Тонкая работа - Уотерс Сара

Мне бы обрадоваться. Но я не обрадовалась. А почему-то сразу представила, как жесткие усы корябают нежную кожу. У нее такие гладкие пальцы, такие мягкие белые ногти. Только сегодня утром я их подстригала. Одевала ее, причесывала. Заботилась о ней, наряжала – и все ради этой вот минуты. Все для него. Сейчас, рядом с ним, черноволосым, облаченным во все темное, она казалась такой бледненькой, маленькой и нежной, что я испугалась: вот-вот хрупнет. Подумала: вдруг он ее проглотит, как серый волк? Или зашибет?

Я отвернулась. Дневной жар, густой воздух, тяжкий запах камыша – все это показалось мне вдруг невыносимым. Я повернулась и тихо побрела назад, к недописанному этюду. Через минуту громыхнуло, а еще через минуту послышался шелест юбок, и из-за угла каменной ограды показались Мод и Джентльмен: они шли под ручку быстрым шагом, перчатки на ней застегнуты как полагается, глаза долу. Он клонит к ней голову и придерживает за ручку.

Джентльмен первым заметил меня:

– Сью! Мы не хотели вас будить. Решили прогуляться по берегу и загляделись на реку. Солнце уже скрылось, и, кажется, дождь собирается. Есть у вас плащ для вашей госпожи?

Я не произнесла ни слова. Мод тоже молчала и упорно смотрела себе под ноги. Я накинула на нее плащ, потом взяла холст и краски, табурет и корзинку и поплелась следом за ними к калитке, а потом – к дому. Мистер Пей распахнул перед нами дверь. И только он ее закрыл, как грянул гром. И на землю закапали темные крупные дождевые капли.

– Как раз вовремя! – сказал Джентльмен, пристально глядя на Мод, с неохотой выпуская ее руку.

Руку, которую он целовал! Наверное, на ней еще оставался след его поцелуя – я заметила, как она украдкой прижимает руку к груди, словно баюкает.

Глава пятая

Весь вечер лил дождь. Потоки мутной воды текли мимо дверей подвала, заливая кухню и кладовые. Нам пришлось поторопиться с ужином, потому что мистер Пей и Чарльз собрались выносить мешки. Я стояла рядом с миссис Стайлз на черной лестнице у окна и смотрела на струи дождя и на вспышки молний.

Миссис Стайлз зябко повела плечами и сказала задумчиво:

– Плохо тем, кто сейчас в море!

Я раньше, чем обычно, поднялась в комнаты Мод и села, не зажигая света, так что когда она вошла, то поначалу меня не заметила – встала посреди гостиной и закрыла руками лицо. А когда, при очередной вспышке молнии, увидела меня, вздрогнула от неожиданности.

– Это вы? – спросила.

Глаза ее казались огромными. Она провела вечер в компании дядюшки и Джентльмена. «Ну сейчас она мне все расскажет», – подумала я. Но она только посмотрела на меня испуганно, потом грянул гром – и она убежала в спальню. Я пошла за ней следом. И пока я ее раздевала, она стояла безвольно, как в объятиях Джентльмена, только руку со следами поцелуя держала на отлете – берегла. Легла в постель и тихо лежала, лишь время от времени спрашивала:

– Вы слышите, как поливает? – И чуть погодя: – Кажется, гроза уходит…

Я представила себе подвал, залитый водой. Подумала о моряках в бескрайнем море. Подумала о Боро. Под дождем кровли лондонских домов громыхают. Я представила себе, как миссис Саксби лежит в постели, прислушиваясь к шуму дождя, и думает обо мне.

«Три тысячи фунтов! – сказала она. – Ох ты мать честная!»

Мод оторвала голову от подушки, видно, собиралась с духом. Я закрыла глаза. «Ну вот, сейчас начнет», – подумала я.

Но она так ничего и не сказала.

Когда я проснулась, дождь перестал и в доме было тихо. Мод лежала бледная как молоко: принесли завтрак, но она не притронулась к еде. Говорила спокойно, причем обо всяких пустяках. Так влюбленные себя не ведут. Впрочем, я надеялась, что вскоре она не выдержит и заговорит о своем возлюбленном. Наверное, ее переполняют чувства.

