Евгений Иванович Якушкин (1826—1905) - Любовь Моисеевна Равич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет сомнения в том, что русское библиофильство было колыбелью истории литературы как науки. Все значительные исследователи в этой области, сформировавшиеся в 50-е гг. (т. е. именно тогда, когда история литературы становилась на академические рельсы), вышли из школы библиофильства: Ефремов, Афанасьев, Майков, Тихонравов, Пекарский и др. Все они были владельцами превосходных книжных собраний, позволившим им, если можно так выразиться, изучать книгу «живьем».
В сущности собрания книголюбов того времени выполняли и функции научных библиотек, которых тогда в России фактически еще не было (если не считать Библиотеки Академии наук в Петербурге), а потребность в них уже властно заявляла о себе. Поэтому особенно существенной чертой была доступность этих библиотек для любого исследователя книги, литературы, культуры. «Я давал книги всем любознательным по их желанию и запросу, — писал С. Д. Полторацкий А. А. Вяземскому в 1860 г., — книжные полки мои были им беспрепятственно доступны. Смотрели, поглядывали, пощупывали, брали что угодно при мне, когда я дома, или без меня, когда я отлучался. Все это делано мною вследствие правила — книги существуют для того, чтобы ими пользовались. Какой прок иметь книги и держать их под спудом и недоступными для других? Пусть ими пользуются. Ну, пропадет десяток-другой, зато сотни книг будут читаны, принесут пользу пли удовольствие и таким образом выполнят свое назначение».{192} Такого же правила придерживался и Якушкин.
Примерно в середине XIX в. начинают формироваться специализированные библиофил некие собрания, отражавшие круг научных интересов их хозяев и являвшиеся серьезным подспорьем в их исследовательской работе. Таковы были библиотеки В. И. Касаткина (книги и рукописи по истории масонства), поэта-революционера М. Л. Михайлова (русская книга XVIII в., столь любовно им описанная в статье «Старые книги»), А. Н. Афанасьева (книга и периодика XVIII в.) и мн. др. Как правило, эти библиотеки вначале были собраниями универсального характера и лишь со временем приобретали специальный профиль. Примерно такую эволюцию прошло и книжное собрание Е. II. Якушкина. Вначале молодой библиофил приобретал просто интересные русские книги по довольно широкой программе (гуманитарные науки вообще и художественная литература, включая периодические издания). В те годы книги были относительно недороги, и их можно было приобрести на Смоленском рынке и у Сухаревой башни у торговавших там букинистов. Когда Евгений Иванович уехал в Ярославль, его друг, такой же страстный библиофил, Александр Афанасьев одно из своих писем к нему закончил восклицанием: «Иду под Сухареву башню!» и объяснил: «Последнюю прибавку делаю, во-первых, чтобы подразнить тебя, и, во-вторых, чтобы доставить удовольствие Елене Густавовне, которая конечно должна быть довольна Ярославлем, потому что в нем нет Сухаревой башни».{193} И Афанасьев, и Якушкин приобретали книги зачастую в ущерб семейному бюджету, ибо лишних денег у них никогда не было. Ярославль тоже не спас семью от покупок книг. Так, из писем Афанасьева мы узнаем и о книжных приобретениях Якушкина в Ярославле, порою весьма дорогостоящих. «Говоря о книжной торговле, — пишет он другу, — ты упомянул о «Пустомеле», но не прибавил, из скольких месяцев состоит приобретенный тобою экземпляр? Сличи-ка твою находку с описанием экземпляра, который был в моих руках (см. в конце книги «Рус[ские] сатир[ическне] журналы»), и уведомь меня. Может, журнал этот состоит и более, нежели из 2-х выпусков, тогда находка для библиографов будет не лишена интереса».{194} Напомним, что этот журнал XVIII в. был большой библиографической редкостью, предметом поисков многих бпблиофилов. Евгений Иванович постоянно наезжал и в Москву, а когда старший сын его Вячеслав поступил в Московский университет, отец с удовольствием сообщал Ефремову: «Теперь я намерен приобретать через него книги у Сухаревой башни и на Смоленском рынке».{195} В 1874 г. в письме к тому же корреспонденту он шутил, что страсть к книгам «перешла с годами в непохвальную жадность, с трудом сдерживаемую».{196} А за два года до смерти он пишет: «Библиотека моя все растет и начинает меня сильно стеснять. Я должен нанимать для нее большую квартиру, хотя часть книг мне все же некуда ставить».{197} Однако Евгений Иванович при всей его «жадности» к книгам принадлежал к такому роду библиофилов, для которых библиотека была не коллекцией редкостей, а живым подвижным собранием, которым он сам пользовался для научной работы и давал пользоваться другим. Постепенно в ней выкристаллизовывалось центральное ядро — книги по юридическим вопросам, этнографии и обычному праву, т. е. по тем отраслям знания, в которых он был крупнейшим специалистом. Продолжали оставаться первоклассными и разделы русской периодики. Довольно большое количество редких книг, приобретенных им в молодые годы, Евгений Иванович щедро раздаривал. «Редкость книг, — пишет он, — меня не привлекает, и я собираюсь все библиографические редкости, не имеющие другого назначения, передать в Румянцевский музей, в том числе 12 иностранных сочинений о России, не указанных в каталоге» Публичной библиотеки».{198} И действительно, Евгений Иванович пожертвовал в библиотеку Румянцевского музея (ныне Государственная Библиотека СССР им. В. II. Ленина) большое количество не только ценнейших изданий, но и рукописей. Поистине царские подарки получали от него и другие учреждения. Так, рукопись «Записок о Пушкине» И. И. Пущина он подарил библиотеке Лицея. Все библиотеки, основанные им в Ярославле, получили от него в дар сотни книг. Перед смертью он передал все местные издания и ряд рукописей Ярославской ученой архивной комиссии. Таких примеров можно было бы привести множество.
Книжное собрание Евгения Ивановича было широко известно далеко за пределами Ярославской губернии. Г. Н. Геннади сам выдающийся библиофил того времени — в своем «Указателе библиотек в России», напечатанном в 1864 г., характеризует библиотеку Якушкина как «собрание журналов, полное собрание альманахов, книг по истории России и этнографии».{199} А ведь это было еще на раннем этапе существования якушкинской коллекции. Позже, в 1873 г., тот же Геннади, собиравший сведения по истории русских периодических изданий, обратился со страниц «Русского архива» ко всем библиографам России с вопросом: «У кого в России значительнейшие собрания русских журналов?». На этот вопрос его коллега К. Н. Бестужев-Рюмин, не колеблясь, отвечал: «Лучшая библиотека журналов у Е. И. Якушкина в Ярославле».{200} Уже после смерти Евгения Ивановича известный исследователь отечественного библиофильства У. Г. Иваск в своей работе «Частные библиотеки в России» писал о собрании Якушкина: «Библиотека находилась в Ярославле и заключала в себе до 15 тысяч томов по русской истории, этнографии, обычному праву, собрание альманахов и пр. Часть книг досталась Якушкину от его отца, декабриста И. Д. Якушкина.
