Память Света - Роберт Джордан

Управляемые им твари, окутанные туманом, ковыляли вниз по склону. Троллоки с покрытой волдырями кожей, словно ошпаренные кипятком, и с мертвенно-белыми глазами. Вряд ли они ему ещё понадобятся, после того как он использовал их души для своего восстановления. Его безумие отступило. По большей части. Ну, не по большей. В достаточной мере.

Сам он шагал в центре сгустка тумана. Он ещё не переродился полностью, не до конца. Ему требовалось место, где бы он мог посеять своё зерно. Место, в котором границы между мирами истончились. Где его сущность может впитаться в камни и заполнить местность его сознанием. Этот процесс займёт годы, но когда это случится, его будет гораздо сложнее убить.

Сейчас Шаизам был очень хрупок. Эта смертная оболочка, шагавшая в центре его сознания… он был с ней связан. Это был Фейн. Падан Фейн.

И всё же он был огромен. Эти души создали большой туман, а тот, в свою очередь, находил новые и поглощал их. Прямо перед ним люди сражались с Отродьями Тени. Все они добавят ему сил.

Его мёртвое воинство ступило на поле битвы, и обе стороны немедленно вступили с ним в бой. Шаизам задрожал от удовольствия. Они не видели, не понимали. Его слуги тут не для того, чтобы сражаться.

Они нужны для отвлечения внимания.

Бой продолжался, а он заполнил своей сущностью щупальца тумана и принялся пронзать ими тела сражавшихся людей и троллоков. Он захватил Мурдраалов. Поглотил их. Использовал.

Вскоре вся эта армия станет его собственной.

Она была нужна ему на случай, если его старинный враг… его добрый друг решит на него напасть.

Эти двое друзей — его врагов — пока были заняты друг другом. Великолепно. Шаизам продолжил наступать, разя противников, как с одной стороны, так и с другой. Некоторые пытались напасть на него, бросаясь в туман, прямо в его объятья. И, разумеется, погибали. Туман и был его истинной сущностью. Он пытался создать его и раньше, будучи Фейном, но ещё не был достаточно зрел для этого.

Им его не достать. Ни одна живая сущность не может противостоять туману. Когда-то он был безмозглой субстанцией. Которая ещё не была им. Но они вместе оказались в ловушке, он вынес её семя, и та смерть — та великолепная смерть — предоставила плодородную почву в человеческом теле.

Внутри него переплелись три сущности. Туман. Человек. Повелитель. Этот чудесный кинжал, который сейчас несла его физическая оболочка, взрастил нечто восхитительное — новое и очень древнее одновременно.

Так что туман был им, но в то же время и не им. Безумство, но это было его тело, и теперь оно несло его разум. И как замечательно, что скрывающие небо тучи позволяют ему не беспокоиться о том, что он испарится на солнце.

Как мило, что его древний враг так ему рад! Его физическая оболочка в сердце крадущегося тумана рассмеялась, а его разум — туман — ликовал от того, как идеально всё сложилось.

Это место будет принадлежать ему. Но ему ещё нужно поглотить Ранда ал’Тора, который обладает сильнейшей из душ.

Это будет прекрасное пиршество!

Гаул вцепился в камни у входа в Бездну Рока. Ветер рвал его на части, швыряя песок и осколки камней, оставляющие на теле глубокие порезы. Но он только рассмеялся, подняв лицо к чёрной воронке урагана.

— И это всё, на что ты способен? — кричал он в небо. — Я жил в Трёхкратной Земле. Я слышал, Последняя Битва будет грандиозной бурей, а не сквозняком, уносящим лепестки цветков сим с крыши дома моей матери!

Словно в отместку ветер подул сильнее, но Гаул распластался на камне, не позволяя себя оторвать. Его шуфа улетела, и он обвязал нижнюю часть лица лоскутом рубахи. У него осталось всего одно копьё. Остальные сломались, либо были вырваны из его рук ветром.

Он подполз ко входу в пещеру, который заслоняла от него только стоявшая на пути тонкая пурпурная пелена. Перед входом вдруг возникла фигура в чёрной кожаной одежде. Рядом с ней ветер стих.

Щурясь от штормового ветра, Гаул бесшумно подкрался сзади и ударил копьём.

Губитель с проклятьем обернулся, отбивая копьё рукой, которая внезапно стала твёрдой как сталь.

— Чтоб тебе сгореть! — крикнул он Гаулу. — Замри!

Гаул отпрыгнул, и Губитель ринулся было на него, но тут появились волки. Гаул отступил и спрятался среди камней. Губитель был здесь очень силён, но того, кого не видел, убить не мог.

Волки нападали на Губителя, пока он не исчез. В долине были сотни рыскавших в ветреной мгле волков. Уже несколько десятков животных погибло от руки Губителя. И Гаул прошептал прощальные слова ещё нескольким, павшим в этой атаке. Он не мог общаться с ними, подобно Перрину Айбара, но они были его братьями по копью.

Гаул крался медленно и осторожно. Не только его одежда, но и кожа слилась с цветом скалы — он чувствовал, что так будет правильно, и они стали именно такими. Возможно, им с волками и не справиться с Губителем, но они постараются. Очень постараются.

Сколько прошло времени с тех пор, как его оставил Перрин Айбара? Возможно часа два.

«Если тебя сразила Тень, дружище, — подумал Гаул, — я молю лишь о том, чтобы ты хорошенько плюнул в глаз Застилающему Зрение перед тем, как пробудиться ото сна».

Губитель вновь появился на скале, но Гаул не двинулся вперёд. Противник уже и раньше создавал свои каменные изваяния. Гаул осторожно и медленно огляделся. Возле статуи появились несколько волков, обнюхивая её.

И статуя начала их убивать.

Гаул выругался и выскочил из своего укрытия. Губитель видимо только этого и ждал, он метнул копьё, одно из собственных копий Гаула. Оно вонзилось Гаулу в бок. Он охнул и упал на колени.

Губитель рассмеялся и поднял руки. От него хлынул мощный поток воздуха, разметавший волков. За порывами ветра Гаул едва мог расслышать их визг.

— Здесь, — прокричал Губитель сквозь ураган, — я король! Здесь я сильнее любого Отрёкшегося. Это место моё, и я стану…

Возможно, это боль в ране повлияла на ощущения Гаула, но ему показалось, что ветер стихает.

— Здесь я буду…

Ветер стих полностью.

В долине повисла тишина. Губитель замер, затем встревоженно посмотрел в сторону пещеры, которую не мог видеть. Казалось, ничего не изменилось.

— Ты не король, — произнёс тихий голос.

Гаул обернулся. На каменном выступе позади него стояла фигура, одетая в зелёные и коричневые цвета двуреченского лесоруба. Тёмно-зелёный плащ слабо шевелился на стихшем ветру. Перрин стоял, прикрыв глаза и слегка приподняв подбородок, словно обратив лицо к солнцу, хотя если оно и светило, то было скрыто за облаками.