Она смотрела, как Джентльмен прохаживается под окнами и курит, но так и раньше бывало, а позже, когда он направился к мистеру Лилли, заявила, что пойдет на прогулку – одна, без него. Солнце почти не проглядывало, небо снова заволокло тучами, и земля была в свинцовых лужицах. Воздух был так пронзительно чист и свеж, что у меня голова закружилась. Но мы, как прежде, направились к леднику, потом – к часовне с могилами. Она присела у материнской могилы. Серое надгробие намокло и потемнело от воды. Траву вокруг прибило дождем. Рядом с нами без страха похаживали большие черные птицы – клевали червяков, наверное. Я стала за ними наблюдать. И видимо, тяжко вздохнула, потому что Мод, все еще хмурясь, посмотрела на меня и спросила участливо:

– Вам грустно, Сью?

Я покачала головой.

– Не отпирайтесь, – настаивала она. – Я во всем виновата. Я водила вас сюда, в это тоскливое место, и думала лишь о себе. Но вы знаете, каково это – узнать материнскую любовь и потом ее потерять.

Я отвернулась.

– Ничего. Это не важно.

Она сказала:

– Какая вы сильная…

Я вспомнила о своей матери, умершей на эшафоте, и вдруг мне захотелось – никогда мне этого не хотелось, – чтобы она была обычной женщиной и чтобы умерла, как обычно умирают.

Словно подслушав мои мысли, Мод вдруг тихо сказала:

– А как – ничего, что я спрашиваю? – как умерла ваша мать?

Я сразу и не нашлась. Потом сказала, что она проглотила булавку и задохнулась.

Я правда знала одну женщину, которая умерла таким образом. Мод, услышав мой ответ, охнула. Потом глянула на материнскую могилу.

– А представьте себе, – тихо произнесла она, – что бы вы чувствовали, если бы сами дали ей эту булавку?

Странный вопрос, но, разумеется, я к тому времени привыкла к ее странной манере вести беседу. Я ответила, что очень бы мучилась.

– Правда? – оживилась она. – Видите ли, я не просто так поинтересовалась. Потому что я самим своим рождением убила маму. Я так же виновата в ее смерти, как если бы зарезала ее собственной рукой!

Она посмотрела на свои перчатки – кончики пальцев окрасились от глины.

– Чушь какая. Кто вам такое сказал? Ему должно быть стыдно.

– Никто не сказал. Я сама так думаю.

– Тем хуже, потому что вы умная и сами должны понимать. Разве можно нарочно не рождаться?!

– А я бы хотела – нарочно! – крикнула она.

Черная птица взлетела из-за могилы, громко захлопав крыльями, – звук был такой, словно вытряхивают ковер, вывешенный из окна. Мы, разом повернув головы, стали смотреть, как она летит, а когда я обернулась к мисс, в глазах у нее стояли слезы.

Я подумала: «Ну и чего ты плачешь? Ты любишь, ты любима». И попыталась напомнить ей.

– Мистер Риверс… – начала я.

Но при упоминании о нем она лишь повела плечами.

– Посмотрите на небо, – быстро проговорила она. Небо над нами стало темно-свинцовым. – Кажется, опять будет гроза. А вот и дождь, смотрите!

И закрыла глаза, подставляя лицо под первые капли, и через пару минут уже не понять было, дождь ли струится по ее щекам или слезы. Я шагнула к ней и взяла ее за руку:

– Накиньте плащ.

Дождь полил со страшной силой. Я подняла ей капюшон, застегнула, укутала, как маленькую, – она стояла не шелохнувшись, и я подумала: если бы я не спохватилась, она бы так и сидела на могилке и, наверное, промокла бы насквозь. Я довела ее до часовни. Дверь была заперта, на тяжелой цепи – замок, но над входом был небольшой дощатый навес, по счастью не дырявый. Дождь тяжко лупил по доскам, так, что они дрожали. Подолы наших платьев намокли и отяжелели. Мы стояли бок о бок, прижавшись к двери, а дождь бил в землю своими прозрачными стрелами. Тысяча стрел – на одно несчастное сердце.

– Мистер Риверс просил моей руки, Сью, – вдруг призналась она.

Сказала это самым обыденным тоном – так отвечают затверженный урок, и, хотя я так долго ждала этих слов, ответ мой прозвучал довольно уныло:

– О мисс Мод, я рада как не знаю кто!

Капля дождя прозвенела меж нами.

– Правда? – сказала она. Локоны ее прилипли к мокрым щекам. – Тогда, – грустно сказала она, – мне очень жаль. Потому что я еще ему не ответила. Не могу же я… Дядюшка мой… Он просто так меня не отпустит. Придется ждать целых четыре года, пока мне не исполнится двадцать один. Ведь это жестоко – просить мистера Риверса так долго ждать?!