовал запах владельца этих туфель. Пахло так, как будто он просто насрал в штаны. Но там был и другой запах - резкая, затяжная вонь, от которой плоть Лу напряглась. Выпучив глаза, сцепив зубы, он взялся за защёлку и слегка потянул за неё.

Незапертая дверь бесшумно распахнулась.

На унитазе сидел мужчина, его глаза были остекленевшими, как