Евгений Иванович Якушкин (1826—1905) - Любовь Моисеевна Равич

декабристов и пр. Наряду с этими фрагментами рукописей, препарированными с большим искусством и тактической ловкостью, Якушкин привел полностью и ряд таких стихотворений поэта (неизвестных или известных в иных редакциях), которые были безгрешны в политическом отношении: эти публикации маскировали общую направленность его статьи, имея в то же время самостоятельную фактическую ценность».{172} Однако вывод, к которому приходит Т. Г. Цявловская, по нашему мнению, не вполне убедителен. Она пишет: «Многие места из статьи Якушкина утверждают нас в мысли, что первая попытка печатной пропаганды политической лирики Пушкина в России после смерти Николая I исходила из стана декабристов, вернувшихся из Сибири (за границей этим были заняты в те же годы Герцен и Огарев). Это были те же самые декабристы, которые были первыми читателями, переписчиками и распространителями вольной поэзии Пушкина за тридцать пять-сорок лет до того».{173} На самом деле пушкинские материалы на страницах «Библиографических записок» исходили уже от представителей другого, младшего поколения, и в этом как раз сила и огромное значение эстафеты передовой общественной мысли. Конечно, нельзя отрицать тот факт, что некоторые тексты Якушкин получил от Пущина; известно также, что собирание «полного Пушкина» он начал по совету старого декабриста. Однако и Пущин свои воспоминания о Пушкине написал по настоянию Якушкина, так что здесь влияние было взаимным. Общая же причина высокого уважения и интереса редакции «Библиографических записок» к творчеству Пушкина, в особенности к его вольнолюбивым произведениям, объясняется далеко не только непосредственным воздействием вернувшихся из ссылки декабристов; причины тут гораздо более глубокие.

Якушкин, Ефремов, Афанасьев, Касаткин — руководители журнала подобно Герцену считали нерасторжимыми темы «Пушкин — Чаадаев — декабристы». Для них это было наследием свободолюбивых отцов, наследием, за которое они боролись всеми возможными средствами. Интерес к Пушкину кроме литературного имел также и политический аспект, и именно в условиях общественного подъема конца 50-х гг. Публикации «Библиографических записок» и были той «третьей силой» в полемике вокруг Пушкина, которую современные исследователи склонны признавать только за Герценом и Огаревым. Напомним также, что все те публикации в вольной печати, о которых говорит Т. Г. Цявловская, были доставлены Герцену той же редакцией «Библиографических записок», преимущественно Е. И. Якушкиным. Таким образом, связь работ Якушкина о Пушкине с декабристами вовсе не так прямолинейна. Дело тут не только и не столько в личном влиянии возвратившихся из ссылки героев 14 декабря, сколько в преемственности идей, в том, что в России подросло и вышло на общественную арену новое поколение бойцов, для которого идеи декабря и певец их Пушкин имели громадное значение — как пример, как традиция, как символ и как знамя. Игнорировать это обстоятельство сегодня уже не приходится.

Новые материалы, опубликованные в последние два десятилетия, преимущественно разыскания Н. Я. Эйдельмана, убедительно свидетельствуют о наличии в России «партии Герцена», разделявшей установки своего идейного вождя, в том числе и в вопросах культурной традиции. Сторонники Герцена во многом расходились с кругом «Современника», что видно хотя бы на примере отношения к Пушкину и к дворянской революционности. То, что это были расхождения внутри левого лагеря, не делает их менее заметными. Недаром такие убежденные «герценовцы», как Якушкии, Касаткин, Ефремов, никогда не сотрудничали в «Современнике».

Еще более значительной была вторая статья Якушкина в «Библиографических записках» — «Проза А. С. Пушкина» (1859, № 5, 6). В ней помещены уже упоминавшийся план «Русского Пелама», описание встречи поэта с арестованным Кюхельбекером, мнение Пушкина о Пестеле, отрывок, посвященный «Путешествию из Петербурга в Москву» Радищева, 13 отрывков из пушкинских «Замечаний о бунте», предназначавшихся в свое время для Николая I и носивших негласный характер. Среди этих отрывков есть весьма острые: о казнях, произведенных генералом Фреймапом в Башкирии, о генерале Каре, убитом своими крестьянами, и т. п. Статья, имеющая скромный подзаголовок «Библиографические замечания по поводу последнего издания сочинений поэта», далеко перерастает рамки обычной рецензии.

Прежде всего обращает на себя внимание тематика отобранных Якушкиным прозаических отрывков. Все они чрезвычайно значимы в политическом отношении, характеризуют Пушкина как мыслителя. В издании Анненкова (не говоря уже о первом посмертном издании) эти серьезнейшие фрагменты были опубликованы в искаженном виде. Таким образом, первой задачей публикатора было указание на данный факт и приведение исправных текстов. Второй задачей было их комментирование. Якушкин не просто констатирует, например, историческую правоту Пушкина; он спорит с поэтом в тех случаях, когда считает его неправым. Однако и этот спор не является самоцелью (хотя сам по себе чрезвычайно интересен как показатель расхождений между передовыми представителями двух поколений), а представляется нам тактическим приемом, избранным для того, чтобы иметь возможность говорить о вещах и людях «бесцензурного» свойства. Прежде всего это касается Радищева. Борьба за «рассекречивание» Радищева — одна из самых драматических страниц в истории «Библиографических записок».

В ноябре 1858 г. воронежский литератор М. Ф. Де-Пуле, усердный читатель и почитатель журнала, па-писал его редактору А. II. Афанасьеву письмо, в котором спрашивал, нельзя ли в «Библиографических записках» вслед за новиковскими поместить и радищевские материалы. «О Радищеве я уже думал, — пишет Афанасьев в ответном письме, — по дело очень щекотливое в цензурном отношении: на первый раз пущу выписки из известной его книги, по поводу статьи Пушкина о Радищеве».{174}

Обратим внимание на тактику редактора (и автора статьи). Зная, что цензура особо бдительно относится к книге Радищева («Путешествие из Петербурга в Москву» было в России под запретом вплоть до революции 1905 г.), они включают первые материалы о нем в состав рецензии на анненковское издание Пушкина. Якушкин умудрился процитировать несколько весьма острых отрывков из книги Радищева: сцепу рекрутского набора из главы «Городня», сведения о продаже крестьян из главы «Медное», сравнение жизни помещика и крестьянина из главы «Вышний Волочек», причем он все время спорит с Пушки ним, который, по его мнению, неверно оценил Радищева.{175} Приводя строки из статьи Пушкина «Мысли на дороге», он иллюстрирует их выдержками из «Путешествия из Петербурга в Москву». Сам же он пишет об авторе этой прославленной книги: «Радищев представляется каким-то совершенно одиноким явлением в русской литературе XVIII столетия. Воспитанный за границей в то время, когда старый порядок вещей уже был осужден безвозвратно на гибель, автор «Путешествия» до такой степени проникся новыми началами, убеждением в необходимости преобразований и в их несомненной силе, что всякая уступка отживающему порядку вещей, всякая сделка с устаревшими понятиями стали для пего невозможны. Ни один русский писатель XVIII века не представляет такого цельного характера. В то время, когда другие, увлеченные сначала тем же умственным движением, стали мало-помалу мириться с действительностью или вдались в мистицизм — это убежище