Блаженная (СИ) - Ворон Белла

— Попробую. Но не обещаю.

— Все равно спасибо. Вот твой портрет. — я показала на симпатичного оранжевого мотылька. Большие глазки на его раскрытых крыльях напоминали милую, грустную мордочку.

Мишка рассеянно улыбнулся, потом слегка нахмурился, поджал губы, забарабанил пальцами по рулю.

— Что опять задумал?

— Да я все насчет дома… Если тебе тяжело туда идти… может, я с тобой схожу?

— Я сначала сама. Прости.

— Да я понимаю все… Я-то ничего… а баба Наталья мне всю плешь проела. Они ж вроде как с твоей бабушкой тогда договорились о продаже. И Машка еще… ну, жена. Пилит.

— Миш, я все помню. Вот только с силами соберусь.

— Я понимаю. Не забудешь?

Мы договорились созвониться в ближайшие дни, Мишка укатил, а я вернулась в усадьбу.

“ — Стыдно врать, Тина. Тем более старому другу. Ты не помнишь, как потерялась в подвалах под театром.

— Да, я соврала. А что мне было делать? Рассказывать ему про провалы в памяти?

— Может и стоило. Он бы мог тебе напомнить что-нибудь важное о твоем детстве.

— Что толку напоминать, если я сама не помню? Мое детство затянуто клочьями тумана. И не знаю, что делать, чтобы развеять этот туман.

“— Знаешь. Только, как обычно не хочешь подумать.

— Ты мне надоел.

— А тебе не кажется странным, что Мишка так настойчиво обхаживает тебя насчет дома?

— Он же сказал — баба Наташа плешь проела…

— Пф! Тоже мне, причина! И, кстати, ей-то что? Так беспокоится за взрослого внука?

— Чужие семейные дела — не моя печаль. Займусь домом, когда буду готова. Отстаньте от меня все!”

Я ввалилась к себе в комнату, воткнула зарядку в телефон и и дрожащими от нетерпения руками открыла мессенджеры.

Три дня назад — это Борис Палыч не мог дозвониться, пока я сидела в канаве. Незнакомый номер — это Мишкин. Надо сохранить. И целая простыня неотвеченных звонков и голосовых сообщений от Татки. Меня ущипнула совесть — я перестала звонить подруге в самом разгаре ее очередной семейной драмы. Сил уже не было слушать ежедневные рыдания. Но сейчас, судя по количеству попыток со мной связаться, я ей действительно нужна.

Я считаю себя человеком практичным и время свое ценю, поэтому все подряд слушать не буду, а открою-ка я последнее голосовое.

— Тинка, дрянь такая! Вот ты пропала с радаров и не знаешь, какие чудеса со мной происходят! А я тебе ничего рассказывать не буду, пока не позвонишь. Ладно, так уж и быть, скажу. Я очень, очень счастлива! Позвонишь — узнаешь. Ну хорошо, дам подсказку: Меня спасла зубная фея! Хочешь подробностей — звони. И поторопись, а то меня разорвет от счастья. Целую!

Я с облегчением вздохнула. У Татки все хорошо. Позвоню, когда будет время. От счастья еще никого не разрывало. На душе стало легче.

Вот только упоминание о зубной фее меня смутило. Я не могла отделаться от ощущения, что в этих словах есть что-то важное лично для меня.

— Зубная фея… Тоже мне, мастер интриги. — проворчала я, возвращаясь в список неотвеченных сообщений.

В нем осталось еще одно. Пустое сообщение от Каргопольского. Через час после нашего с ним последнего разговора.

“ В настоящее время абонент недоступен.” — сообщила мне несуществующая женщина.

ГЛАВА 13. В которой шампанское открыли преждевременно

Вечеринку было решено начать часиков в шесть, чтобы к семи уже вовсю безобразничать, а к десяти разойтись.

С Анной Сергеевной шутки плохи. Знающие люди шепнули мне, что она большая любительница потанцевать и поиграть в шарады, но на репетицию явится вовремя. И горе тому, кто опоздает хотя бы на пять минут.

Сейчас четыре, значит у меня есть два часа — целая уйма времени, чтобы привести себя в порядок. И если вы думаете, что приводить себя в порядок я буду перед зеркалом, то вы плохо меня знаете.

Привести в порядок мне надо растрепанные мысли, и для этого у меня есть верное средство — горячая вода, ароматическая бомбочка и побольше пены.

А в зеркало я только любуюсь.

Поэтому я включила воду погорячее, опрокинула в ванну полфлакона гель-душа, погрузилась в пену и впала в задумчивость.

Что меня тревожит сильнее всего? Что путает мысли, тянет под ложечкой и высасывает силы?

Два вчерашних разговора — с Ликой и Каргопольским.

Интересно, есть ли между ними связь?

Они оба были вчера в сильном смятении и тревоге.

Каргопольский оборвал важный для него разговор из-за телефонного звонка. Сегодня его нет и Лика очень расстроена.

А что если… его позвала Лика? И между ними произошло что-то, после чего Каргопольский пропал.

“— Но тогда известие о его срочном отъезде не стало бы неожиданностью для Лики.

— О! Давно тебя не слышали. Но в кои-то веки ты говоришь дело. Лика не притворяется, она по-настоящему напугана.

— Лика призналась, что кого-то караулила. Значит этот кто-то позвонил Каргопольскому и попросил его прийти. И Лика стала свидетельницей их встречи.

— Да, это похоже на правду. Но что могло между ними произойти? Ведь Лика была в ужасе вчера вечером. И ты должна была вытрясти из нее правду.

— Я пыталась.

— Плохо пыталась. Нужно было проявить настойчивость.

Я ушла с головой под воду и пару секунд пробыла так. Резко вынырнула, глубоко вдохнула.

— Тебе не удастся спрятаться под водой от своей совести.

— Я и не пытаюсь. Мне так легче думается.

— Ну-ну. Посмотрим.

— Вопрос — кто позвонил Каргопольскому. Из вчерашних Ликиных слов следует, что это был ее амур. Король Пентаклей.

— Получается, ты вернулась туда, откуда начинала. Кто этот самый Король Пентаклей?

— Да уж… Подозревать можно любого представителя мужского пола. Как и три дня назад.

— Немногого же ты добилась. А ведь расклады ты прочла почти хорошо. Тебе только мозгов чуточку не хватает, чтобы дога…”

Я снова нырнула и вынырнула. На этот раз помогло. Горе-помощник умолк, теперь можно и подумать.

Ясно, как день, от Лики правды не дождешься. Ее нежная беспомощность обманчива. Она упряма как пятьдесят тысяч ослиц и будет выгораживать своего Короля Пентаклей.

Займемся лучше Каргопольским. Он прямым текстом просил меня о помощи. Я понятия не имею, чем я могу ему помочь, но я обещала ему найти дневник. А это уже что-то. Борис Павлович уверен, что бабушкина гибель связана с этим дневником. И мне почему-то кажется, что Ликина история переплетается с историей Бориса Павловича и с моей. Я не знаю пока, каким образом. Но я узнаю. И возможно, дневник мне в этом поможет.

У меня так и чесались руки схватить телефон и начать звонить Борису Павловичу, но во-первых, они были мокрые и в пене, а во-вторых, я была уверена, что звонок будет безрезультатным. Если бы он был в состоянии ответить, то позвонил бы сам. Итак, решено: оставить в покое Лику и заняться поисками дневника. И начну я с моего фамильного гнезда.

Мысли пришли в порядок, наступила относительная ясность. Мне даже задышалось легче. Значит решение я приняла правильное.

Но реализацию его придется еще немного отложить. Сначала — вечеринка.

Я выдернула пробку из ванной и включила душ.

***

Мы с Ликой и Давидом тащили мешки со снедью по темным закоулкам позади сцены, ориентируясь на приглушенные звуки рояля.

Вернее, ориентировались Давид и Лика — они знали, где находится малый репетиционный зал. Я же полностью сосредоточилась на том, чтобы не свернуть шею в кромешной тьме — в каждой руке по пакету, держать фонарик было уже нечем.

Где-то скрипнула дверь, звуки рояля стали громче, и через пару секунд в темноте вспыхнул фонарик

— Идете?

— Федя! Как ты вовремя!

— Работа такая.

В свете фонарика Федя был страшен, как злобный гном. Он поманил нас рукой и нырнул в хитросплетение лестничек и коридорчиков, словно в пещеру горного короля.

— Что бы лампочку не повесить! — прошипела я, ткнувшись лицом в какую-то пыльную тряпку.